Джон Гришэм - Рэкетир
По автостраде номер 70 мы мчимся на юг, к агломерации Вашингтон — Балтимор. Через три часа после отъезда из Фростбурга мы въезжаем в гараж под зданием федерального суда в центре Вашингтона. Здесь с меня наконец снимают наручники и ведут: один маршал впереди, другой сзади.
Меня ждет кабинет судьи Слейтера, такого же раздражительного, как раньше, но постаревшего за истекшие пять лет на все двадцать. Считая меня преступником, он не реагирует на мое появление. Пускай, мне плевать. Понятно, что между ним, прокуратурой, ФБР и Минюстом ведутся напряженные переговоры. В какой-то момент я насчитываю вокруг стола целых одиннадцать человек. Ходатайство по тридцать пятому параграфу вместе с приложенным к нему соглашением раздулось до двадцати пяти страниц. Я пять раз перечитываю все это крайне внимательно, по буквам.
Соглашение предоставляет мне все, чего я хочу: свободу, новые документы, правительственную защиту и вознаграждение — сто пятьдесят тысяч долларов.
Судья Слейтер, прочистив по своей привычке горло, переходит в наступление.
— Дальнейшее — под запись, — говорит он, и женщина — судебный протоколист начинает стенографировать. — Несмотря на конфиденциальность дела и секретность судебного решения, я хочу, чтобы это слушание было запротоколировано. — Пауза, он шуршит бумагами. — Ходатайство Соединенных Штатов об отмене приговора по тридцать пятому параграфу. Баннистер, вы прочли все ходатайство, соглашение и проект постановления?
— Прочел, ваша честь.
— Вы принимаете ходатайство, соглашение и постановление?
«Еще как принимаю, старина!»
— Да, сэр.
Он задает те же вопросы всем сидящим за столом. Это формальность, ведь все уже договорились. А главное, соглашение подписано самим министром юстиции.
Глядя на меня, Слейтер говорит:
— Мистер Баннистер, понимаете ли вы, что в случае, если названный вами человек не будет признан виновным, то соглашение через двенадцать месяцев утратит силу, ваш приговор не будет смягчен и вы полностью отбудете положенный вам срок?
— Да, сэр.
— В ожидании предъявления обвинения вы останетесь заключенным Управления тюрем.
— Да, сэр.
Обсуждение условий соглашения занимает еще некоторое время, после чего судья Слейтер подписывает постановление и слушание завершается. Он не прощается, а я его не проклинаю, хотя очень хочется. Говорю же, чудо, что столько федеральных судей живут и в ус не дуют!
Меня торопливо ведут вниз по лестнице, в комнату, набитую другими темными костюмами. Там ради меня установили видеокамеру, под которой в нетерпении расхаживает Виктор Уэстлейк. Меня просят сесть у края стола и смотреть в камеру, предлагают прохладительный напиток. Все ужасно нервничают, все заждались имени.
Глава 12
Вот это имя: Куинн Рукер. Черный, пол мужской, тридцать восемь лет, из юго-западного района Вашингтона. Приговорен два года назад к семи годам за торговлю наркотиками. Я познакомился с ним во Фростбурге. Минуло месяца три, как он совершил побег, с тех пор его не видели. Он выходец из большой семьи наркоторговцев, давно и успешно занимающейся этим промыслом. Это не уличные «пушеры», а бизнесмены с контактами по всему восточному побережью. Они стараются не прибегать к насилию, но не боятся его. Дисциплинированны, суровы, изобретательны. Несколько родичей сели в тюрьму, нескольких убили. Для них это обычные издержки бизнеса.
Я беру паузу, чтобы отдышаться. В комнате тишина.
Как минимум пять темных костюмов делают записи. Один пришел с лэптопом и открыл файл Куинна Рукера. Он входит в список пятидесяти приоритетных подозреваемых ФБР — в основном потому что сидел со мной во Фростбурге, а потом сбежал.
— Итак, мы с Куинном познакомились и подружились во Фростбурге. Как и многие другие заключенные, он думал, что я могу подать волшебное ходатайство, которое его освободит. Но к нему это уж точно не относилось. Он не мог отбывать срок смирно, потому что Фростбург был его первым опытом заключения. Так бывает с некоторыми из тех, кто не повидал других тюрем и не способен оценить лагерную атмосферу. Он все больше нервничал, не мог представить, как будет отбывать еще целых пять лет. У него жена, двое детей, средства от семейного бизнеса — и куча тревог. Он не сомневался, что двоюродные братья зарятся на его место, а то и на его долю. Я много чего наслушался, но не всему поверил. Гангстеры — те еще трепачи, их хлебом не корми, дай только преувеличить собственную роль, особенно в смысле денег и насилия. Но Куинн мне нравился. Он был, наверное, моим лучшим тюремным другом. Мы не были сокамерниками, но все равно дружили.
