Уоррен Мерфи - Цепная реакция
– Я хочу показать вам имеющиеся ресурсы, – холодно возразил Депау. Он досконально изучил этих людей и знал, чего от них можно ожидать. Их неудовольствие не смутило хозяина встречи, оно входило в его планы. – Вот он, этот ресурс. – Депау указал на фото Люшена Джексона.
Кто-то из гостей громко фыркнул.
– В нем не больше ресурсов, чем в раковой опухоли, – сказал производитель компьютеров.
Бейсли Депау позволил себе тонкую, понимающую усмешку.
– Этот человек – полувор, полусутенер, которого уже много раз лишали пособия, отец несчетного числа детей, которых он не содержит, теперь стал прекрасным работником, который стоит хозяину всего сорок центов в день. А если у него будет потомство, мы получим еще одного прекрасного работника, такого же, как и он сам. Они будут работать лучше, чем те, которые работают у вас сейчас. И никаких профсоюзных лидеров, с которыми надо все время бороться.
– Я не верю ни в какие социальные программы.
– Потому я и пригласил вас к себе, джентльмены. Доказательства находятся всего в нескольких футах отсюда. Мы в корне изменим практику использования рабочей силы, сделаем ее еще более дешевой, чем в Гонконге и на Тайване. Наши города снова станут городами для богатых.
Депау привел их в полуподвальный этаж. То, что они там увидели, повергло их в изумление. В одном конце небольшого помещения находился белый человек с кнутом; у конвейерной ленты стояло тринадцать негров. Семеро старательно обертывали деревянные шесты листовой сталью, шестеро столь же старательно ее снимали. Люди работали в едином ритме, никто не отставал. На ногах у них были кандалы.
Депау взошел на приподнятую над полом платформу и крикнул парню, стоявшему в начале конвейера:
– Если бы тебя спросили, чего ты сейчас хочешь, что бы ты ответил?
Люшен Джексон улыбнулся и сказал:
– Я бы хотел, сэр, чтобы конвейер двигался побыстрее. Тогда я смогу выполнить свою норму.
Депау кивнул и повернулся к своим спутникам. Потом он закрыл дверь и повел их назад, в кабинет.
Один из них сказал:
– Речь идет о рабстве, о порабощении людей ради получения прибыли – то есть о худшей форме угнетения человека человеком.
Депау кивнул. Остальные участники встречи столпились вокруг них, внимательно слушая.
– Возможно, речь идет о новой гражданской войне, – продолжал гость.
Депау снова кивнул.
– Речь идет о нарушении всех известных человечеству принципов, на которых зиждется цивилизованное общество.
– Не всех, – спокойно возразил Депау. – Мы не нарушаем принципа частной собственности.
Депау видел, как могущественные воротилы обменялись взглядами. Он знал, каким будет следующий вопрос, и нисколько в этом не сомневался, так как знал их всех с детства. Он отдавал себе отчет в том, что предлагает революцию, которая изменит жизнь людей в большей степени, чем это было в России.
– Бейси, – спросил человек, задававший так много вопросов, – ты хоть понимаешь, насколько серьезно то, что ты затеял?
– Понимаю, – просто сказал Депау.
– Можешь ли ты, – продолжал этот человек, при напряженном внимании остальных, – можешь ли ты...
– Что именно? – спросил Депау, зная наперед, о чем он спросит.
– Сможешь ли ты... подготовить из них квалифицированных рабочих?
– За это я ручаюсь, – сказал Депау. – Мы получим самые дешевые руки со времен Конфедерации. Мы подорвем деятельность профсоюзов с помощью самых лучших штрейкбрехеров, которых когда-либо видел мир, – с помощью рабов.
Некоторые продолжали сомневаться. Это было слишком заманчивым, чтобы быть реальным. Но Депау доказывал, что «синие воротнички», которые больше всех пострадают от введения рабского труда, будут самыми горячими его сторонниками.
– В моем распоряжении имеются обученные воинские части, – сказал Депау. – Однако я не думаю, что их придется задействовать. Мы обеспечим такую мощную поддержку со стороны общественного мнения, что к нашим отрядам присоединятся миллионы простых граждан. Они организуют марш на Вашингтон и вынудят правительство сделать то, что мы хотим. Мы проведем референдум и победим с перевесом один к десяти.
– Но почему ты думаешь, что американцы согласятся голосовать за создание дешевой рабочей силы, ведь в этом случае понизится стоимость их собственного труда?
