Уильям Лэшнер - Меченый
Он наклонился ко мне и прошептал:
– Мы можем поговорить наедине?
– Конечно, – ответил я, жестом отправил Бет на скамейку и отошел с Юджином Фрэнксом в конец коридора.
– Прекрасное исковое заявление, – сказал он.
– Я постарался.
– Мы все хорошо над ним посмеялись. Вы действительно считаете, что ссылки на Четырнадцатую и Шестнадцатую[5] поправки к Конституции США уместны в данном случае?
– Может быть, вам стоит посмеяться перед судьей? Уверен, что она посмеется вместе с вами над государственными символами и проявлениями рабства.
– Но ваша клиентка даже не чернокожая.
– Дождитесь прений сторон.
– Я в недоумении. – Юджин поджал губы. – Не вы ли пару лет назад сбили спесь с Уильяма Прескотта?
– Допустим.
– Прескотт был первым адвокатом, с которым я работал в этой фирме. Он был моим наставником, поручил мне первое крупное дело, а вы погубили его карьеру.
– Прескотт сам погубил свою карьеру, – возразил я. – Я лишь указал на это соответствующим властям.
Юджин Фрэнкс пристально посмотрел на меня и отвернулся.
– Мне никогда не нравился этот сукин сын. Виктор, как мы можем уладить это дело?
– Моя клиентка не хочет переезжать.
– Это всего лишь переезд. Она найдет другую квартиру. Здесь нет ничего страшного.
– Но не для нее.
– Мы только хотим привести дом в порядок, продать заново отделанные квартиры и заработать деньги. Мы не такие уж плохие парни.
– Я знаю.
– Сколько нужно, чтобы она съехала в течение месяца?
– Дело не в деньгах. Они мало для нее значат.
– Это меня огорчает.
– Меня тоже.
– Знаете, Виктор, это звучит немного по-философски, но все меняется. Так или иначе здание превратят в кондоминиум. Поговорите с ней, пожалуйста. Найдите компромисс, прежде чем мы начнем обсуждать Шестнадцатую поправку перед судьей.
– Постараюсь.
Поза Бет выражала странную пассивность: руки сложены на коленях, голова слегка наклонена к плечу. Обычно перед судом Бет была сгустком энергии: сидела на краешке стула и непрерывно подбирала в уме доводы в свою пользу.
Я сел рядом с Бет.
– Выторговал тебе немного времени.
– Спасибо.
– Могу еще ненадолго продлить. У меня есть кое-какие аргументы, и я готов их представить судье.
– Я читала исковое заявление. Твои аргументы безнадежны.
– Я знаю, но мне понравилась реакция Фрэнкса на заявление. Не исключено, что судье понадобится время для вынесения постановления. Могу также поговорить с секретарем суда. По-моему, я знаком с его братом.
– Хорошо. Это может сработать.
– Но, знаешь, Бет, этот Юджин Фрэнкс – неплохой парень.
– В зеленом костюме он выглядит как лягушка.
– И люди, которых он представляет, не желают тебе зла. Они просто бизнесмены.
– Они выгоняют меня из дома.
– Им это разрешено. Законом. В конце концов тебе придется переезжать.
– Это они так говорят.
– Затягивание переезда не решит проблему.
– Зато доставит мне удовольствие.
– Бет, что с тобой происходит?
– Не знаю, Виктор. Я чувствую себя… парализованной. И дело не в том, что квартира мне очень нравится. Просто мне невыносима сама идея искать новое жилье, паковать вещи, переезжать, все распаковывать. Да и на новом месте будет все то же самое: та же постель, тот же стол, то же существование. После того, что произошло с Франсуа, после того как разворошили память о моем отце, жизнь приняла странный оборот – она просто катится сама по себе в никуда. Она меня не особенно удовлетворяет, но у меня не хватает смелости направить ее в каком-то конкретном направлении. Но возможно, если я останусь в своей вонючей квартире еще на несколько вонючих лет, все постепенно образуется.
– Твоя логика впечатляет. Однако положение не столь удручающе, как тебе кажется. Посмотри на нашу фирму. Бизнес с каждым днем расцветает.
– Мы еле сводим концы с концами, и делаем это уже несколько лет. Сводим концы с концами.
– Мы боремся против зла. Как насчет Терезы Уэллмен? Мы собираемся вернуть ей дочку.
– Это ты собираешься вернуть ей дочку. А я присутствую в фирме просто для мебели. Мне нужно что-то сделать, но я не знаю что.
– Чего ты хочешь, здесь и сейчас? Хочешь получить деньги?
– Давай.
– Правда?
– Конечно. Деньги – это хорошо. Забавно было бы купить себе яхту, как ты думаешь? Синие блейзеры и белые брюки.