— Вы знаете, почему он сбежал? — спрашивает Виктор Уэстлейк.
— Пожалуй, знаю. Куинн торговал в лагере «травкой» и неплохо на этом наживался. И сам курил, много. Как известно, простейший способ распрощаться с федеральным лагерем — попасться на наркотиках или на спиртном. То и другое категорически запрещено. Куинну донесли, что СИСы пронюхали про его бизнес и вот-вот его прижмут. Он парень толковый и никогда не держал «дурь» в камере. Как большинство тех, кто этим занимается, он хранил товар в общей зоне. Тайник накрыли, и он знал, что если его сцапают, то переведут в место гораздо хуже нашего. Вот и сбежал. Уверен, далеко бежать ему не пришлось, наверняка его дожидались.
— Вам известно, где он сейчас?
Я киваю, но отвечаю не сразу.
— У него есть двоюродный брат, не знаю, как его зовут, но он владеет парой стриптиз-клубов в Норфолке, штат Виргиния, около базы ВМФ. Найдете его — найдете и Куинна.
— Под этим именем?
— Нет, теперь он не Куинн Рукер.
— Откуда вы знаете?
— Извините, но это вас не касается.
Уэстлейк кивает агенту у дверей, и тот исчезает. Розыск начался.
— Перейдем к судье Фосетту, — предлагает Уэстлейк.
— Пожалуй, — соглашаюсь я. Как долго я ждал этого момента! Я репетировал свою речь в темноте камеры, лежа без сна. Записал ее в виде рассказа, а потом уничтожил. Много раз произносил ее вслух, гуляя в одиночестве по периметру Фростбурга. Все равно трудно поверить, что это стало реальностью.
— Серьезная часть бизнеса его банды — распространение кокаина из Майами по главным городам восточного побережья, больше — южным: Атланта, Чарлстон, Рейли, Шарлотт, Ричмонд и так далее. Чаще всего перевозки осуществлялись по федеральной автостраде номер девяносто пять из-за ее загруженности — так легче проехать незамеченным, хотя банда не брезговала ни одним другим шоссе на карте. Обычно применялись «мулы». Водителю платили пять тысяч долларов за аренду машины и доставку в багажнике кокаина в распределительный центр в городе. «Мул», сделав свое дело, возвращался в южную Флориду. Куинн утверждал, что половина кокаина, который нюхают на Манхэттене, попадает туда этим с виду невинным способом. Перехватить такой груз практически невозможно. «Мулов» ловят только в случае доноса. В общем, один из племянников Куинна уверенно карабкался вверх по семейной бизнес-лестнице. Он ехал в качестве «мула» и был пойман на Восемьдесят первой автостраде перед самым Роаноком. Он управлял арендованным в «АВИС» грузовиком и сказал, что везет антиквариат на склад в Джорджтауне. В кузове и впрямь оказалась мебель, но главным грузом был кокаин, за который удалось бы выручить целых пять миллионов. Подозрительный патрульный вызвал подмогу. Племянник, зная правила, не позволил обыскать грузовик. Второй патрульный оказался новичком и проявил рвение: стал тщательно проверять грузовой отсек. Ни ордера, ни оснований для обыска, ни разрешения у него не было. Найдя кокаин, он распсиховался, и тогда все изменилось…
Я пью воду, чтобы передохнуть. Агент с лэптопом долбит по клавиатуре как подорванный — наверное, рассылает директивы по всему восточному побережью.
— Как зовут племянника? — интересуется Уэстлейк.
— Не знаю, но вряд ли он носил фамилию «Рукер». В этой семейке несколько фамилий и немерено прозвищ.
— Выходит, дело племянника поступило к судье Фосетту? — торопит Уэстлейк, хотя никто больше не спешит. Они ловят каждое слово, и, как им ни хочется сцапать Куинна Рукера, конец рассказа занимает их сейчас больше.
— Да. Куинн нанял в Роаноке крупного адвоката, уверившего, что обыск произведен незаконно. Если бы Фосетт подписал ордер, то у обвинения было бы вещественное доказательство. А так, без доказательств, бояться суда не приходилось, приговора тем более. Но одновременно Куинн проведал, что судья Фосетт отнесется к племяннику благосклоннее в обмен на некую сумму. Ясное дело, серьезную. Куинн говорил, что посредником в этой сделке выступил тот же самый адвокат. Сразу заявляю: имя адвоката мне неизвестно.
— Сколько денег? — спрашивает Уэстлейк.
— Полмиллиона.
Сумма воспринимается скептически, что меня не удивляет.
