Мариша Пессл - Ночное кино
– У вас в последнее время случались побеги? – спросил я.
Вопрос застал ее врасплох:
– Побеги?
– Простите. Я не имел в виду, что у вас тут Алькатрас. Просто если Лисе выпадет шанс сбежать, она сбежит.
Пул кивнула. Если и вспомнила Александру Кордову, виду не подала.
– У нас сорок шесть акров, – сказала она. – По периметру ограда и камеры видеонаблюдения. Любой транспорт въезжает и выезжает через ворота, а там круглосуточная охрана. – Она скупо улыбнулась. – Безопасность пациентов – наш первый приоритет.
Вот, значит, какова их официальная позиция: Александра отсюда не сбегала.
– Что интересно, – продолжала Пул, – когда пациенты привыкают, их сложнее выгнать, чем оставить. «Брайарвуд» – убежище. Это настоящая жизнь жестока.
– Я так и понял. У вас тут красиво.
– И впрямь, да?
Я согласно улыбнулся. Красиво, как инъекция морфина.
По обе стороны от нас простирался огромный безупречный газон, гладкий, плоский и беспощадно зеленый. Справа вдалеке стоял массивный дуб, под ним пустая черная скамья. Похоже на открытку с соболезнованиями. И сверхъестественно безлюдно, только изредка пробегает улыбчивая медсестра в сиреневых штанах и сиреневой же куртке с жизнерадостным узорчиком – наверняка чтобы отвлекать пациента, пока его пичкают колесами. Поодаль меж кирпичных корпусов целеустремленно шагал кто-то лысый.
Пул объяснила, что в клинике (я так понял, «клиника» – кодовое обозначение психбольницы) в этот час все на поведенческой терапии, и все равно у меня бежали мурашки – как будто на все заведение надели намордник. Я бы не удивился, если б ветерок и чириканье птичек внезапно прорезал душераздирающий человеческий вопль. Или если бы распахнулась дверь – в один из тех корпусов, которые Пул подчеркнуто проигнорировала; «Тут у нас просто спальни», – пояснила она, когда я поинтересовался, что там, – и выбежал бы пациент в белой пижаме, рванул бы на волю, но был бы сбит с ног медбратом и уволочен на сеанс электрошока, оставив по себе чопорно безмятежный пейзаж.
– Сколько у вас пациентов? – спросил я, оглянувшись на Нору.
Она еще больше отстала.
– В общей сложности в программах душевного здоровья и злоупотребления наркотиками сто девятнадцать взрослых. Не считая амбулаторных.
– И психологи пристально работают с каждым?
– О да. – Она остановилась и стряхнула бурый листик, застрявший у Ириски в шерсти. – При поступлении каждому гостю назначается личная медицинская команда. Терапевт, фармаколог и психолог.
– И как часто они общаются?
– По-разному. Зачастую ежедневно. Иногда дважды в день.
– Где?
– В «Страффене»[25]. – Она указала на кирпичный корпус слева, почти скрытый за сосняком. – Мы туда скоро зайдем. Сначала посмотрим «Бьюфорд».
Мы свернули с тропинки к серому каменному зданию. Подле меня потрусила Ириска.
– Здесь наши гости питаются и проводят досуг. – Пул поднялась на крыльцо, первой открыла деревянную дверь. – Трижды в неделю преподаватели из Пёрчейз-колледжа читают лекции. Тематика – от глобального потепления и охраны природы до истории Первой мировой войны. Это один из элементов нашей философии исцеления – показать гостям разностороннюю картину мира, дать ощущение истории.
Я кивнул, улыбнулся, через плечо глянул, где там носит Нору. Она за нами не пошла – осталась стоять посреди газона. Прикрывая глаза ладонью, что-то рассматривала – мне за ней было не видно.
– Я понимаю, почему вам с ней трудно, – сказала Пул, перехватив мой взгляд. – Девочкам в этом возрасте бывает нелегко. А где, если позволите, миссис Дин?
– Она в картине отсутствует.
Пул кивнула. Нору, кажется, подмывало сделать ноги. Помявшись, она сгорбилась, побрела к нам; остановилась, смерила Пул взглядом, достойным доктора Зло, и взбежала по ступенькам. Через вестибюль, где отчетливо пахло дезинфекцией, Пул провела нас в столовую. Большой солнечный зал, круглые деревянные столики, арочные окна. Стайка работниц деловито раскладывала приборы.
– Здесь гости питаются, – сказала Пул. – Мы, естественно, заботимся о физическом здоровье не меньше, чем о душевном, поэтому в меню есть блюда с низким содержанием жира, вегетарианские, веганские и кошерные. Наш шеф-повар прежде работал в мишленовском ресторане в Сакраменто.
– А когда я познакомлюсь с теми, кто тут живет? – осведомилась Нора. – А то вдруг тут все психи?
