Уильям Каглин - Доказательство умысла (в сокращении)
— По телефону вы дали понять, что хотите показать мне нечто необычайно интересное.
Лайза взяла потертый кожаный портфель, поставила его на стол.
— Будьте добры, мистер ван Бларикум, переставьте ваш стакан на пол, — сказала она и опустила туда же свой.
Некоторое время ван Бларикум вглядывался в нее, затем поставил стакан со скотчем у ножки стола. Лайза открыла портфель, достала оттуда белую папку, протянула ее ван Бларикуму. Когда он открыл папку, правый его глаз расширился, а левый сузился.
— Боже милостивый! — произнес он. — Откуда это у вас?
Я, стараясь не привлекать к себе внимания, вытянул шею и посмотрел на соседний столик. Большой лист плотной бумаги — судя по всему, оттиск с японской гравюры на дереве. Гравюра изображала мужчину, совершающего половой акт с женщиной в маске.
— Последняя из знаменитых тридцати девяти эротических сцен Хаякавы. Отпечатаны в 1825 году в количестве шести экземпляров. Из шести комплектов полный сохранился только один. Насколько мне известно, еще один, почти полный, находится, скажем так, в частном владении, верно? — Лайза понимающе улыбнулась. — К сожалению, его владельцу не хватает, как мне говорили, именно этого оттиска.
Ван Бларикум смотрел на Лайзу, и в глазах его читалась странная смесь эмоций. Он перевернул лист, пристукнул пальцем по красному кружку на обороте.
— Мне этот оттиск известен. Здесь стоит штамп музея «Метрополитен». Эта копия принадлежит «Мету».
Лайза улыбалась по-прежнему:
— Принадлежала. Потом музей ее продал.
— Нет, не продал. Я бы услышал об этом. — Ван Бларикум сжимал и разжимал челюсти. — Вы зазвали меня в людное место, чтобы показать краденую гравюру. Мне это совсем не нравится.
Лайза пожала плечами:
— Хорошо. Верните ее мне, и я уйду.
Ван Бларикум, похоже, не мог заставить себя выпустить оттиск из рук. Он украдкой огляделся по сторонам. К моему ужасу, наши глаза встретились. Я вежливо улыбнулся и отвел взгляд. По счастью, он не узнал меня, хотя, наверное, и видел мое лицо в выпусках новостей.
— Мистер ван Бларикум, — мягко и вкрадчиво произнесла Лайза, — вам этот оттиск интересен или нет?
Ван Бларикум не ответил.
Лайза перегнулась через стол, вытянула лист у него из рук и уложила обратно в портфель.
Наконец ван Бларикум наклонился, чтобы поднять с пола свой виски. На полпути к поверхности стола стакан выскользнул у него из руки. Ван Бларикум попытался поймать его, но не успел — стакан разбился вдребезги.
Ван Бларикум отдернул руку:
— О черт!
С руки капала кровь. Ван Бларикум вытащил из кармана белый носовой платок, кое-как обмотал им порезанный большой палец.
— Сколько? — хрипло спросил он.
Лайза достала ручку, написала на салфетке несколько цифр. Ван Бларикум взглянул на салфетку, улыбнулся и снова опасливо огляделся по сторонам.
— Ну что же, мне очень жаль, но в данных обстоятельствах я действительно ничего вам предложить не могу. Слишком уж много неясностей в происхождении этой вещи. — Он тоже что-то написал на салфетке, пододвинул ее к Лайзе. — Это номер моего личного телефона. Позвоните мне, если у вас найдется для меня что-нибудь, э-э, более чистое.
Что в точности было написано на салфетке, я различить не мог, однако там, судя по всему, стояло его имя и какое-то число с немалым количеством нулей. Встречное предложение.
— Какая жалость, — произнесла Лайза. — Наверное, мне придется обратиться к кому-то еще. Но, если вы передумаете, вот вам мой сотовый.
Она перечеркнула первое число и написала под ним другое. И оно тоже не было номером телефона.
Ван Бларикум протянул руку, задумчиво постукал кончиком указательного пальца по салфетке. И наконец, легко кивнув, сказал:
— Хорошо.
Лайза склонилась к нему через стол — доверительно, точно заигрывая. Казалось, она очень старается дать ван Бларикуму возможность заглянуть в вырез ее блузки.
— Я расскажу вам один секрет, если вы расскажете мне другой, — загадочно улыбнувшись, произнесла она.
Ван Бларикума, похоже, цифра, стоявшая на салфетке, интересовала куда больше, чем грудь Лайзы.
— Секрет? — наконец переспросил он.
— У каждого из нас имеются свои маленькие извращения, м-м? — сказала, обнажая зубы в улыбке, Лайза. — Я хотела сказать, странности.
В глазах ван Бларикума появился влажный, голодный блеск, однако он молчал.
— Я, например, просто с ума схожу от слухов о знаменитостях.