– Я работаю над этим планом с 60-х годов. Вы думаете, почему я финансировал все эти воинственные демонстрации темнокожих и оплачивал их показ по телевидению? Вы знаете, кто смотрит эти передачи? Восемьдесят один процент зрительской аудитории составляют белые. После окончания передачи они распаляются желанием перестрелять черных. У нас есть старые фильмы, где черные угрожают расправиться с белыми. В этом году мы выделили на эти программы больше, чем когда-либо прежде. Со следующей недели мы начинаем целую серию таких пропагандистских передач. Никто не сможет включить телевизор, не увидев лицо чернокожего, заявляющего, что если на них не нападут, то они сами нападут на белых. Это будет великолепное зрелище!
– Жалко, что нет в живых Мартина Лютера Кинга, – сказал один из гостей. – Можно было бы заказать серию передач с его участием.
– У нас есть кое-что получше: профессор социологии объясняет белым, насколько они все прогнили, а в это самое время на заднем плане мы даем документальные ленты о Гарлеме, Южном Бронксе, Уоттсе и Детройте.
– Но общенациональный референдум о введении рабства? Это нереально!
– Да что ты! – сказал Депау с оттенком неудовольствия. – Кто говорит, что мы назовем его именно так? Будет достаточно получить голоса в поддержку «Закона о гарантиях прав для цветных и о праве белого населения на безопасность». Мне ли не знать: американцы никогда не ведают, что творят. Мои предки прибыли в эту страну в 1789 году и с тех самых пор не переставали воровать, делая перерыв лишь для того, чтобы получить звание «Почетного гражданина США».
В кабинете повисло неловкое молчание.
– И все-таки, Бейси, я не уверен, что они проголосуют за это, – вздохнул один из гостей.
– Им придется это сделать, – возразил Депау.
– Почему?
– Мы запланировали баснословные расходы на обработку общественного мнения.
Глава седьмая
Об исчезновении более двенадцати человек из квартала бедняков сообщала полиция, писали газеты, криминалисты делали глубокомысленные анализы происшедшего. Журналисты выражали сомнения по поводу реального количества похищенных во время нападения на Норфолк: часть пропавших могла просто сменить место жительства, переехав в другой город.
Чиун узнал детали происшествия от Руби, утверждавшей, что ее источники информации самые надежные.
– Я не понимаю, почему ты рассказываешь об этом нам, – заметил Римо.
– Я наводила справки в ЦРУ – они ничего не знают. Тогда я подумала, что, возможно, ваша тайная организация в курсе событий и вы с этим пожилым джентльменом сможете мне помочь.
– Во-первых, я там больше не работаю, – возразил Римо. – Я ушел из той организации. А во-вторых, почему я должен заниматься освобождением Люшена?
– Потому что я спасла тебе жизнь. Ты у меня в долгу.
– А я освободил тебя из заключения там, на острове, – сказал на это Римо. – Так что мы квиты.
– Нет, не квиты, – возразила Руби. – Из той тюрьмы я уж как-нибудь выбралась бы и сама. Ты только испортил дело.
– На этот раз я не хочу портить дело. Разыскивай брата сама, – сказал Римо.
– Я спасла тебе жизнь. Не забывай об этом.
Чиун решил, что если дело так пойдет и дальше, то его планы касательно рождения у Руби и Римо ребенка мужского пола могут и сорваться.
– Долги надо платить, сынок, – вмешался он. – Она спасла наши жизни, а мы должны спасти этого самого Люшена, кем бы он ни был.
– Он – мой брат! – вставила Руби.
– Слышишь, Римо? Не часто можно встретить такие родственные чувства у женщины. Это говорит в ее пользу – из нее может получиться прекрасная мать нашему мальчику.
– Немедленно прекрати эти разговоры, Чиун! – вскипел Римо. – Мне не по душе роль жеребца-производителя для Дома Синанджу. – Он повернулся к девушке. – Так и быть, Руби, мы поможем тебе вернуть брата. Но мы не собираемся связываться с той организацией. Я из нее уволился, это факт.
– Хорошо, – сказала Руби.
Когда они вернулись в Норфолк, Чиун настоял на том, чтобы они с Римо остановились у Руби, в квартирке над магазином. Может, это соседство сделает то, чего не добьешься уговорами, думал Чиун. Его сундуки поставили на кухне. Улучив момент, когда его ученик не мог их слышать, Чиун сказал Руби, что хотел бы, чтобы они с Римо родили мальчика. Чиун возьмет его себе, если ребенок родится здоровым. А семейство Гонзалесов пусть берет себе девочек.
Руби отвечала, что девочки предпочтительнее мальчиков, и обвиняла Чиуна в том, что его взгляды на женщин отстали от жизни.
– Теперь уже никто не считает, что женщины глупее мужчин, – сказала она. – Ты рассуждаешь как женоненавистник.