– Тебе бы они пошли.
– Мне нужно было родиться в семье Пирпойнт и быть сказочно богатой.
– Они много не заплатят, но кое-что я смогу выторговать. Хотя в этом случае тебе придется переехать до конца месяца.
– Хорошо.
– Правда? – удивился я. – Ты легко поддалась на соблазн легких денег – это на тебя не похоже.
– Извини, Виктор. Все это глупо. Мне не следовало тебя втягивать в это дело, особенно перед слушаниями по делу Терезы и в то время, когда ты пытаешься договориться насчет Чарли Калакоса. Мне следовало искать новую квартиру, как только я получила уведомление. Наверное, я немного выбита из колеи.
– Мы оба выбиты из колеи.
– Не знаю, ты последнее время выглядишь счастливым.
– Потому что влюбился. В журналистку.
– Правда?
– По крайней мере сейчас я так чувствую. Вчера была девушка на мотоцикле.
– По-моему, ты тоже что-то ищешь.
– Наверное. А помнишь помощницу стоматолога-гигиениста, которая разгромила мою квартиру?
– Конечно.
– Я еще не навел порядок.
– Виктор?
– Квартира до сих пор в руинах.
– Виктор, – она мрачно рассмеялась, – это же никуда не годится.
– Увы.
– Тебе нужно будет ехать в «ИКЕА».
– Но я ненавижу «ИКЕА» – светлое дерево и шведский юмор. Меня зовут не Свен, я давно закончил колледж, я даже не знаю, что такое логанова ягода.[6] Квартира в стиле «ИКЕА» будет означать мою смерть.
– Боже мой, Виктор, ты даже в худшей форме, чем я.
Я потер грудь и ощутил боль от татуировки.
– Тебе неизвестна даже половина происходящего. Запомни раз и навсегда, Бет: какие бы неприятности с тобой ни случались, мои неприятности всегда гораздо хуже. А сейчас я пойду и выясню, какие деньги могут тебе перепасть.
– Давай.
Я встал и повернулся к Юджину Фрэнксу, который смотрел на нас с надеждой на лице.
– На сколько ты надеешься? – тихо спросил я у Бет.
– Мне все равно, – откликнулась она.
– Тогда я постараюсь.
Направляясь к Фрэнксу, я отрицательно покачал головой. Он поднял брови.
– Безнадежно, – сказал я. – Извините. Ее абсолютно, решительно нельзя купить. Она собирается оставаться в квартире до последней минуты, отпущенной законом. Она сказала, что сделает это из принципа.
– Ненавижу принципы, – сообщил Фрэнкс. – Им нет места в юридической практике.
– Это всем известно, – согласился я. – Но такая уж она женщина.
– Вы не можете ее переубедить?
– Я пытался, – сказал я. – Испробовал все средства. Давайте скажем, чтобы дело готовилось к слушанию. Мы где-то в середине списка, поэтому нас вызовут после полудня.
Он посмотрел на часы.
– Я не могу ждать весь день слушания этого дурацкого дела. У меня назначена встреча с партнером-распорядителем по поводу нового клиента.
– Стэнфордом Куиком? С тем парнем, который представляет фонд Рандольфа?
– Это клиент, который назначается государством. Остальные – корпоративные гиганты.
– Почему это так срочно?
– Он типичный ублюдок. Не желает, чтобы простой партнер заставлял его ждать.
– Простите, Юджин, но она непреклонна. Я не буду возражать, если мы отложим…
– Вы имеете представление, сколько мы теряем за каждый день отсрочки строительства? Нужно решить это сегодня.
– Хорошо. Тогда у нас нет выбора, кроме как предстать перед судьей.
Мы подошли к дверям зала суда, открыли их. И тут же по нам ударил гомон и запах. Зал в тот день напоминал ожившую поэму Эммы Лазарус, начертанную на основании статуи Свободы: усталые, сбившиеся в кучу люди, бедняки и бездомные, ищущие приюта. Фрэнкс понюхал воздух и отступил на шаг.
– Виктор, что, если мы предложим сумму, которая поразит ее?
– Ах, Юджин, – сказал я, качая головой с печальной уверенностью, – сомневаюсь, что она согласиться, но всегда можно попробовать.
Глава 16
Свечи и благовония, тьма и плотный запах больного человека, собранные в кучу подушки в голове постели, мучительный кашель, призрак смерти, свернувшийся горгульей на худой старческой груди.
– Хотите чашечку кофе, Виктор?
– Нет, спасибо, миссис Калакос.
– Я крикну Талассе, она заварит. Кофе, который она готовит, больше похож на спитой чай, потому что она заваривает кофейную гущу несколько раз, но тем не менее я могу попросить.
