Борис Бабкин - Тайна меча самураев
– Думать надо, – сердито проговорила Алла. – В общем, завтра увольняюсь с работы, и через два дня уезжаем. И я не шучу, – заверила она отца и вышла.
– Женушка тебе, парень, с характером досталась, – кивнул Альберту генерал. – Но жизнь у нее будет нелегкой. На вашу хозяйку покушение за покушением. Вот и думай – жив твой муж или нет.
– Все будет хорошо, – улыбнулся Альберт. – Сын родится, будет Арсением.
– Вот уж спасибо, – помолчав, со слезами на глазах проговорил генерал.
– Никаких Арсениев у меня больше не будет, – услышал он голос Аллы.
– Мое отчество, между прочим, тоже Арсентьевич, – ответил Альберт.
– Съела? – повеселел генерал.
– А я дочь рожу, – заявила она.
– Хоть двух, но сын все равно будет, и именно Арсений Альбертович, и никак иначе.
– А я ведь и передумать могу замуж за тебя выходить, – засмеялась Алла.
– Тогда я тебя украду, – улыбнулся Альберт.
– А я искать не буду, – добавил генерал.
– Говоришь, в Питер переезжать собрался? – усмехнулся Василий. – Он шутил или серьезно согласился?
– Серьезно, – услышал он женский голос.
– Ништяк, – кивнул Василий. – А этот Альбертик, значит, из охранников Березовой. Какое совпадение, – усмехнулся он. – На этом, собственно, можно неплохо сыграть. В общем, ты об этом поподробнее узнай и тогда скажешь. – Он отключил телефон. – Вот это новость, – усмехнулся он. – Чтобы отец переехал из своей берлоги, – он качнул головой. – Хотя он, наверное, за Аллу боится. И правильно, собственно, делает. А Ивана я сегодня тормошить не буду. Козлиная харя, мент называется. Даже по голосу узнать не смог, – он рассмеялся.
– Там что-то происходит странное, – недовольно проговорил по телефону Тарас. – Приезжай, надо поговорить. Гусар звонил и…
– Понятно, – перебил его Михо. – Сейчас буду.
Магадан
– Хрен его знает, где эта падаль, – пожал плечами Карлов. – Но что в области, это точно. Проверили всех его знакомых и приятелей. Баб, с которыми он валандался. Жена утверждает, что он улетел в Хабаровск. Хотя по глазам видно, врет, – усмехнулся он. – Собственно, искать его начали через два часа, и выехать из района он еще не успел. Тем более все гаишники знают наши машины, и никто его не видел.
– Машина в гараже, – остановил его Ларионов. – Он мог снять частника и поехать с ним. Хотя вряд ли…
– Прокопенко понимает, что его ищут, а как это делается, он прекрасно знает. Но куда он мог залечь? – нахмурился Ларионов. – Мне кажется, он в городе. Здесь, если есть надежное жилье, никто не найдет. В области у него нет никого, а еще большая вероятность встречи с теми, кого он сажал. Уголовники не забывают про ментов, которые их брали. Я вот все никак не привыкну к тому, что я полицейский, – усмехнулся он. – Впору нам царские значки выдавать с изображением легавой собаки, что означало уголовный розыск. Оттуда и прозвище – легавые. В городе Прокопенко. Но как же все сложилось для него удачно, – процедил он. – А то бы мы уже взяли и остальных. И я теперь допускаю, что из ментов он там не один был.
– Скорее всего, так и есть, – согласился Карлов. – Представляю сейчас состояние Леньки. Он же сколько раз с ним за руку здоровался! А почему тогда не послушали…
– Да пьянь он, – перебил его Ларионов. – Иванов – алкаш известный. Он позвонил, ему не поверили. Все логично. Он же подвыпивши был, и к Валерке Суханову, брату Леньки, зашел на похмелку попросить. Вот его на хрен и послали. А кто надпись стер, – он качнул головой, – собственно, доказать это все равно бы не смогли. Но Прокопенко понял, что Леньке доказательства не нужны, вот он и соскочил. Чем, собственно, подтвердил правоту слов Иванова. Сколько лет прошло, а Иванов, хоть и алкаш, не забыл. А молчал, потому что сразу понял – не поверили и уже никогда не поверят. Да и он сохраннее будет. Если бы Прокопенко узнал, тут же бы грохнул… В общем, понимаю я Иванова. А Леньке повезло, что он на метеостанцию ушел. Все-таки повлияла на него встреча с Березовой, – усмехнулся он. – А ведь он утверждал, что никаких отношений с порядочными женщинами не допустит. Хочется бабу, заплатил, и все дела. А тут все-таки зацепило его. Да, собственно, и ее тоже, – кивнул он. – Но нет у них будущего, – уверенно добавил он. – Ленька никогда с ней не будет. Собственно, как любой нормальный мужчина. Жить за счет женщины и быть вроде альфонса, – он качнул головой. – Я бы так не смог…
– А многие живут и вполне довольны, – засмеялся Карлов. – Как мужчины, так и женщины. Но я тоже не смог бы. Хотя бы потому, что уже женат на враче-терапевте, – захохотал он. – И получаю больше, чем она. Правда, Ленька говорит, что если бы она работала, как все медики, то выходило бы больше, чем у меня, раза в два. Но жить за счет подачек, – он качнул головой, – российскому полисмену не положено.
