Уильям Каглин - Доказательство умысла (в сокращении)

Старик приподнял бровь:

— Откуда вам это известно?

— От Майлза.

— Ну так Майлз ошибается. Доход от фонда весьма и весьма невелик, это верно. Но если вы давно не интересовались финансовыми новостями, могу вам сообщить, что рынок ценных бумаг в последние сорок лет чувствовал себя очень недурно. И это серьезнейшим образом сказалось на всех трастовых фондах.

— То есть получается, что в случае смерти Дианы он, единственный ее наследник, получает…

— Давайте выразимся так: основной капитал фонда образует сумму более чем внушительную.

Старик достал из кармана «зиппо» и, не спуская с меня веселого, изучающего взгляда, раскурил трубку.

— Из лукавства, написанного на вашем лице, — произнес я, — следует, что вы мне чего-то недорассказали.

— Напротив, я рассказал вам все.

Я насупился:

— Если у Дианы нет родных детей, наследником является Майлз. Все просто. А детей у них не было, мистер Мак-Дейрмид.

— Как мне помнится, я сказал вам следующее: в 1969 году Диане сообщили, что рожденный ею ребенок умер. — Мак-Дейрмид выдохнул облако дыма. — На самом деле он выжил и вообще оказался здоровым как конь. Мальчик. Семья отдала его на воспитание. Спустя несколько лет Роджер ван Бларикум проговорился, что намеренно создал некоторые бюрократические препоны, не позволявшие усыновить этого ребенка еще в младенчестве. В результате мальчик провел не один год в жалком сиротском приюте штата Юта. Потом он переходил из одной приемной семьи в другую, их было десять или пятнадцать, пока его, наконец, не усыновил фермер, оказавшийся приверженцем жесткой дисциплины.

Лайза смотрела на него во все глаза.

— Но почему Роджер не объявил об этом открыто? — наконец спросила она.

Мак-Дейрмид улыбнулся:

— Вы, я полагаю, шутите. Во-первых, Роджер не из тех, кто проветривает свое грязное белье у всех на виду. К тому же, если он до начала процесса объявит, что ребенок Дианы и Майлза жив, Майлз может заявить, что давно знает об этом. А это устранит видимый мотив убийства Дианы. С другой стороны, если Майлз выигрывает процесс, мистер ван Бларикум все еще сохраняет возможность не подпустить его к наследству.

— Ну и мерзавец! — сказала Лайза.

— Так вы думаете, что Майлз охотился за ее деньгами? — спросил я.

— У богачей, когда речь заходит об отношении других людей к деньгам, нередко возникает расстройство зрения. Любому дураку было видно, что о деньгах Дианы Майлз никогда и не думал. На мой взгляд, он был простым человеком, хотевшим от жизни только двух вещей: возможности писать и получать за это вознаграждение и возможности прожить всю жизнь с Дианой. Он ее попросту боготворил.

Мак-Дейрмид выбил трубку о ладонь и ссыпал пепел с угольками на землю.

— А Майлзу когда-нибудь говорили о том, что его сын жив?

— Думаю, нет. При рождении ребенка отцовство Майлза не было ни задокументировано, ни признано — просто для того, чтобы лишить его права распоряжаться судьбой сына.

— Итак, ребенок, — сказал я. — Вам известно его имя?

— Нет. Мистер ван Бларикум никогда его мне не называл. — Мак-Дейрмид печально покачал головой. — Бедный маленький сукин сын. Бедный, бедный маленький сукин сын.

Глава 6

Мы с Лайзой ехали на такси в аэропорт, беседуя дорогой о нашем деле.

— Предположим, только предположим, что Майлз жену не убивал, — сказала Лайза. — Но зачем он состряпал невероятную историю об убившем ее таинственном взломщике? Единственный логичный ответ — если считать, что он не виновен, — таков: Майлз выгораживает своего сына.

— Возможно. Однако, по словам Мак-Дейрмида, о том, что ребенок выжил, ему не сказали.

— А что, если он как-то узнал об этом? Может быть, сын сам с ним связался.

— Хорошо, Лайза, давай рассмотрим такой деликатный вопрос: что следует делать, когда твой клиент высказывает пожелания, которые явно идут вразрез с его правовыми интересами? Допустим, я заявляюсь в тюрьму и весело сообщаю Майлзу: «Ну так вот, мы считаем, что у вас есть сын и вы знаете о его существовании. И вам известно, что, в силу устава трастового фонда Дианы, ваш предположительный денежный мотив можно попросту выбросить в форточку. А теперь скажите, Майлз, это ваш сын убил ее?» Майлз может, конечно, признаться, что он покрывает своего ребенка. Однако я думаю, что он скажет мне следующее: «Насколько известно мне, Чарли, мой сын мертв. Жену убил таинственный незнакомец, и я не желаю, чтобы вы тратили время на расследование, связанное с моим предполагаемым сыном, который скончался тридцать лет назад». После чего я буду этически обязанным следовать его указаниям.

