Максим Шаттам - Теория Гайи
— Тим, не хватало еще, чтобы вы расклеились! Вы уверены, что в Омоа нет другой машины?
— Боюсь, что нет. Их было две или три, и они всегда стояли на улице. Здесь нет ни стоянки, ни гаража…
— Давайте осмотрим все сараи. Если ничего не найдем, пойдем в Ханававе пешком.
— До ночи мы уже не успеем.
— Ну и что? У вас ведь есть фонарь! Как мы можем заблудиться, если на острове только одна дорога?
— Она очень крутая и идет по вершинам утесов. Если опять начнется дождь, нас смоет с высоты в тысячу метров! И потом, не думаю, что нам стоит оставаться ночью на улице. Вы же видели, что было снято на камеру…
— Да, вот поэтому я не хочу оказаться здесь, когда эти психи вернутся.
— Эмма, не хочу показаться вам деревенским дурачком, но… Я не уверен, что это сделали люди.
— Неважно, человек это или животное, но оно убило тут всех!
— Я хочу сказать — возможно, это нечто другое…
— Что?.. Вы думаете, что это… какое-то чудовище, да?
Тим смущенно пожал плечами:
— Я не знаю… Но похоже, что всю деревню жестоко истребили за одну ночь! Вы верите, что люди или животные на это способны?
Эмма кусала губы.
— Не будем больше об этом говорить, — сказала она. — Мы устали, перенесли потрясение, и сейчас нужно думать, что делать дальше. Если мы не можем уехать в Ханававе сейчас, значит, уберемся отсюда завтра рано утром.
— Пойду поищу маленький дом, где мало окон. Мы забаррикадируемся в нем на ночь, — ответил Тим.
— Послушайте, я думаю, не стоит поддаваться панике. Что бы ни произошло в Омоа, похоже, тех, кто это сделал, тут уже нет.
— Я очень надеюсь, что они покинули остров и теперь далеко отсюда, иначе у нас будут проблемы.
— Почему?
Тим указал дробовиком на столб черного дыма, поднимавшийся вверх:
— Потому что ваш костер видно за несколько километров.
18
В метро Фабьен внимательно изучал номер «Паризьен»,[30] который читал пассажир, сидевший рядом: назревает новый политический скандал, эксклюзивное интервью очередного победителя большой телеигры. А на самом верху страницы, над заголовком, последние данные о землетрясении, обрушившемся на Индонезию. Об этом уже два дня писали все газеты: самое мощное землетрясение, которое когда-либо там случалось. Фабьен рассеянно пробежал глазами заметку, думая о том, насколько циничным стало телевидение: в новостях сначала сообщали об экономических убытках Юго-Восточной Азии и лишь потом о сотнях тысяч пострадавших. Япония и Калифорния с тревогой ожидали «Большого толчка». Сейсмологи всего мира предсказывали, что он уничтожит эти регионы.
Поезд замедлил ход. Фабьен уже почти приехал. Никто не обращал на него внимания: полноватый мужчина тридцати лет, плохо выбрит, короткие волосы, очки в тонкой оправе, кожаная куртка, свитер и шарф, намотанный до самого подбородка. Ничего особенного.
За окном проплыла станция «Сент-Огюстен», двери открылись. Фабьен и еще несколько человек вышли на платформу. Утром в субботу народу было мало. Он предпочитал ездить в будни в часы пик: тогда можно быть совершенно уверенным, что никто тебя не заметит — слежка в водовороте метро просто невозможна.
Свежий воздух на бульваре Осман хлестнул его по лицу, и он слегка втянул голову в плечи. Фабьен не помнил такого холода в октябре с… С какого же года? А снег в Париже? Кажется, он видел его только на картинках и старых открытках. Его родители помнили, какие снежные битвы они устраивали в детстве на Рождество в их южном предместье около Эври. Но Фабьен был из поколения, не знавшего снега. Из поколения пандемий, СПИДа, птичьего гриппа, смертельных разновидностей других прежде относительно безобидных болезней. Он вспоминал бабушку, которая два года назад перед самой смертью сказала ему:
— Бедный ты мой, какую планету мы тебе оставляем…
Фабьен взял ее за руку и улыбнулся:
— Бабушка, я уже вырос и научился принимать и плохое, и хорошее. Мир, который ты знала, для тебя стал воспоминанием, а для меня — историей. Не волнуйся за меня, я вовсе не чувствую себя несчастным. Каждому поколению выпадают свои испытания.
Он говорил это искренне, хотя рост числа природных катастроф и изменение климата беспокоили его, как и многих других.
