Брайан Форбс - Порочные игры
— Так поступают только у нас в стране — единственную нашу машину, которой все восхищались, отправить в утиль! Теперь такие хранятся в коллекциях и приносят доход на рынке. Я сделал большую ошибку, что с ней расстался!
— Но она уже никуда не годилась, — возражал я, — приходилось раскручивать ее до седьмого пота.
— Это была машина с характером. Не то что твое немецкое дерьмо.
В то воскресенье «Эм-Джи» вела себя именно так, как ей и полагалось. Я дважды вылезал наружу и толкал ее, чтобы она, по выражению Генри, «прочистила горлышко» и зашлась удушливым кашлем. Мы проехали Датчет-Виллидж и переезжали по горбатому мосту Альберта, что на территории Виндзорского замка, когда вдруг увидели на обочине девушку с поднятым вверх пальцем.
— Вот это да! — воскликнул Генри. — Видал?
— А то нет! Останови!
У «Эм-Джи» возникали проблемы не только с заводом, но и с тормозами — остановить ее было совсем не просто. Мы промахнули добрых двадцать ярдов, прежде чем удалось затормозить.
Девушка уже бежала к нам. Я обычно испытываю трудности с описанием женщин в романах. Любого негодяя нарисую не задумываясь, словно живого, буквально несколькими фразами. А вот с женской красотой сложнее. В ту первую встречу Софи — а это оказалась именно она — было не больше семнадцати лет. Лицо ее озарял обворожительный румянец, так часто встречающийся у юных англичанок, которые прячутся от солнца и гуляют под дождем. Почти все ее сверстницы подражали Мэри Квант и Джин Шримптон[23], но Софи не подходила под общий шаблон. Вопреки моде в ее внешности не было ничего отталкивающего. Она носила ослепительное белое облегающее платье, словно только что вернулась с теннисного корта (позже я, правда, обнаружил, что она даже не в состоянии перебросить мяч через сетку — способность к играм не была в числе ее достоинств, поистине ошеломляющих).
Добежав до машины, она одарила нас ослепительной улыбкой.
— Ой, большое спасибо, вы меня просто спасли. Вы случайно не в Лондон?
Вблизи она казалась еще лучше — само совершенство: ровные зубы, светлые волосы, белый пушок над верхней губой. В тот период в нашей сексуальной практике было больше неудач, чем успехов, больше фантазий, чем фактов. Софи была материализовавшейся фантазией.
— Именно в Лондон, — промямлил я. Скажи она «на край света», бьюсь об заклад, Генри согласился бы рулить всю ночь. — А куда вам нужно?
— До любого места, где можно поймать такси. Только чтобы вам было по дороге.
Генри не произносил ни слова. Его всегда злило, когда я проявлял инициативу.
— Представляете, я оказалась за бортом, — сказала Софи.
— За бортом?
— Ага. Провела уик-энд на яхте, а потом эти психи, которые были со мной, перепились — я и слиняла. Побоялась остаться с ними ночью.
— И правильно сделали! — согласился я.
— Разумеется, — сказал Генри, включившись наконец в разговор. — Теперь вы имеете дело с джентльменами.
— Меня зовут Софи, — представилась девушка, устраиваясь рядом с Генри.
— Генри. А это Мартин.
— Еще раз спасибо. Меня хотел подвезти один тип, около мили отсюда, но мне почему-то глаза его не понравились, слишком близко поставлены.
Мы с Генри намотали на ус ее заявление: типично женское замечание, на всякий случай надо учесть. Закашлявшись и выпустив чад из своей треснутой выхлопной трубы, машина тронулась, и Генри стал жать на педали.
— Клевая машина! Это «Эм-Джи», да?
Ничем иным нельзя было добиться большего расположения Генри. Я с завистью смотрел, как он, переключая передачу, касался свободной рукой ее бедра.
— Значит, на яхте? — переспросил Генри. Он то и дело отрывал взгляд от дороги, и я заволновался. — И часто у вас так бывает?
— Нет, в первый раз. Просто на той неделе я встретила этого типа на сеансе, и он меня пригласил. И оказался настоящим дерьмом.
— Похоже, вы легко отделались. Вы сказали «на сеансе» — на каком сеансе?
— Я работаю моделью. Только это не моя профессия. Вообще-то я танцую, но когда нет работы, а ее почти никогда нет, сами понимаете, за газ все равно надо платить.
— Конечно. Вы в балете танцуете?
— Да, но не в классическом — в современном. В классике слишком большая конкуренция. А вы чем занимаетесь?
На этот раз я опередил Генри:
— Я писатель, а Генри работает в Сити.
