Кэти Райх - Смертельно опасно

Я провела в киберпространстве два часа, изучая образ жизни монахов, духовный путь, историю ордена. Однако как ни старалась, не обнаружила списка обитателей хотя бы одного из монастырей.

Я уже практически сдалась, когда мой взгляд остановился на коротеньком объявлении.

17 июля 2004 монахи монастыря Сан-Мари-до-Неж во главе с Чарлзом Туржоном, руководителем ЦОСС, выбрали своего восьмого аббата, пятидесятидевятилетнего Сильвио Мориссоно. Он родился в Восе, провинция Квебек, и учился в университете Лаваля. В 1968 году Мориссоно принял сан и отправился преподавать в Соединенные Штаты. В 1971 году он вернулся в Сан-Мари-до-Неж и оставался управляющим делами монастыря восемь лет — до момента своего избрания. Известен и как хороший теоретик, и как отличный практик.

Значит, Мориссоно ведет уединенный образ жизни, подумала я, переходя на сайт с картами Канады.

Извините, святой отец, но ваше одиночество скоро будет нарушено.

11

Монтережи — сельскохозяйственная область на границе с США. Река Ришелье пересекает множество холмов и долин, а ограничивает район река Сен-Лоран. Регион богат лесными угодьями. Здесь располагаются национальные парки Иль-де-Бушервилль, Мон-Сен-Бруно и другие. Туристы ездят в Монтережи кататься на велосипеде и на лыжах, играть в гольф.

Аббатство Сан-Мари-до-Неж располагалось на берегу реки Ямаска.

В девять двадцать следующего утра я свернула с двухполосной трассы на мощеную дорогу, которая почти полмили петляла по яблоневым садам. Затем подъехала к высокой каменной стене. Надпись на табличке указывала, что я прибыла по адресу.

Монастырь располагался на широкой поляне в тени огромных вязов. Большое, расходящееся в три стороны здание с множеством маленьких переходов. Четырехэтажная круглая башня с квадратной крышей. Некоторые окна аркообразные, другие — квадратные со ставнями. Между основным зданием и кукурузным полем располагалось несколько небольших построек. Вдалеке виднелась речка.

Я выбрала момент и въехала на территорию монастыря.

Из виртуального путешествия я узнала, что обычно монахи производят и продают различные товары — например, выпечку, сыр, шоколад, вино, овощи или религиозные вещицы. Некоторые посетители приходят сюда за духовным очищением.

Эти ребята явно настроены по-другому. Ни приветственной надписи, ни магазина подарков, ни единой парковки.

Я подъехала ко входу в здание. Никто не появился, чтобы поприветствовать или спросить, что мне надо. Также я узнала, что монахи Сан-Мари-до-Неж встают в четыре утра, затем читают многочисленные молитвы, а с восьми до полудня трудятся. Я подгадала, чтобы мой визит совпал с окончанием утреннего рабочего периода.

В феврале не выращивают ни яблок, ни кукурузы. Кроме воробьев и белок, признаков жизни тут не замечалось. Я вышла из машины. И что дальше? Ага, вот симпатичная оранжевая дверь справа от круглой башни. Я направилась туда, как вдруг вдалеке появился монах. На нем были коричневый плащ с капюшоном, носки и сандалии.

Монах остановился в трех ярдах от меня. Левая часть лица очень бледная, веко опущено, на щеке шрам. Цистерцианец молча смотрел на меня. Копна волос, острый подбородок и худое лицо.

— Доктор Темперанс Бреннан, — представилась я. — Мне нужно поговорить с Сильвио Мориссоно.

Молчание.

— Дело особенной важности.

Снова молчание.

Я показала удостоверение. Монах взглянул на него, но не двинулся с места. Что ж, весьма холодный прием. Порывшись в сумочке, я вытащила запечатанный конверт с копией фотографии Кесслера и протянула монаху.

— Пожалуйста, передайте это отцу Мориссоно. Уверена, он захочет меня увидеть.

Из-под балахона выскользнула тощая рука и схватила конверт. Затем монах сделал знак следовать за ним.

Мы вошли в оранжевую дверь, миновали вестибюль и спустились в какой-то зал с витражами. Библиотека. Здешний запах напомнил мне мою приходскую школу. Я посещала ее в детстве по понедельникам. Там пахло сыростью, дезинфекцией и полиролем.

Войдя в библиотеку, монах жестом велел мне подождать. Когда он ушел, я осмотрелась.

Библиотека была точь-в-точь как в фильмах про Гарри Поттера. Темная мебель, передвижная лестница, тяжелые трехуровневые шкафы. Должно быть, для ее обустройства вырубили леса по всей Британской Колумбии. Я насчитала восемь длинных столов и двенадцать ящичков картотек с маленькими медными ручками. Никаких компьютеров.

— Доктор Бреннан?..

