Чак Клостерман - Человек видимый

Встречи наши продолжались и проходили практически одинаково. Он появлялся в моем офисе в обычном виде, без маскировочного костюма, усаживался в белое кресло и сообщал, о чем мы будем говорить. Обычно он так и начинал: «Сегодня мы будем обсуждать время, проведенное мною с таким-то», после чего начинал рассказ. Время от времени он вставал и расхаживал по кабинету, оживленно жестикулируя. Я слушала его, делала заметки в своем блокноте и изредка задавала вопросы (иногда он на них отвечал, но чаще игнорировал). Порой мы обсуждали одного субъекта на протяжении нескольких недель, в другой раз он долго анализировал поведение какого-то конкретного человека, внезапно переходил к другой теме, а потом так же неожиданно возвращался к нему (не объясняя причину своего отступления).

Я назвала рассказы о самых интересных объектах наблюдения Игрека их именами. Предположительно, мы беседовали об этих разных людях, чтобы Игрек мог лучше осознать свою вину в нарушении их приватности — и иногда мы действительно касались этого момента. Но сегодня, перечитывая записи, я начинаю думать, что его главные мотивы были невероятно эгоистичными. Игрек испытывал вину, но… как бы это сказать, весьма своеобразно.

Как и раньше, я сократила монологи Игрека и передаю их обыкновенной прозой (в квадратных скобках приведены мои высказывания). Записки скомпонованы в хронологическом порядке, а там, где он нарушен, имеются примечания.

Я не могу поручиться за достоверность содержания рассказов, поскольку не была свидетельницей описываемых событий.

Беседы о Валери заняли несколько сеансов, начиная с недели, следующей за 9 мая. Хотя Игрек никогда не уточнял, где происходили эти события, у меня создалось впечатление, что Валери жила в Северной Калифорнии. Продолжительность каждой встречи указана в конце каждой беседы.

1. Проникнуть в дом Валери оказалось проще простого. Она не запирала квартиру. Конечно, не на весь день, а на время своей пробежки. Наверное, не хотела возиться с ключами. Для бегунов это вообще типично. Кроме того, это было абсолютно безопасно — у них в городе практически не было преступности. Так что она могла, ничем не рискуя, оставлять дом незапертым на круглые сутки. Прекрасный был город. Я бродил по жилому кварталу, когда увидел выходящую из дома женщину лет тридцати. На ней были велосипедные шорты и спортивная майка, а волосы стягивала ленточка. Это была Валери. В такой одежде не могло быть карманов, поэтому я решил выбрать ее своим объектом. Я просто вошел в подъезд и начал звонить подряд во все квартиры. Если никто не отвечал, я пробовал открыть дверь. Довольно быстро я наткнулся на незапертую квартиру — ее жилище. Это была недорогая квартира на втором этаже, представляющая собой студию с маленькой кухонькой. Мебели мало, только кровать, диванчик на два сиденья и тренажер «беговая дорожка». Повсюду разбросанная одежда, стопки книг на подоконнике и на полу, застеленном паласом. Много всякой обуви. В квартире пахло человеком, землей, мускусом. Я просмотрел ее почту, порылся в аптечке в поисках антидепрессантов, а потом уселся в углу и стал ее ждать.

Валери вернулась примерно через час, вся взмокшая от пота. Одним движением она закрыла дверь и стянула с себя майку. Вам — как женщине и просто как человеку — покажется подлым и возмутительным, что я сидел в комнате незнакомой женщины и видел, как она раздевается. Но такого рода сцены не вызывали во мне чувственного отклика. Никогда. Я смотрел на Валери, как на нее мог бы смотреть гинеколог. Была ли она красивой? Может быть. Определенно сказать не могу. По роду моих занятий мне часто приходится видеть обнаженных людей. Я не испытываю при этом наслаждения.

Итак, как я говорил… Валери стягивает с себя одежду и принимает душ. Я жду в ее гостиной. Уже темнеет — почти восемь вечера. Валери выходит из ванной в халате, набросив его поверх нижнего белья. Волосы мокрые и торчат по все стороны — такое впечатление, что у нее на голове уселся коала. Она проверяет автоответчик телефона. Просматривает пришедшие письма и откладывает в сторону счета. Проверяет сообщения с работы на мобильном телефоне. А затем — к моему огромному удивлению — достает из стенного шкафа большой кальян, просто огромный, фута три высотой, поджигает уголь, сильно затягивается и выдыхает целое облако дыма. Всю квартиру заволакивает густым сизым дымом, и она идет на кухню сквозь этот дым.

Не жилище, а поле боя!

И что же вы думаете?

