Анна Белкина - G.O.G.R.

Один раз в кабинет заглянул Недобежкин.

— Сидоров! — строго сказал он. — Увидишь Казаченко — сразу ко мне его! У него там с отчётами бардак!

— Есть! — ответил Сидоров, спрятав «Футбольное обозрение» под стол.

Когда усы Недобежкина исчезли за дверью — Сидоров достал журнал и зарылся в свой любимый мир футбола.

Казаченко задержал хулигана, который на белой стене исполкома чёрной краской из баллончика вывел: «Паршивые бюрократы». На входе в райотдел Казаченко столкнулся с Усачёвым и заболтался с ним немного. Хулиган, оставшись без присмотра, бесцельно топтался за спиной Казаченко. Никто этого не видел, а к хулигану тихо подошёл какой-то незнакомец. Тот хотел что-то сказать, но незнакомец приложил палец к губам. Хулиган промолчал.

— Ты отдаёшь мне свою жилетку и кепку, а я тебя освобождаю, — прошептал незнакомец.

Хулиган был не против променять свою неновую и немодную одежду на свободу своей личности от органов милиции. Незнакомец открыл наручники обыкновенной шпилькой для волос и снял браслеты с рук хулигана. Тот отдал освободителю свою одежду и тихо скрылся за углом. Натянув жилетку и кепку хулигана, незнакомец сам на себя надел наручники и позволил Казаченко увести себя в райотдел.

Сидоров совсем уже соскучился, сидя в кабинете «за старшего». Новое дело для Серёгина так и не подвернулось: ни единого человечка и ни единой жалобы. От скуки не спасали даже перипетии футбола. Засидевшийся на месте Сидоров решил походить по коридору, чтобы размять затёкшие ноги. И тут сержант заметил, как в вестибюль ввалился Казаченко, подталкивая перед собою некоего тщедушного субъекта в жилетке и в кепке.

— Эй, Казак! — окликнул Казаченко Сидоров. — Там тебя Недобежкин вызывает. Сказал, что у тебя с отчётами бардак!

— Упс! — сморщился Казаченко. Он совсем забыл про те документы.

— Слушай, Сашок, — сказал он. — Я — мигом. Посторожи, пожалуйста, хулигана за меня, о’кей? А я заодно и задержание оформлю!

Сидоров согласился. Всё равно до прихода Петра Ивановича ему было нечего делать — только на телефоне сидеть. А Вавёркин, кажется, нескоро закончит «Гоху пушить». Радостный Казаченко убежал к начальнику, а Сидоров отвёл хулигана в кабинет Петра Ивановича и усадил на стул для посетителей.

Сидорову нередко приходилось охранять задержанных. Раньше он, как и все новички, разглядывал охраняемых им преступников в упор. Но сейчас сержант привык к ним, и ему было не интересно. Как мы уже знаем, Сидоров был ярый болельщик. Он бросил быстрый взгляд на сидящего перед ним хулигана и подумал: «Всё равно он в наручниках и никуда не денется! Скорее бы Казаченко его забрал». Развернув ежемесячный глянцевый журнал «Футбольное обозрение», сержант с запоем погрузился в мир голов и красных карточек. Читая, как Андрей Шевченко пробивает победный пенальти, Сидоров представлял себя на его месте и даже тихонечко крикнул:

— Го-ол!

Обратно, в кабинет Петра Ивановича, Сидорова вернул звон ударившихся о вытертый линолеум наручников. От неожиданности сержант вздрогнул и даже выронил свой журнал. Он рывком поднял голову и глянул на стул, где должен был сидеть порученный ему Казаченко хулиган. Стул был пуст. Сидоров ошарашено завертел головой по сторонам. Кроме него в кабинете никого не было. Вспомнился верхнелягушинский чёрт. Сержант мог поклясться, что дверь никто не открывал и не закрывал: она громко скрипела, открыть её неслышно было невозможно. Но Сидоров всё же выбежал в коридор. Но и там никого не было. Только четыре милиционера стояли в кружок возле окна в конце коридора и курили.

— Слушайте, чуваки, — налетел на них сержант, — из того кабинета никто не выбегал?

— Нет, только ты, — ответил Муравьёв, бычкуя сигарету.

Остальные только плечами пожали.

Из-за поворота показался Казаченко. Он уже разобрался со своими документами, оформил задержание и возвращался за задержанным хулиганом. Увидев Сидорова, он удивился.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он. — Где мой хулиган?

— О-он убежал… — глупо моргая, выдавил Сидоров.

— В смысле? — Казаченко сделал круглые глаза. — Ты что, прошляпил?

Сидоров просто молчал.

— Что тут за сыр-бор? — это пришёл Пётр Иванович. Белкин сказал ему, что около его кабинета раздаётся некий шум, вот Серёгин и ушёл посмотреть, что случилось, оставив Вавёркина наедине с Гохой.

— Хулиган… — промямлили Сидоров.