Я обернулась.

Второй монах был одет в белую сутану. Никакого плаща с капюшоном.

— Я отец Сильвио Мориссоно, настоятель этого монастыря.

— Извините, что пришла без приглашения, — сказала я, протягивая руку.

Мориссоно улыбнулся, однако сам руки не подал. Он выглядел старше и поупитаннее первого монаха.

— Вы из полиции?

— Судебно-медицинский эксперт из Монреаля.

— Прошу вас, — сказал Мориссоно, делая точно такой же жест, как его коллега. — Следуйте за мной.

В его речи чувствовался квебекский акцент.

Настоятель повел меня обратно через главный коридор на улицу, а затем — в длинный узкий холл. Пройдя дюжину дверей, мы вошли в нечто вроде кабинета.

Мориссоно закрыл дверь. Я села.

Эта комната явно проигрывала по сравнению с библиотекой. Белые стены. Пол из серой плитки. Простенький дубовый стол. Обычные шкафы. Над столом — резное распятие, над шкафами — картина. Иисус, беседующий с ангелами. Она мне понравилась больше. Я перевела взгляд с холста на крест. В голове вертелось: «До и после». Какая кощунственная мысль!..

Мориссоно сел в кресло за столом, положил перед собой фотографию и посмотрел на меня.

Я молчала. Он тоже. Я не сдавалась. И победила.

— Полагаю, вы видели Авраама Ферриса, — произнес настоятель ровным низким голосом.

— Да.

— Это Авраам прислал вас ко мне?

Мориссоно ни о чем еще не знал.

— Нет.

— Чего добивается Авраам?

Я сделала глубокий вдох. Ох, как же не люблю этого делать.

— Мне жаль приносить вам плохие новости, святой отец. Авраама Ферриса застрелили две недели назад.

Мориссоно опустил взгляд и прошептал что-то вроде молитвы. Затем поднял голову. Как часто мне приходилось видеть такое выражение лица!

— Кто?..

— Ведется расследование.

Мориссоно оперся о стол.

— Есть подозреваемые?

Я указала на фотографию:

— Этот снимок дал мне мужчина по имени Кесслер. — Никакой реакции. — Вы знакомы с мистером Кесслером?

— Опишите мне этого джентльмена.

Я постаралась сделать это.

— Простите, — перебил Мориссоно, глядя поверх очков. — Но такое описание подходит многим.

— Многим, кто имел доступ к фотографии?

Настоятель проигнорировал замечание.

— Каким образом вы попали ко мне?

— О вас мне сообщил Йосси Лернер.

— Как поживает Йосси?

— Хорошо.

Я сообщила Мориссоно, что Кесслер сказал мне по поводу фотографии.

— Понятно, — проговорил настоятель, потом согнул палец и постучал по снимку.

На секунду его взгляд с фотографии перешел на картину справа от меня.

— Авраам Феррис получил две пули в затылок.

— Хватит. — Мориссоно встал. — Пожалуйста, подождите.

Он махнул рукой. Я начала чувствовать себя дрессированной собачкой.

После этого настоятель поспешно вышел из комнаты.

Прошло пять минут.

Где-то далеко в холле пробили часы, потом снова воцарилась тишина.

Десять минут.

Заскучав, я поднялась и подошла, чтобы разглядеть картину поближе. Интересно. Распятие и живописное полотно действительно представляли собой последовательность, только наоборот.

На картине изображалось пасхальное утро. Четыре фигуры. Два ангела сидят на открытом каменном гробу, между ними стоит женщина — возможно, Мария Магдалина. Воскресший Иисус находится справа.

Я не услышала, как вошел Мориссоно. Он появился передо мной с ящиком в руках. Посмотрев на меня, настоятель улыбнулся.

— Прекрасно, не правда ли? Более изящно, нежели большинство полотен на эту тему.

Сейчас Мориссоно говорил совершенно по-другому. Таким голосом бабушки и дедушки обычно рассказывают внукам разные истории.

— Вы правы.

Утонченный стиль в самом деле делал картину неподражаемой.

— Эдвард Берн-Джонс. Слышали? — спросил Мориссоно.

Я отрицательно покачала головой.

— Английский художник Викторианской эпохи. Многие из его картин фантастически прекрасны. Эта называется «Утро Воскресения». Написана в 1882 году.

Мориссоно секунду смотрел на полотно, затем поджал губы и подошел к столу. Поставил ящик, сел. Помолчал — очевидно, собираясь с мыслями, — затем напряженным голосом заговорил:

— Монашеская жизнь — это уединение и молитва. Я выбрал ее. — Настоятель говорил медленно, делая паузы там, где их не должно быть. — Приняв обет, я как бы отвернулся от политики и других мирских забот. — Он положил руку на ящик. — Но нельзя игнорировать события, происходящие в мире. И я не могу предать дружбу.