Мне предстояло узнать, что Валери действительно вела с собой настоящую войну. Это была война не на жизнь, а на смерть, жестокая и изнурительная. Она боролась со своим весом, с пристрастием к курению наркотиков и с неутолимым аппетитом. Эти три страсти одолевали ее, не давая передышки. Через тридцать секунд после курения она уже ложками ела арахисовое масло, прямо из банки. Глаза у нее стали безумными, выражающими экстаз и вместе с тем ужас. Никогда не видел человека, который до такой степени любил бы арахисовое масло. Через десять минут после еды она снова курила кальян. Затем заказала себе пиццу «Домино». Следующие полчаса она сидела в ожидании на диванчике и, прикрыв глаза, слушала записи «Битлз». Затем привезли пиццу — она набросилась на нее, как голодная волчица, и вмиг умяла пять кусков из восьми. Последние три куска она выкинула в мусорное ведро. Уже одно это казалось настоящим ночным обжорством. Но она опять вернулась к кальяну. И снова всю комнату затянул густой дым. Она послушала еще немного альбом Abbey Road, покачиваясь под Sun King. Это было замечательно. Но потом она снова поразила меня, заказав пиццу. На этот раз из другого ресторана. Когда ее привезли, она расправилась с ней так же, как с предыдущей: больше половины съела, остальное выбросила.

Скоро полночь. Валери опять курит кальян, ставит другой альбом — A Hard Day's Night — и тихо вторит песне You Can't Do That. Затем снова принимается за арахисовое масло, на этот раз намазывая его на крекеры. И снова мне кажется, что вечер окончен. Но она вдруг ложится на пол в одних трусиках. Теперь она качает пресс! Она делает сто упражнений, отдыхает пять минут, и делает еще сотню! Четвертый раз она прибегает к кальяну, пуская дым как паровоз. Наконец забирается на двуспальную кровать и засыпает, забыв выключить настольную лампу. Я следил за ней всю ночь. В течение шести часов мы оба не двигались, но в отличие от нее мне было томительно скучно.

Утром Валери просыпается без будильника. Если она не успела отдохнуть, то по ней это незаметно. Она тотчас приступает к зарядке. Качает пресс, отжимается от пола, но это ей не очень удается — мышцы рук слабоваты. Она растягивает задние мышцы бедра и четырехглавые мышцы. Затем надевает велосипедные туфли, натягивает повязку на голову и опять выбегает из дома. Я немного удивлен, потому что вчера она бегала вечером. После той пробежки прошло всего двенадцать часов. Утренняя пробежка занимает у нее сорок пять минут. Вернувшись, она принимает душ и собирается на работу. Обходится без завтрака. Она убирает кальян в шкаф, десять минут ищет ключи от машины и наконец отправляется туда, где ей нужно быть.

Большую часть дня я сплю у нее на полу. Проснувшись, я ищу на кухне что-нибудь поесть. Обычно я так и питаюсь, когда нахожусь у кого-то в доме: ем то, что вряд ли заметят. Я не привередлив. Ем все, что подвернется, и много мне не нужно. Я могу продержаться целый день на сухих макаронах и сахаре. Но у Валери ничего подобного нет. У нее в прямом смысле нет ничего, кроме банки арахисового масла, бутылки оливкового масла, кетчупа и пустой коробки из-под крекеров.

Догадываюсь, что Валери избегает держать дома запас продуктов.

Валери возвращается рано — что-то между 17:20 и 17:30. Я не могу догадаться, чем она зарабатывает, знаю только, что она должна приходить на работу в узких юбках. В 17:45 у нее на голове снова повязка, и она уходит на пробежку. Сегодня она бегает полтора часа. Когда она возвращается, меня охватывает ужас — кажется, она без сил рухнет на пол. Она буквально вползает в дом и дышит как загнанная дворняга. Ей необходимо хоть немного перевести дух. Но вот Валери оживает. Она снимает одежду и встает боком перед зеркалом в ванной, придирчиво изучая свой живот. Выйдя из душа, она снова его рассматривает. На мой взгляд, у нее абсолютно нормальная фигура, не толстая и не худая. Но я не знаю, какой она себя воображает. Судя по выражению ее лица, она недовольна своим видом.

Валери одевается и начинает прибираться, точнее, просто собирает разбросанные повсюду вещи в четыре кучки. Около восьми ей звонят в дверь. Появляется еще одна женщина, примерно ее возраста, но намного полнее. Ее зовут Джейн. У нее копна вьющихся волос, полный рот зубов и постоянная, словно приклеенная улыбка, которая делает ее похожей на младшую Маппет.[29] Невероятно веселая и энергичная. Она несет две миски с жареной курицей. Женщины обнимаются, но сразу понятно, что они виделись совсем недавно: объятие короткое, разговор небрежный, беглый. Валери спрашивает: «А что делает Джим?» — и Джейн отвечает: «Ну ты же знаешь Джима». Они быстро обсуждают, когда покурить марихуану, и решают заняться этим прямо сейчас. Им уютно друг с другом, между ними царит полное согласие и гармония. Они садятся на пол и зажигают смесь. Речь их замедляется, но никаких признаков изменения личности незаметно. Затем они приступают к курице. Должно быть, это их обычное времяпрепровождение.