— Я забыл спросить, где вам лучше выйти. — Голос Генри потонул в реве «Боинга-707», который пронесся прямо над дорогой с выпущенным шасси. Софи оглянулась, чтобы посмотреть, как он приземляется.
— Ух ты! Мы с подругой — мы с ней вместе живем — в прошлом году летали на Майорку. Не в таком — там был чартерный рейс, дешевка, всего два мотора. То есть их было, по-моему, всего два, но они так гудели — я думала, отвалятся.
— Все равно, это самый безопасный транспорт, — сказал я, глядя, как Генри обгоняет «порше» по внутренней стороне. — Значит, вы пополам снимаете квартиру?
— Да. В Бейсуотере.
— В Бейсуотере? Хороший район.
— Я бы не сказала. Над нами живет китаец-хиропрактик, а рядом — чувак, торгующий «кебабами» навынос. Мы думаем, что китаец выдает себя за хиропрактика, а на самом деле у него салон массажа, вроде тех, где учат по-французски.
— А ваша подруга тоже танцует? — спросил Генри, подмигнув мне в зеркальце.
— Нет, она актриса, работает в ресторане.
Она казалась мне какой-то беззащитной и оттого легко ранимой.
— Будем ли мы иметь удовольствие встретиться с ней, когда подвезем вас?
Я понимал, что задумал Генри. Он станет ухаживать за Софи, а меня оставит с подругой, наверняка не такой очаровательной.
— Нет, она уехала домой на уик-энд.
— Может быть, можно пригласить вас обеих на обед на следующей неделе?
— Это было бы замечательно. — В ее голосе я уловил нотку настороженности. Генри всегда слишком сильно жмет на педали.
— Мы можем договориться сегодня?
— Я должна сначала спросить Мелани. Она работает в разное время.
— Или, если хотите, на ленч. Мы покладистые, правда, Мартин?
— Да, мы покладистые.
Как свободны мы были в обращении в то время! Никаких предрассудков, никаких опасений неудачи или отказа.
— Я ленча не ем, — сказала Софи, — и потом, у меня каждый день занятия.
— Тогда, может быть, мы позвоним вам, а вы поговорите с Мелани?
Когда мы подкатили к ее дверям, она поблагодарила нас, но телефона не дала. Генри вручил ей свою визитку.
— Позвоните мне. Мы с Мартином свободны по вечерам.
Софи стала спускаться по лесенке в полуподвал походкой балерины, а мы смотрели ей вслед, пока она не скрылась. Какой-то мужчина позвонил в дверь хиропрактика, воровато оглядываясь по сторонам. Не похоже было, что ему нужно обычное лечение. В «кебаб»-лавке на вертеле медленно поворачивались куски мяса неизвестного происхождения, вонявшие как паленая резина.
Генри буквально распирало.
— И как это нам привалила такая удача?
— Да, изумительно, — сказал я. — Но не очень-то возбуждайся. У такой девушки обязательно должен быть дружок-верзила.
— Совсем не обязательно! Бьюсь об заклад, у нее только и есть что кривоногие танцоры, которые себе вату в трусы подкладывают.
— Мой друг — балетный критик, — заметил я. — Во всяком случае, ты много потерял оттого, что пережал.
— Вот и нет.
— Нетонкая работа. Обрати внимание, телефона она нам не дала.
— Зато я дал ей свой.
— Знаешь, что интересно? Мне кажется я где-то ее видел.
— Ну как же!
— Правда, видел ее фотографию в журнале, это точно. Меня осенило, еще когда она в машину садилась.
— Чушь!
— Вот увидишь.
— Что увижу?
— Увидишь, увидишь.
В то время я жил в студии одного своего приятеля художника, которому стало трудно зарабатывать в Англии, и он уехал в Танжер расписывать виллу какого-то богатого араба. Ряд таких полузаброшенных викторианских павильонов[24] с окнами, забранными решетками, находился недалеко от Фулхэм-роуд и тогда еще не попал в поле зрения торговцев недвижимостью. Приятель пустил меня бесплатно, а за это я пестовал его кошку породы русская голубая. Это удовлетворяло моим скромным запросам. Я только что издал свой первый роман, который, понятное дело, отнюдь не гремел на страницах «Литературного приложения» к «Таймс», и корпел над вторым. Это было еще до повышения цен. Я помню, что получил примерно четыре сотни — половину после подписания договора, остальное — после выхода в свет. Но в 1967 году, да еще без квартплаты, я мог как-то перебиваться на эти деньги, подрабатывая случайными статейками и обзорами. Генри уже преуспел в своем коммерческом банке и считался богатым (правда, чиновники этого банка обычно кончали в доках Олд-Бейли).
Как только мы вошли, я бросился перебирать свою коллекцию старых журналов.
