Эдуард Хруцкий - Осень в Сокольниках

— Нет, — сказал он, — нет. Не брал я грех на душу. Жив был Витька, жив.

— Все по порядку, — сказал Вадим, садясь.

— Я утром ручки искать пошел…

— Какие ручки?

— Дом, значит, у нас ломали… Дом, значит, три… Старинный дом… Там добра всякого много было… Ручки со звериными мордами… Значит, бронзовые накладки всякие… Добру-то чего пропадать… Я по городу езжу, в старых домах это добро собираю.

— Зачем? — спросил Вадим.

— Так клиенты есть. Раньше это добро даром никто не брал, все помойки завалены были. А теперь люди покупают, значит… Им красота нужна… Чтоб если ручка, так с мордой.

— А кто у вас покупает?

— Пал Сергеевич, директор овощного, Нинка из бара, буфетчица, Олег Моисеевич, он песни пишет… Потом Боря-художник… Вот, значит.

Силин замолчал. Он дышал тяжело и надсадно, как человек, затащивший холодильник на седьмой этаж.

Вадим не торопил его. Он ждал. Его учитель, Игорь Дмитриевич Скорин, учил его не прерывать людей, дать им выговориться, искать главное в их рассказе, то главное, которое станет основой для будущей работы.

Силин говорил, называл фамилии и имена, цены и количество бутылок. Из его неуклюжих фраз, тяжелого похмельного откровения слагалась картина жизни человека, обокравшего в первую очередь себя самого.

— …Я одну дверную накладку нашел, Боре-художнику продал за трояк. У Витьки Киреева копеек восемьдесят было, он бутылки от молока у реставраторов спер… Выпили мы. Поспали потом у него в сторожке. Нас этот бородатый бригадир разбудил. Ругался он очень на Витьку. Говорил, выгоню, другого возьму. А кого за шестьдесят рублей взять-то?

Силин перевел дух, покосился на графин.

— Попить разрешите.

Фомин налил ему полный стакан. Силин выпил его и вздохнул.

— У нас еще копеек шестьдесят оставалось, мы и пошли к магазину на Кропоткинскую, там я Доктора и Лю-Лю найти хотел. Пришли, а их нет… Мы подшибить решили, разгрузить или что еще. Тут парень к нам подходит.

— Какой парень? — спросил Вадим.

— Сережа, он культурный такой, в брюках из вельвета, в куртке кожаной…

— Какого цвета куртка?

Силин задумался.

— Вроде как зеленая, — сказал он неуверенно.

— Вроде как или зеленая?

— Скорее зеленая… — неуверенно ответил Силин.

— А брюки какого цвета? — вмешался Фомин.

— Вот брюки точно помню — темные.

— А сколько было времени, когда он подошел?

— Часов-то у меня нет, но водкой уже не торговали.

— Ну что ж, достаточно точная хронография, — усмехнулся Вадим.

Человек, сидящий перед ним, измерял движение времени в зависимости от работы винных отделов и пивных палаток в районе. Исчисление суток для него начиналось с девяти утра, когда открывался первый «пивной шатер» в Зачатьевском, и заканчивалось закрытием винного отдела в магазине на Кропоткинской.

— Так, что дальше было?

— Он подошел, — Силин задумался, помолчал, — и говорит, здорово, мол, Петя, руку протягивает. Потом и Кирееву, здорово, мол, Виктор.

— Вы его видели раньше?

— Не помню… Он нам говорит, чего стоите? А мы ему: добавь рублишко. Он тогда портфель открыл и достал бутылку «Лимонной», говорит, дома поругался, где бы выпить? Витька ему и говорит, пошли, значит, ко мне… Мы пошли… А по дороге я Женю Тараскина встретил…

— Кто такой Тараскин?

— Сосед мой, мы работали раньше вместе. Я у него разводные ключи просил. Он мне сказал, что даст, если я ему мотоцикл отрегулирую.

— В какой квартире живет Тараскин?

— В шестой.

Фомин встал и вышел из кабинета.

Силин покосился на него и продолжал:

— Ну, потом мы в сторожку пришли. Сережа эту бутылку вынул, «Лимонной», колбасу, консервы какие-то. Мы по стакану выпили. Он достал еще одну большую, тоже «Лимонной». Я к Тараскину побежал, А как пришел, вижу, бутылка пустая, Витька спит, а Сережи нет.

— Сколько вы были у Тараскина?

— Часа полтора. Наладил ему карбюратор, он мне стакан налил. Я Витьку будить не стал, пошел домой, смотрю, дверь-то в особняк открыта…

Силин замолчал.

— Закурить не найдется? — спросил он.

Вадим протянул ему сигарету, взял сам. Они закурили. Несколько минут сидели молча, следя за голубоватым табачным дымком. Вошел Фомин.

— Все в порядке, Вадим Николаевич, сейчас привезут.

Силин посмотрел на Фомина, этот человек был понятнее ему, и у него он сейчас искал поддержку.

