Максим Шаттам - Кровь времени
— Что там такое? — спросил детектив.
— Я тоже это заметил. Секундочку… — Азим покрепче ухватился за камень одной рукой и, освободив другую, аккуратно вытащил блестящий предмет; лицо его помрачнело.
— Ну, что это? — с внезапным нетерпением допытывался Мэтсон.
— Не знаю… похоже на обломок слоновой кости… как будто заточен.
— Дайте посмотреть!
Азим спрыгнул на землю и протянул Джереми белый осколок; он действительно, был невероятно острым и имел треугольную форму; возможно, осколок рога. Джереми поднял голову и взглянул на выбоины в кирпиче: что-то рогатое поцарапало камень в двух местах, оставив почти одинаковые следы, на расстоянии двадцати сантиметров друг от друга, причем сделало это на самой вершине стены.
Неожиданно рука Джереми уперлась в живот Азима, не давая египтянину двинуться вперед, — Мэтсон внимательно разглядывал землю перед собой. Среди множества образовавшихся здесь дюн меньшего размера он без особого труда обнаружил гораздо более глубокую впадину. Затем Джереми показал Азиму два других углубления, прямо напротив него:
— Взгляните-ка туда!
— Но это же мои собственные следы, господин, — ответил Азим, — я оставил их только что, когда спрыгивал со стены. Мои ноги погрузились в песок, отчего и возникли эти рытвины.
— Правильно, я прекрасно это понимаю! А теперь взгляните вот на эту впадину, вот здесь. — Джереми указал пальцем на рытвину, которую заметил первой. — А также на груду перемешанного песка вот тут, сбоку, на расстоянии двадцати сантиметров. Здесь должен находиться еще один отпечаток, но его не было.
Азим знаком дал понять, что все понял: некто спрыгнул с самой вершины стены. Судя по глубине отпечатка, взрослый человек.
— Он удерживал равновесие на этой высоте, прежде чем прыгнуть, — продолжал объяснять Джереми, показывая на щели между камнями. — Оперся на кирпич, чтобы двинуться вперед, и поцарапал его, потому что держал какое-то оружие, сделанное из рога, причем, очевидно, держал двумя руками. Вот откуда взялись эти отметины.
— Двумя руками? Но тогда он не смог бы передвигаться по стене.
— Верно. Честно говоря, едва себе представляю, какие ногти могли бы оставить такие царапины на камне!
Джереми тут же принялся взбираться на стену.
— Ребенок был до смерти напуган, если судить по его седым волосам. Он, должно быть, увидел нападавшего в самый последний момент, когда тот встал на ноги или присел на корточки, — реконструировал он ход событий, продолжая подниматься вверх.
Мэтсону потребовалось некоторое время, чтобы подняться на высоту почти трех метров над тупиком.
Затем он перегнулся через гребень стены, чтобы посмотреть, что за ней скрывается.
— Там что-нибудь есть? — поинтересовался Азим. — Подождите, я поднимусь к вам…
— Бесполезно, вы рискуете сломать себе шею: кирпичи здесь плохо скреплены друг с другом, стена очень древняя. В метре от меня находится другой уровень.
Прежде чем Азим предупредил Джереми о необходимости соблюдать осторожность, английский детектив спрыгнул на площадку по ту сторону стены. Его плечи возвышались над вершиной развалин; он вновь наклонился, чтобы подать египтянину знак: пока все в порядке. Затем принялся скрупулезно исследовать новый участок.
Азим видел лишь верхнюю часть фигуры англичанина, который периодически полностью исчезал из поля зрения, стоило ему опуститься на колено. Детектив Мэтсон сжимал челюсти и мрачно качал головой, тщательно рассматривая крышу того, что предположительно было мавзолеем. Вдруг он застыл и оставался неподвижным в течение нескольких минут. Затем наклонился — и быстро выпрямился, зажав рот рукой. В задумчивости погладил подбородок.
— Ну, есть что-нибудь? — спросил Азим.
Англичанин кивнул.
— Может, мне стоит подняться? — продолжал настаивать египтянин.
— Нет. — Это короткое слово он произнес с удивительной мягкостью. — Нет, полагаю, вам не стоит утруждать себя, — едва слышно добавил Джереми тем же доверительным тоном.
— Ну, так что же вы нашли там?
Мэтсон выпрямился и окинул окрестности взглядом: рассматривал башни, укрепления и купола, которые придавали этому архитектурному комплексу столь оригинальный вид. Ему пришлось щуриться и морщиться, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, и одновременно прикрывать глаза от солнечного света. Следующую фразу он проговорил очень тихо, почти про себя, так что Азим разобрал ее с большим трудом: — Мы имеем дело с охотником, Азим. С абсолютно безжалостным охотником, трофеями которого становятся дети… — Окончание фразы, если оно вообще было, навсегда сгинуло среди гробниц.
