Фоссум Карин - Не оглядывайся!
– А ты не хотел?
Он покраснел и посмотрел на свои руки.
– У вас были сексуальные отношения?
Он еще сильнее покраснел и снова посмотрел во двор.
– Вообще-то нет.
– Вообще-то нет?
– Я уже сказал. Она не проявляла к этому интереса.
– Но вы пытались, так?
– Ну да. Пару раз.
– Наверное, не очень удачно? – Голос Сейера стал исключительно дружелюбным.
– Я не знаю, что называть удачей.
Его лицо настолько застыло, что вся мимика будто исчезла.
– Ты не знаешь, был ли у нее секс с кем-то еще?
– Об этом я ничего не знаю. Но я бы вряд ли в это поверил.
– Значит, вы были вместе с Анни больше двух лет, то есть с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. Она пыталась бросить тебя несколько раз, она не проявляла интереса к сексу с тобой,- и все же ты продолжал с ней встречаться? Ты уже совсем не ребенок, Хальвор. Ты так терпелив?
– Да.
Его голос звучал тихо, как будто он остерегался проявить какие-либо чувства и поэтому придерживался фактов.
– Ты считаешь, что хорошо ее знал?
– Лучше, чем многие другие.
– Тебе не казалось, что она выглядела несчастной?
– Не то чтобы несчастной. Но – я не знаю… Печальной, наверное.
– А в чем разница?
Хальвор поднял глаза:
– Когда человек несчастен, он все же надеется на что-то хорошее. А когда он сдался, тогда он печален.
Сейер удивленно выслушал это объяснение.
– Когда я встретил Анни два года назад, она была другой, – вдруг сказал Мунтц. – Шутила и смеялась со всеми. Моя противоположность,- припомнил он.
– А потом она изменилась?
– Она вдруг стала такой большой. И сразу притихла. Больше не играла. Я ждал, может быть, это пройдет. Может быть, она станет снова прежней. Теперь уже нечего ждать.- Он сплел руки и посмотрел на пол, потом сделал над собой усилие и встретился взглядом с Сейером. Глаза Мунтца блестели, как мокрые камни. – Я не знаю, о чем вы думаете. Но я не причинял вреда Анни.
– Мы ничего не знаем. Мы опрашиваем всех знакомых Анни. Она употребляла наркотики или алкоголь?
Скарре потряс ручку – чернила заканчивались.
– Вы что, смеетесь? Это бред.
– А как насчет тебя самого?
– Это не могло бы прийти мне в голову.
Ах ты боже мой, подумал Сейер. Разумный трудолюбивый молодой человек, занятый на постоянной работе. Перспективный и многобещающий.
– Ты знаешь друзей Анни? Анетту Хорген, например?
– Немного. Мы обычно общались вдвоем. Анни не хотела, чтобы мы встречались.
– Почему?
– Не знаю.
– И ты делал так, как она хотела?
– Это было несложно. Я тоже не очень люблю большие сборища.
Сейер понимающе кивнул. Может быть, они на самом деле подходили друг другу.
– Ты не знаешь, вела ли Анни дневник?
Хальвор немного помедлил, остановил импульс в зародыше и покачал головой.
– Вы имеете в виду, такую розовую книжечку в форме сердца, с висячим замочком?
– Необязательно. Он мог выглядеть и по-другому.
– Я не думаю, – пробормотал он.
– Но ты не уверен?
– Совершенно уверен. Она ни разу ни о чем таком не упоминала.
Теперь голос был еле слышен. – У тебя есть кто-то, с кем ты можешь поговорить?
– У меня есть бабушка.
– Ты привязан к ней?
– Она в порядке. Здесь тихо и спокойно.
– У тебя есть синяя ветровка, Хальвор?
– Нет.
– Что ты носишь на улице?
– Джинсовую куртку. Или пуховик, когда холодно.
– Ты позвонишь мне, если тебе что-то не будет давать покоя?
– Почему я должен это делать? – Он удивленно поднял глаза.
– Позволь мне выразиться по-другому: ты позвонишь в отделение, если вспомнишь что-то, что бы это ни было, что, как тебе кажется, поможет выяснить причины, по которым умерла Анни?
– Да.
Сейер огляделся в комнате, чтобы запомнить все. Взгляд его остановился на Мадонне. При более тщательном рассмотрении она выглядела красивее, чем на первый взгляд.
– Это красивая скульптура. Ты купил ее на Юге, да?
– Я получил ее в подарок. От отца Мартина. Я католик, – добавил он.
Эти слова заставили Сейера посмотреть на парнишку внимательнее. Замкнутый по натуре, сейчас он к тому же пребывал в напряжении, как будто охраняя что-то, чего посторонние не должны были видеть. Нужно заставить его раскрыться, как моллюска. Моллюсков для этого кладут в кипящую воду. Эта мысль зачаровала Сейера.