— Что, Петя, замолчал, — Фомин придвинул свой стул к Силину, — давай говорить. На полдороге останавливаться нельзя.

Силин ткнул сигарету в пепельницу.

— Значит, зашел в дом-то, гляжу, а здесь пошуровал кто-то. Я наверх. Там плитка эта лежит да железки всякие. Я домой сбегал, колеса с велосипеда снял, к тележке приспособил… Увез плитку ту да железки.

— Куда увез?

— В сарай. А утром Олегу Моисеевичу позвонил. Он все у меня купил за сто двадцать рублей.

— Телефон Олега Моисеевича.

— 153-96-16.

— Так, Силин, — Вадим встал, — сейчас приедет Тараскин, мы его пригласили. Вы с ним пойдете в лабораторию, там постарайтесь восстановить по памяти внешность Сережи, а пока подождите в коридоре.

Силин вышел.

— Он не брал Лимарева. Вы, Павел Степанович, постарайтесь восстановить фоторобот, я композитором займусь.

Лейтенанту Крылову повезло. Прямо сразу. Во-первых, диспетчерша, видимо, пожалев интересного парня, нашла телефон Светланы, звонившей Кудину; во-вторых, сменщик Олега, Кухарский, крепенький, квадратный мужчина лет сорока-сорока пяти, только что вернулся с линии. Он подошел к Крылову валкой походкой знающего себе цену человека, протянул широкую твердую ладонь.

— Кухарский Андрей Степанович.

— Лейтенант Крылов.

— А по отчеству?

— Александр Петрович.

— Я само внимание, — Кухарский достал трубку, резиновый кисет, закурил.

В воздухе повис сладковатый дымок.

— Мне Надя-диспетчер сказала, что вы моим бывшим сменщиком интересовались. Так?

Крылов кивнул. Кухарский держался спокойно, говорил насмешливо. И весь он, в дорогих джинсах, рубашке с погонами и множеством карманов, не нравился Крылову, вызывал в нем еще не осознанное недоверие.

— Я что об Олеге сказать могу, машину он любил, в спортивной команде, гоночной, участвовал. Работал хорошо. Жалоб на него не было. Да это вы, наверное, сами узнали. Я его поначалу встретил плохо. Дважды судимый, блатной, кто такому поверит. А он парнем оказался настоящим. Конечно, копейку любил. Да кто ее не любит?

— Я не об этом хотел вас спросить. Я…

— Нет, об этом, — перебил Крылова Кухарский, — вы, лейтенант, должны спрашивать меня об этом. Кудин ушел из парка после того, как его задержали ваши коллеги прямо у проходной. Взяли, а потом отпустили. Я это говорю вам не просто как водитель Кухарский, а как депутат Моссовета.

— Депутат Моссовета? — удивленно переспросил Крылов.

— Именно, — Кухарский расстегнул карман рубашки, вынул синюю депутатскую книжку.

Крылов взял ее, прочел. Звание депутата Моссовета никак не вязалось с внешним видом этого человека. Кухарский был одет с показным эстрадно-киношным шиком. Так обычно любят одеваться завсегдатаи загородных кабаков.

— Давайте отойдем, — предложил Кухарский, — вон там, на пустыре, лавочка есть.

Они уселись на лавочку прямо на пустыре, у рубчатого металлического гаража.

Рядом с лавочкой валялись разбитые бутылки, пустые консервные банки. Кухарский ударил носком начищенного мокасина банку, и она с грохотом покатилась по земле.

— Все загадили, пьянюги, — он опустился на лавку, хлопнул по доске ладонью, приглашая Крылова сесть рядом.

— Ну, на чем мы остановились, лейтенант Александр Петрович?

— Вы, Андрей Степанович, были недовольны моими коллегами.

— Да, недоволен, очень недоволен. Пришли, забрали и увезли. Но потом выпустили. Как один из ваших сказал, «за недоказанностью».

— Выпустили или отпустили?

— Какая разница?

— Большая. Выпустили из-под стражи, а отпустили просто так.

— Дело не в этом, лейтенант. У Кудина жизнь была не сахар…

— Никто не виноват в том, что он дважды судим за соучастие в квартирных кражах, — жестко сказал Крылов. — Вы на милицию обижаетесь, но ведь не мы сажали его за руль машины, на которой перевозили краденое.

— Твоя правда, — Кухарский выбил трубку о каблук.

— Зря вы так выбиваете.

— Почему?

— Трубка у вас хорошая, из вереска, можно мундштук сломать.

— Привычка дурацкая. Но все-таки…

— А все-таки, может быть, кто-то из моих коллег был не прав, я не отрицаю. Но ведь не просто так взяли Олега Кудина, значит, что-то заставило предположить, что он был замешан в преступлении.

— Я, лейтенант, не знаю, для чего ты его ищешь. Одно скажу, мы, конечно, таксисты, народ разный. И чаевые берем, и всякое такое. Только ты в «Литературке» письмо таксиста читал, наверное?

Крылов утвердительно кивнул головой.