13
Наступила полночь; Марион отложила дневник. От джина с апельсиновым соком у нее начало шуметь в голове. С удивлением оглядела она плохо освещенную комнату, спрашивая себя, что здесь делает, однако быстро восстановила в памяти обстановку своего нового дома. От послеобеденного происшествия осталось лишь дурное воспоминание, вдобавок затуманенное алкоголем. Марион чувствовала себя выбитой из колеи, полностью утратившей чувство реальности. Виноват был фрагмент дневника, который она только что прочитала. Она как будто не читала книгу, а сама обнаружила мертвого ребенка. Слова обладали над ней огромной властью — служили воротами в мир воображаемого; затянули ее в странный фильм о прошлом, и она там потерялась.
Марион потянулась, что-то бормоча сквозь зубы; она ощущала усталость.
— А ведь ты пьяна, дорогая! — констатировала она громко.
Поднялась в спальню и, едва начав раздеваться, вспомнила, что оставила книгу в черном переплете внизу, в гостиной… остановилась в нерешительности — так не хотелось спускаться… Но желание иметь книгу при себе перевесило — Марион вздохнула и вернулась.
За оконным стеклом ночь убаюкивала засыпающую деревню. Марион постояла в темной гостиной, любуясь безжизненными крышами и окнами, потом поднялась в спальню и, наконец, разделась. Складывая вещи в маленьком предбаннике между ванной комнатой и спальней, случайно взглянула на собственное отражение в зеркале: бедра у нее все еще роскошные. Марион повернулась. «Попка тоже очень даже ничего», — сказала она себе.
Ее слегка округлившийся живот за последнее время вновь стал плоским. Грудь уже нельзя было назвать крепкой, но Марион сочла ее вполне симпатичной. Больше всего ее разочаровали руки — с податливыми трицепсами и рыхлой кожей на бицепсах. Все свои недостатки она знала наизусть, зеркало помогало ей не больше, чем суфлер — хорошему театральному актеру. Вопреки всему тело ее было цветущим. Этому не помешало ни отсутствие регулярных сексуальных отношений, ни одиночество с соответствующим бытом. К тому же Марион никогда не использовала свое тело как инструмент для обустройства и улучшения собственной жизни.
Самую большую и серьезную проблему представляло собой лицо: с течением лет морщины, свидетельствующие о возрасте, обрисовывались все более явно. Лицо становилось блеклым, если она переставала регулярно посещать косметические салоны и солярии. Светло-русые волосы также начинали сдавать позиции, в отдельных местах уступая неизбежной седине.
Однако в целом, решила Марион, на вид она вполне недурна… Да что там лукавить — ей грех жаловаться: несмотря ни на что, она остается красавицей. Морщины же только подчеркивали интеллигентность нежного лица… И тут Марион прыснула со смеху: да она бредит! Женщины бледнеют от ужаса при мысли, что когда-нибудь увянут и в результате потеряют любовь мужа или перестанут быть объектом внимания незнакомых мужчин. А она боится, что ее одиночество окажется вечным… Ведь прежде чем хранить чью-то любовь, ее сначала следует завоевать.
— Ты несешь полную чепуху… — пробормотала Марион, чувствуя, что от нее пахнет алкоголем. — Да ты совсем под мухой!
Она легла в холодную постель, не надев ни пижамы, ни ночной рубашки, и закрыла глаза. Провела руками по бокам; одна рука скользнула по бедру, слегка дотронулась до лобка…
Марион повернулась на бок, резко натянув одеяло по самую шею: не сегодня, она слишком устала! Где-то в дальних закоулках сознания еще полыхало солнце Египта… Жара убаюкивала ее. Джереми Мэтсон взял ее за плечи и нежно погладил по волосам. От него так хорошо пахло… запах мужчины, почти зверя. Он притягивал, обладал непреодолимым, магнетическим обаянием. Женщина почувствовала, как их губы сближаются… Рука на одеяле сжалась крепче — она заснула.
Всю среду Марион вместе с братом Дамьеном разбирала стопки книг в библиотеке Авранша; последние часы работы в хранилище. Вообще-то следовало бы расспросить монаха о том, что каждый из членов братии делал накануне во второй половине дня, и таким образом попытаться вычислить проходимца, побывавшего в ее доме. Однако она предпочла промолчать и не возбуждать любопытства брата Дамьена.