– Точно, – засмеялся Ларионов. – Полисмен все-таки лучше, чем полицейский. Я поначалу думал, что раз полицейский, то чуть ли не предатель. В войну полицейский был предателем родины. И при царе полицейские были. А…
– Эй, вы, – окликнул их плешивый оперативник, – к начальству! Какая-то взбучка будет.
– Из-за Прокопенко, – уверенно проговорил Ларионов. – И разбор полетов с теми, кто выезжал на трупы жены и детей Валерия Суханова. И мы тоже спросим. Кто стер надпись? Прокопенко тогда в Ягоднинском РОВДе служил. Наверняка там про это и будут разговор вести.
– Ищут тебя, – сказала сидевшему в кресле перед телевизором вошедшая миловидная женщина. – И плакаты с твоей физиономией. Так что с тебя причитается, и много, – усмехнулась она.
– Рассчитаюсь, Олеся, – вздохнул Прокопенко. – За это можешь не волноваться. Собственно, я и сейчас не пустой пришел. До лета протянем, а летом улетим. Доберемся до Якутска, а оттуда…
– И как рассчитываешь это сделать, если ты в розыске? – насмешливо спросила она. – Или думаешь, к лету тебя искать перестанут?
– Нет, понятное дело, – усмехнулся он. – Просто я документы заранее приготовил. Погоди, – подмигнул он ей и вышел из комнаты.
– Чего ждать-то? – усмехнулась Олеся.
– Засекай время, – услышала она его голос. – Через восемь минут появлюсь.
– И что? – спросила Олеся. – Ты мне миллион на тарелочке с голубой каемочкой принесешь?
– И это будет, – отозвался он. – Но позже. А сейчас смотри.
В комнату вошел рыжеволосый, с рыжими усами мужчина. На левой щеке был шрам.
– Ты кто? – опешила она.
– Не узнала? – насмешливо спросил Прокопенко.
– Тьфу ты, – усмехнулась Олеся. – Действительно, не узнать. И как ты…
– Так это еще торопился, – отклеивая усы и снимая парик, усмехнулся он. – И удостоверение участника войны в Чечне. В общем, прорвемся.
– Ну ты и актер, – покачала она головой.
– Пойду, шрам смою, – усмехнулся Прокопенко.
– А вы действительно за клад грохнули Валерку Суханова? – спросила Олеся. – А зачем жену и детей?
– Я бы мог тебе сказать, что противился этому, но ничего не мог сделать, – вздохнул он. – И это правда. Я не убивал ни Наташку, ни тем более детей. Но я был соучастником… Очень уж мне хотелось найти клад. Там спрятано много золота, а это большие деньги. Валерка, скорее всего, тоже не знал, где находится клад, он просто молчал. Мы его припугнуть хотели, приставили сыну нож к горлу. Валерка в драку, мужик здоровый. И Наташка одного ножницами хотела ткнуть. В общем, ее и детишек сгоряча положили. А Валерку вытащили в сопки. Так, сука, и умер молча. А вот Наташка фамилию мою кровью написала. Хорошо, один мой знакомый стер сразу. А так бы еще тогда меня захомутали. Просто повезло, – усмехнулся он. – Суханов звонит, и…
– А ведь Суханов тебя лично искать будет, – перебила его Олеся. – А он умеет находить. Вот что, Владик, – вздохнула Олеся, – ты будешь у меня до тех пор, пока таять не начнет. А потом уходи. С тобой я не поеду. Всю жизнь бояться, что и меня как соучастницу посадят. Я про тебя слова никому не скажу. Но уедешь ты один. Понял?
– А если не уйду? – уставился он на нее.
– Тогда я просто к подруге уеду. Она меня давно приглашала. А ты один здесь долго не просидишь. Сейчас ужин приготовлю. И бутылку я взяла, – улыбнулась она. – Коньяк армянский ты просил.
Река Килгана, метеостанция
– А ты мне вот что скажи, – посмотрел на Леонида Матвей Федотович, – ты сам-то веришь, что клад есть?
– Есть, – кивнул пивший чай Леонид. – Я слышал, как мама с отцом ругалась. Мол, живем как дикари, а ты возьми оттуда что-нибудь, и уедем с этой проклятой Колымы. Ведь никто за этим богатством не придет, – Леонид качнул головой. – А отец сказал: за это дед мой погиб и отец. И я Иудой не буду – клад принадлежит государству. Ну, а мне лично – моя законная часть… Мама рано умерла, мне четырнадцать только исполнилось. Отец меня отправил на материк, к тете Любе. Я там десятилетку закончил, в рязанское училище поступил. А до этого у местного тренера боевое самбо постигал. Потом карате занимался, а в училище – рукопашный бой. Одним из лучших был, – вздохнул он. – Собственно, когда узнал, что отца убили, сразу понял, за что. Брата уговаривал, мол, уезжай. Он ни в какую. А потом через два года и его. Убили. Я ни отца, ни Валерку похоронить не смог. Воевал, – вздохнув, Леонид закурил. – Я себе слово дал: найду тех, кто отца и брата с семьей убил, и сам приговор вынесу. И сам исполню. Пусть делают со мной что хотят. Но я свое слово сдержу. Хорошо, что звонок мой Прокопенко принял. Теперь он от меня никуда не денется и остальных назовет. Он лета ждать будет, – уверенно проговорил Леонид. – Потом загримируется, документы наверняка уже приготовил, и попробует на автобусах в Якутию пробраться. Самолетом он не рискнет, до железки будет добираться. Но я его с Колымы не выпущу.