– Так ты католик?
– Да.
– Прости мне мое любопытство – но чем прельстила тебя эта религия?
– Это же очевидно. Отпущение грехов. Прощение.
Сейер кивнул.
– Но ты же такой молодой? – Он поднялся и улыбнулся Хальвору.- Ты вряд ли много нагрешил?
Вопрос секунду висел в воздухе.
– У меня были плохие мысли. Сейер быстро окинул мысленным взором собственную внутреннюю жизнь.
– Все, что ты сказал, мы обязательно проверим. Мы проверяем всех. Мы еще дадим о себе знать.
Он крепко пожал руку Мунтцу. Попытался оставить о себе хорошее впечатление. Сейер и Скарре пошли обратно через кухню, где слабо пахло вареными овощами. В гостиной старушка, заботливо укутанная пледом, сидела в кресле-качалке. Она испуганно посмотрела им в спины. Снаружи стоял мотоцикл, накрытый пластиком. Большой «Сузуки».
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил Скарре, когда они ехали вниз по дороге.
– Вероятно. Он ни о чем не спрашивал. Не задал ни одного вопроса. Кто-то убил его девушку, а он даже не выглядел заинтересованным. Но это еще ничего не значит.
– И все равно это странно.
– Может быть, ему только что пришло это в голову, как раз когда мы уехали.
– Или, может быть, он знает, что с ней случилось. Поэтому ему и не пришло это в голову.
– Ветровка, которую мы нашли, была бы велика Хальвору, тебе не кажется?
– У нее были закатаны рукава.
После обеда прошло уже много времени, пора было и отдохнуть. Сейер и Скарре возвращались, оставляя за спиной деревню, погруженную в шок. В Кристале люди перебегали улицу, хлопали двери, звонили телефоны. Люди кидались к коробкам со старыми фотографиями. Имя Анни было у всех на устах. Первые слабые слухи родились при свете свечей, а потом расползлись, как сорняки, между домами. На столах появились стаканчики и бутылки. На улице было объявлено чрезвычайное положение, и некоторые правила разрешалось нарушить.
Раймонд тоже был занят. Он сидел за кухонным столом и наклеивал в альбом картинки, с Томми и тиграми, с Пипом и Сильвестром. Горела люстра под потолком, спал послеобеденным сном отец, радио передавало песни по заявкам. Наши поздравления Гленн Коре, бабушка передает ей привет. Раймонд слушал и водил клеевым карандашом, вдыхая чудесный запах миндальной эссенции. И не замечал мужчину, который напряженно смотрел на него через окно.
* * *Хальвор закрыл дверь на кухню и включил компьютер. Выбрал жесткий диск и задумчиво посмотрел на список файлов. Там были игры, декларация о доходах, бюджеты, список адресов, музыка и другие обычные вещи. Но там было и кое-что еще. Папка, содержание которой было ему неизвестно. Она называлась «Анни». Он продолжал сидеть и смотреть на нее, размышляя. Двумя кликами мышки все папки можно было открыть, и их содержимое появлялось на экране через секунду. Но бывали и исключения. У него самого была папка, названная «Личное». Чтобы открыть ее, надо было набрать пароль, который знал только он. То же самое касалось и Анни. Он научил ее запрещать доступ другим, очень простая процедура. Он не знал, какое слово она выбрала для пароля, и не подозревал, что эта папка содержит. Она настаивала на том, чтобы держать это в тайне, и смеялась, когда видела его разочарование. Он показал ей, что делать, а после ему пришлось выйти из комнаты и сидеть в гостиной, пока она вводила пароль. Забавы ради он кликнул два раза, и через мгновение высветилось сообщение: Access denied. Password required.
Теперь он хотел открыть ее. Это все, что от нее осталось. Что, если там внутри есть что-то о нем, что может представлять для него опасность? Может быть, это своего рода дневник. Это совершенно невозможная задача, подумал он и озадаченно поглядел на клавиатуру: десять цифр, двадцать девять клавиш и целый ряд других знаков, образующих астрономическое число всевозможных комбинаций. Он постарался расслабиться и сразу подумал, что он сам выбрал бы имя. Имя женщины, сожженной на костре, а после возведенной в ранг святых. Оно подходило прекрасно, а Анни ни за что бы не догадалась. Но она, возможно, выбрала дату. Обычно выбирают даты рождения того, кто близок. Он сидел некоторое время и смотрел на папку, скромный серый квадрат с ее именем. Она скрыла ее именно затем, чтобы оставить тайной. Но теперь она мертва, и старые правила больше не действуют. Может быть, там внутри есть что-то, объясняющее, почему она была такой, какой была. Такой чертовски неприступной.