Фабьен свернул на улицу Анжу, набрал на воротах код. Пройдя через темный двор, поднялся на второй этаж по лестнице, покрытой красным ковром, и нажал кнопку звонка рядом с табличкой «GERIC». Дверь открылась. Внутри за стойкой сидел мужчина в костюме и с телефонной гарнитурой за ухом. Он встал и поздоровался.
— У меня встреча с господином Де Бреем, — сказал Фабьен.
— Он ждет вас. Следуйте за мной.
Широкоплечий мужчина с суровым взглядом, больше похожий на головореза, чем на секретаря, проводил его в кабинет с высоким потолком, лепниной на стенах и камином, в котором потрескивал огонь.
Высокий человек, сидевший за письменным столом, встал, и шагнул навстречу Фабьену. Секретарь исчез.
— Фабьен, ваше утреннее сообщение меня ошеломило! — воскликнул Де Брей.
Фабьен покачал головой:
— Впервые вижу в Париже огонь в камине!
Де Брей молча указал ему на одно из двух глубоких кожаных кресел. У Де Брея были длинные седые волосы, бледное осунувшееся лицо, изборожденное глубокими морщинами, хищный нос и тонкие губы. Его фигура в слишком просторном темно-сером костюме была под стать лицу: худая, с острыми, выпирающими плечами. Но при этом в нем чувствовалась скрытая сила. Фабьен нервничал. Он чувствовал, что Де Брей способен на всё. Вероятно, его длинные узловатые пальцы подписали не один смертный приговор.
— Итак, по какому поводу вы заставили меня покинуть семью субботним утром?
Фабьен потерял дар речи. Невозможно было представить себе, что у Де Брея есть жена и дети.
— Проблемы в обсерватории на Пик-дю-Миди, — произнес он наконец.
Де Брей прищурился: теперь он понимал, почему об этом нельзя было говорить по телефону.
— Мы потеряли контроль над ситуацией.
— Что?! — рявкнул Де Брей. — Нельзя ли поподробней?!
— В четверг после полудня туда явились люди из Еврокомиссии.
— Я уверен, что Ле Молль не проговорился! Я лично заверил Грэма, что он ничем не рискует!
— Мы ошиблись.
Де Брей вскочил:
— Ошиблись?! Вы что, издеваетесь? Мы ошиблись? Кажется, вы не понимаете, что может случиться!
— Прекрасно понимаю. Мы рискуем головой.
— И вы так спокойно об этом говорите? Почему, черт побери, вы сообщаете мне об этом только сегодня?
— Группа, прибывшая туда, заблокировала объект. Они никого туда не пускают, и связь в их руках.
— И что, эти люди действительно из Еврокомиссии? Вы уверены?
— Похоже, это правда. С ними ученые, генетик и социолог.
Де Брей потер лоб.
— Но как они могли узнать?.. — спросил он уже другим тоном.
— Ле Молль ничего не сказал. Я лично занимался им… Но, может быть, где-то остались документы, которых я не нашел.
Де Брей раздраженно вздохнул:
— Мы в дерьме, дорогой мой. Неприятно это говорить, но это именно так. Если они что-нибудь найдут и предадут огласке…
— Я работаю над этой проблемой, — сказал Фабьен. — Я связался с моей группой, они готовы действовать в любой момент.
— Как вы узнали о том, что представители Комиссии на объекте?
— Одному из наших людей в обсерватории удалось усыпить их бдительность. Он вышел в Интернет и сегодня рано утром предупредил меня по электронной почте.
Де Брей съежился, рука, которой он опирался на спинку кресла, побелела.
— Если они на Пик-дю-Миди, тогда им известно и о Фату Хиве! Возможно, это объясняет, почему связь с островом пропала примерно в это же время!
Глаза Де Брея метались из стороны в сторону, он обдумывал последствия.
— С Фату Хивы до сих пор никаких известий? — удивился Фабьен.
— Никаких. Похоже, все идет по худшему из возможных сценариев. Если документы на Пик-дю-Миди будут обнаружены, произойдет катастрофа. А если найдут наше оборудование на Фату Хива, это полный крах…
— Мне кажется, все еще можно исправить. В прессу пока ничего не просочилось, а это значит, что Европейская комиссия решила подождать несколько дней и сама во всем разобраться. Если нам удастся снова заполучить контроль над ситуацией, спрятав или уничтожив документы, они ничего не смогут сделать.
— Займитесь обсерваторией, остров я возьму на себя, — приказал Де Брей. Его губы дрожали.
— Обсерватория изолирована, я думаю, мы справимся.
— Выведите из строя связь, чтобы они ничего не могли оттуда передать. И постарайтесь задержать их там, наверху. Нам нужно время.
— Погода на нашей стороне. В ближайшие дни будет передано штормовое предупреждение, я видел прогноз сегодня утром.
— Делайте все что нужно, Фабьен. Но делайте быстро и хорошо!