Пул потрясенно заморгала, посмотрела на меня – я ответил смущенным взглядом, – но затем взяла себя в руки и улыбнулась.
– Сегодня ты ни с кем не познакомишься, – дипломатично ответила она и поманила нас за собой; Ириска проплыла мимо нее в коридор, стуча коготками. – Но если будешь у нас гостить, увидишь, что люди здесь, как и везде, очень разные.
Пул затормозила у темной ниши и, поразмыслив, включила верхний свет. На стенах – сплошь стенды, увешанные списками участников всяких кружков и фотографиями с мероприятий.
– Как видите, – Пул взмахнула рукой, – гости у нас очень даже счастливы. Мы всех стараемся занимать, физически и умственно.
Нора, насупившись, ступила в нишу.
– А когда это снимали? – спросила она.
– В последние месяцы.
Нора скептически сверкнула глазами и уставилась на фотографии, скрестив руки на животе. Я подумал, что она совсем поехала крышей, решила изобразить Энджи из «Прерванной жизни»[26], но потом сообразил, что она задумала.
Она искала Александру.
Разумно. Я тоже шагнул посмотреть. На фотографиях пациенты бегали эстафеты, ходили в походы. Кое-кто правдоподобно доволен жизнью, но большинство слишком худы и апатичны. Александра бросалась бы в глаза, так? Темноволосая, чуть в стороне, во взгляде вызов. Я пригляделся. Фотографии с музыкального концерта – но за фортепиано мужчина с дредами. Куча снимков с летнего барбекю на центральном газоне – пациенты толпятся вокруг столов, жуют бургеры, но Александры ни следа.
Я оглянулся – Пул наблюдала за нами в легкой тревоге. Видимо, мы слишком уж пристально изучали эту выставку.
– Все такие счастливые, – заметил я.
Она ответила мне хладнокровным взглядом:
– Может быть, пойдем дальше?
Я вышел из ниши; мохнатая кружевная салфеточка по имени Ириска носилась вокруг меня и смотрела так, будто в кармане я припрятал вяленое мясо. Нора перебирала списки записавшихся в книжный клуб, откровенно читая все имена подряд.
– Лиса, – сказал я. – Пойдем.
Наружу, по газону к «Страффен-холлу», затем прямиком на второй этаж, где занимались музыкой, рисованием и йогой. По отрывистым комментариям и напряженному тону Пул было ясно, что мы с моей ершистой дочерью очень ей не нравимся. Я старался расхваливать клинику, но Пул в ответ лишь чопорно улыбалась.
Когда мы проходили мимо зала медитаций – свечи, фотографии лугов и небес, – из репродуктора раздался сигнал, две ноты. Пронзительный и раскатистый – музыкальный аналог отбитого пальца на ноге.
– Мне надо в туалет, – раздраженно объявила Нора.
– Разумеется. – Пул остановилась у питьевого фонтанчика и указала на дверь «Дамы» в середине коридора. – Мы тебя тут подождем.
Нора закатила глаза и отбыла. Стены в коридоре яркие, наполовину белые, другая половина розовая, как кошачий нос, но обстановка сочилась больницей и клаустрофобией, точно купе в поезде. Недоумочный экспресс отправляется в Шизотаун. Все на борт.
Из аудиторий потянулись пациенты. Все в джинсах и мешковатых хлопковых рубашках – ни ремней, ни шнурков, отметил я, – и возрастной разброс поражал воображение. Из класса рисования выполз мужик лет восьмидесяти с седым ежиком. Большинство, проходя мимо, отводили глаза. Роились мозгоправы и прочие умники – болтали, кивали, симулировали конструктивность. В толпе они не терялись – все во флисках и куртках «Л. Л. Бин», в шерстяных буроватых свитерах, – вероятно, чтобы пациенты решили, будто попали на лыжный курорт.
Пул поправила заколку на Ириске.
– Я слышал много хорошего о докторе Аннике Энгли, – сказал я.
Пул выпрямилась, подхватив собаку на руки.
Анника Энгли – психолог, которая при первичном приеме заполняла карту Александры, в итоге очутившуюся в полицейском досье.
– Мне ее рекомендовал друг, – продолжал я. – Насколько я понял, она прекрасно работает с девушками, страдающими депрессивным расстройством. А нельзя с ней поговорить?
– Ее кабинет на третьем этаже. Посетителей мы туда не водим. И пока еще рано обсуждать доктора Энгли или любого другого врача. Если Лиса к нам поступит, ей назначат группу медиков в соответствии с ее потребностями. И кстати, пойду проверю, как она там.
Пул опустила Ириску на пол, улыбнулась мне – прозрачно намекая: «Ни с места», – и зашагала прочь, плюхая по линолеуму черными ортопедическими ботинками.