Ван Бларикум смотрел на нее.
— И что?
— Расскажите мне о ней.
Ван Бларикум помолчал, затем:
— О ком?
— Вы знаете, о ком. О ней, о Майлзе. Об их прошлом.
Ван Бларикум прищурился, нервно оглядел комнату. Наши взгляды снова встретились. Я увидел у него в глазах узнавание.
Он медленно встал, покачал головой:
— Вы отвратительные, порочные, дешевые, жуткие, уродливые людишки. Неужели у вас нет никакого стыда?
Он сорвал с руки платок, помахал тряпицей с красным пятном перед лицом Лайзы.
— Что такое? — спросила Лайза. Теперь она блефовала, стараясь разогнать его подозрения.
— Вы ведь уже разговаривали с Мак-Дейрмидом, верно? Так вот, если Майлз выкрутится, кровь моей сестры будет на ваших руках! — Он все же сорвался на крик. И бросил Лайзе в лицо покрытый кровью платок.
А когда тот упал на стол, ван Бларикум повернулся ко мне и произнес медленно и злобно:
— Знаете, что самое смешное, Слоун? Выкрутится он или нет, не важно. Майлз нацелился на ее деньги. Но вот их-то он никогда и не получит. — Ван Бларикум слабо улыбнулся. — Никогда и ни за что. Разве Мак-Дейрмид не сказал вам об этом?
— Майлза ее деньги никогда не интересовали, — ответил я.
— Да? Ладно, присмотритесь к его физиономии, когда ублюдок явится за состоянием Дианы. И вы узнаете подлинную правду.
— Какие-то осложнения? — Рядом со мной вдруг появился метрдотель, неуверенно поглядывавший на окровавленный платок.
— Никаких, — ответил я и, подобрав платок, сунул его в карман. — Собственно, мы уже уходим.
— Ну, в общем, все это можно было проделать и получше, — сказала Лайза. Мы с ней сидели в чрезмерно дорогом ресторане нашего отеля, и она все поглядывала на меня с нервной улыбкой.
— Ты старалась, — ответил я. — И если хочешь знать мое мнение, ты очень хорошо поработала.
Мы заказали еду, потом я спросил:
— Ладно, раз ты молчишь, придется спросить мне. Откуда взялся оттиск?
— Я ползала по Интернету, пытаясь выяснить что-нибудь о семье ван Бларикумов. Оказалось, что Роджер — известный коллекционер японской эротики. А у меня есть… Ну, в общем, один знакомый. Специалист по азиатскому искусству, работающий в музее «Метрополитен». Он сказал мне, что в «Мете» хранится оттиск, за которым ван Бларикум гоняется уже многие годы. Ну, я и встретилась с этим знакомым, надеясь заполучить оттиск. На время. Он мне, естественно, отказал. И я накачала его «Гленфиддичем» до полного одурения, так что он…
Она примолкла и некоторое время смотрела в окно.
— Короче говоря, — продолжила она, — напившись, он повез меня к «Мету» и вынес оттуда через заднюю дверь этот оттиск — одолжил его мне на двадцать четыре часа, примерно так.
Она опустила взгляд в пол.
— Знаешь, странно. Одна моя половина гордится тем, что я так ловко все провернула, а другая испытывает отвращение.
— Точное описание первых тридцати с небольшим лет моей жизни, — отозвался я.
Мы посидели в молчании, пока нам не принесли еду. Я вгрызся в своего цыпленка. Лайза вяло ковырялась в салате.
Неожиданно она подняла на меня полный энтузиазма взгляд:
— Как по-твоему, о чем, собственно, говорил ван Бларикум? «Присмотритесь к его физиономии, когда ублюдок явится за деньгами Дианы»?
— Полагаю, о том, что, когда Майлз придет за наследством Дианы, на лице у него будет написана жадность.
Лайза нахмурилась:
— Да, но он еще сказал, что Майлз никогда, ни за что не получит этих денег.
— Бессмыслица какая-то, верно? Но может быть, для нас куда важнее выяснить, кто такой Мак-Дейрмид? Ты попросила Роджера рассказать о прошлом Дианы, и он практически сразу сказал: «Вы ведь уже разговаривали с Мак-Дейрмидом, верно?»
— А, хорошо, что ты об этом вспомнил, — ответила Лайза. — Я вчера съездила в дом Роджера и слегка подмазала тамошнего швейцара. Он рассказал, что был один старикан, который миллион лет проработал в семье ван Бларикумов дворецким, и что пару лет назад Роджер его уволил. По словам швейцара, если кто и знает о ван Бларикумах что-нибудь интересное, так именно этот старик. А зовут его Иен Мак-Дейрмид.
— Что ж, надо его отыскать, верно? — сказал я.
— Беда только в том, что Мак-Дейрмиду, уже когда его уволили, было лет сто. С тех пор он вполне мог умереть.