— Ищите его! — выкрикнул Казаченко.

Они втроём забежали в кабинет. Там по-прежнему было пусто.

— Казаченко попросил меня посторожить хулигана, у него там с документами какая-то проблема была… — рассказывал Сидоров Петру Ивановичу. — Я сидел, охранял. И вдруг слышу: наручники упали. Я — глядь! — а там уже нету его! Я — в коридор, и там — нету!

Пётр Иванович нахмурился. Оглядел кабинет. Всё на месте. Посередине стоит шаткий, просиженный до дырки стул. А под стулом валяются закрытые (!) наручники. Серёгин взял со стола файл, поднял им наручники и поднёс к глазам.

— Удивительно, — пробурчал он, разглядывая стальные браслеты. — Они закрыты.

Между тем Казаченко бродил по кабинету, заглядывая под мебель. Никого не найдя, он выдохнул:

— Ойй! — и от волнения сел мимо стула.

— Я даже не слышал, как он возился этими наручниками, — оправдывался Сидоров. — Я только слышал, как они на пол упали и всё. И через окно он бы не убежал — если бы полез на подоконник — я бы услышал!

— Эх, Саня, — покачал головой Пётр Иванович, заметив на своём столе журнал «Футбольное обозрение». — Сколько раз тебе говорили…

Сидоров снова вышел в коридор, чтобы ещё раз попытаться найти беглеца. Те же четыре милиционера до сих пор стояли кружком и о чём-то беседовали.

— Так из этого кабинета точно никто не выходил? — снова набросился на них сержант.

— Ну, мы же тебе сказали, только ты, — проворчал Муравьёв. — Ты уже второй раз оттуда вышел!

— И что, и после меня — никто?

— Ну, Казаченко ещё забегал-выбегал…

— Нет, — подал вдруг голос Усачёв. До сих пор он стоял в уголке у окна и молчал, а сейчас неожиданно заявил:

— Ещё до того, как ты первый раз вышел — из-под двери тень какая-то вылезла и туда вон, в угол — шмыг! — Усачёв показал пальцем куда-то в коридор, где в отдалении стоял сейчас Недобежкин и с кем-то разговаривал о каких-то своих важных делах.

— Что? — удивился Сидоров.

— Хватит заливать, Усач! — буркнул Муравьёв. — Санька, это он тебя на понт берёт.

— Ну, я же не слепой! — не унимался Усачев.

— А может, это — крыса?

— Крыса? Где ты видел такую огромную крысу? Эта штука была не меньше человека!

— А может, ты, Усач, просто своей тени испугался?

— Да я тебе…

— Если это крыса, то она нам все документы погрызёт…

«Великолепная четвёрка» начала спорить между собой, а Сидоров почему-то побежал в ту сторону, куда скрылась «тень» Усачёва. Сержант незамеченным пролез мимо Недобежкина и его важного собеседника, и спустился по ступенькам на первый этаж в вестибюль. Пробегая мимо дежурной комнаты, Сидоров спросил у дежурного, чья фамилия звучала так: Галушко:

— Витька, тут никто не пробегал?

Галушко не спеша поднял правую руку, сжал ладонь в кулак, оставив свободным один лишь указательный палец, и с насмешливым свистом не спеша повертел этим пальцем у виска.

— А, ну тебя! — сердито фыркнул Сидоров и побежал на улицу. Выскочив во двор РОВД, сержант остановился у доски «Их разыскивает милиция», с высоты которой на него в бешеной улыбке скалился объявленный в розыск маньяк. Постояв несколько минут в компании сего «весёлого» типа, Сидоров осознал всю глупость своей «погони за тенью» и, развив скорость черепахи, потопал обратно.

Глава 9. «Креветка» уплывает

На пути к кабинету Серёгина сержант Александр Сидоров столкнулся с охранником изолятора Белкиным.

— Сашка! — Белкин выскочил внезапно, испугав Сидорова не хуже, чем верхнелягушинский чёрт.

Сидоров отпрянул в угол, а когда понял, что на него никто не напал, а всего лишь пришёл Белкин, выполз из угла и дрожащим голосом осведомился:

— Чего тебе?

— Сашка! — выкрикнул Белкин так, словно бы кричал не «Сашка!», а «Пожар!».

— Ну? — начинал сердиться Сидоров.

— Сашка! — в третий раз повторил Белкин. — Там ваш гавкающий сделал ноги.

Сидоров оторопел и впал в ступор, застыв с поднятыми руками.

— Ты понимаешь?? — орал ему в ухо Белкин. — Но-ги сде-лал! — повторил он по слогам.

— Как?? — прошептал побледневший Сидоров, едва ворочая окаменевшим языком.

— А я знаю? — выплюнул Белкин. — Он там у вас гавкал-гавкал, а потом — затих. Я ему баланду притащил, глядь в окошко, а у него в камере — «призрак коммунизма»!