— Но ты также этически обязан сказать ему об этом, — ответила Лайза. — Разве нет?

— До тех пор пока Майлзу неизвестно, что мы знаем о существовании его сына, он не может потребовать, чтобы мы отказались от этой линии расследования. И такой подход этически оправдан, поскольку единственное свидетельство существования сына — это слова старика, который мог знать то, о чем он говорил, а мог и не знать. Так что сейчас мы просто занимаемся тем, что собираем факты, которые имеют отношение к делу. А когда у тебя появятся какие-то результаты — если они появятся, — я сообщу клиенту о имеющемся у него выборе.

Лайза вгляделась в меня с каким-то странным выражением:

— Ты выглядишь страшно довольным собой, папа.

Я ухмыльнулся:

— И знаешь, что особенно смешно? Я действительно собой доволен.

А следом, уже серьезно, я сказал:

— Однако все это означает, что, когда мы вернемся домой, дел у тебя будет невпроворот.

Два дня, прошедших после нашего возвращения в Пикерэл-Пойнт, Лайза потратила на какие-то дела, о которых ничего мне не говорила. Она заняла свободный кабинет моего офиса, поставила в его углу стол, телефон и сидела там за закрытой дверью. А под конец второго дня, войдя в мой кабинет, объявила:

— Нашла!

— Кого?

— Сына Майлза и Дианы.

Я разулыбался:

— И как тебе это удалось?

— Звонила по телефону, и звонила очень много. Сначала в нью-йоркское Управление актов гражданского состояния — назвалась врачом «скорой помощи» и сказала, что мне необходимо найти настоящих родителей поступившего к нам неизвестного, который был в свое время усыновлен другими людьми. Сказала, что, если в течение восемнадцати часов он не получит порцию некоей невразумительной аминокислоты, а это требует переливания крови его ближайшего родственника, ему конец. И сказала, что его жена пригрозила в случае смерти подать на меня в суд, а заодно и на тех бюрократов, которые откажут мне в помощи. И передо мной тут же расступились воды Красного моря. Только после того, как женщина, с которой я разговаривала, сообщила мне его имя, до нее дошло: «Минутку. Если он вам неизвестен, как же вы можете знать его жену?»

Я рассмеялся.

— Выяснилось, что при рождении он был назван Безымянным ван Бларикумом.

— Безымянным? Господи, похоже, ван Бларикумы, когда он родился, и впрямь спятили.

— Похоже. Затем я позвонила в нью-йоркское Управление социального обеспечения и назвалась копом из полицейского управления Пикерэл-Пойнт. Сказала, что следствию срочно требуются сведения о судьбе Безымянного ван Бларикума, и сотрудник УСС мне эти сведения дал. Согласно архивным записям, его сначала переименовали в Дэвида ван Бларикума, а когда в возрасте двенадцати лет он был усыновлен, то в Отто Герда Хойзенфелтера. Я позвонила Хойзенфелтерам в округ Клинтон, штат Нью-Йорк. И они сказали, что не видели его уже пять лет. С тех пор, как он — заметь — в последний раз вышел из тюрьмы.

У меня поползли вверх брови:

— Без шуток? А где он отбывал срок?

— Похоже, он проводил в тюрьме больше времени, чем на свободе. Сидел за нанесение побоев в тюрьме округа Клинтон, потом в «Рикерс-Айленд», потом в тюрьме округа Волузия, штат Флорида. Потом в исправительном заведении города Колумбия, штат Южная Каролина, — за физическое насилие при отягчающих обстоятельствах. Это было в 92-м. А дальше пусто. Я снова позвонила в штат Нью-Йорк, Хойзенфелтерам: «В чем дело? Вы сказали, что он вышел из тюрьмы пять лет назад, но никаких документов на этот счет я найти не могу». Теперь прямая цитата из Хойзенфелтера: «Этот сукин сын ненавидит нас до того, что сменил имя». Я спрашиваю: «На какое?» Он отвечает: «А на черта мне это знать?» Я начала искать документы о смене имени. В Нью-Йорке пусто. Во Флориде пусто. В Южной Каролине — есть. Стала проверять его новое имя. И пожалуйста — еще один срок, на сей раз за нападение на полицейского. Догадайся, где он сидел?

— Понятия не имею.

— В исправительном заведении города Джексон — здесь, в добром старом штате Мичиган. Преступление было совершено в городе Гранд-Рапидс. Избил свою жертву буром.

У меня округлились глаза: