Родриго Кортес - Фармацевт
По известным причинам такая метаморфоза очень даже устраивала Ральфа Платтера.
А что же Ричард? Как относился к своему учителю сын леди Стэнфорд?
Двойственно.
Платтер многое дал мальчику, богатые знания и практические навыки Ральфа помогли Дику точнее понять свой дар, научиться лучше пользоваться им. Но за четыре года Ричард уже взял у Платтера всё, что тот мог передать ему, степени таланта ученика и учителя были несравнимы. Что до жизненной философии Платтера, то Дику она активно не нравилась, а кроме того, он серьёзно беспокоился за мать.
Ещё в восемьдесят восьмом году, месяца за три до того, как Ричард подслушал разговор своего отца с Генри Лайонеллом, он с Платтером прогуливался по саду Стэнфорд-холла. Ральф предпочитал преподавать Дику ботанику именно таким способом.
– Обратите внимание, Ричард. – Платтер сорвал с невзрачного буро-зелёного кустика коробочку соплодия, наполненную мелкими, похожими на маковые зёрна, семенами. – Это белена. Belladonna, если по-латыни. Содержит один из самых сильных растительных алкалоидов. Атропин. У неё есть родственник – дурман. Datura. Знаменитая цикута, которой отравился по своей воле Сократ, была приготовлена как раз из дурмана. Алкалоиды – их открыли совсем недавно – удивительные вещества, Ричард. За ними большое будущее. Они крайне интересно и многообразно воздействуют на человека. Кстати, никотин, содержащийся в табачных листьях, тоже алкалоид.
– Эти вещества, – голос Ричарда стал несколько напряжённым, – могут влиять не только на тело, но и на душу человека?
– Хм-м… Как можно влиять на то, чего нет? Я, Ричард, серьёзно сомневаюсь в существовании души. Впрочем, я уже говорил вам об этом. На психику – да, влияют. Но ведь и примитивный алкоголь способен на такое. Обычный винный спирт.
– И поэтому, мистер Платтер, вы добавляете экстракт белены в тинктуры, которые даёте моей матери? – Ричард пристально посмотрел в глаза своего учителя. – Чтобы воздействовать на её душу? Или психику, если вам так больше нравится… А зачем?
Ответный взгляд Платтера был исполнен несказанного изумления:
– Но откуда вы могли узнать об этом, Ричард?!
Дик, наученный горьким опытом, никогда и ничего не рассказывал Ральфу Платтеру о своём необыкновенном способе видения мира. Меж тем всё было просто: алкалоиды белены – там был далеко не только атропин, Ричард видел больше, чем его учитель! – имели свою форму, свой особый цвет, по-своему звучали. И такие же перевитые ало-багровыми лентами тройные кольца салатного цвета, ту же рокочущую мелодию Ричард распознавал среди других компонентов в тех средствах, которые готовил для Фатимы его наставник.
Дик не ответил на вопрос Платтера, просто продолжал пристально и требовательно смотреть ему в глаза. И Ральф не выдержал. Отвёл взгляд.
Платтер изначально практиковал совершенно верный подход к Дику. Он не делал скидок на возраст, говорил со своим учеником так, как если бы Ричард был уже вполне взрослым человеком.
– Ваша мать на грани серьёзной болезни, – сказал Платтер после продолжительного молчания. – Я пытаюсь не дать этой болезни развиться. Кстати сказать, с ведома и по просьбе вашего отца.
– Душевной болезни, мистер Платтер? – Дик продолжал пристально вглядываться в лицо учителя.
– Да.
– Так ведь, наверное, недаром такие болезни называются душевными, – задумчиво сказал Дик, обращаясь скорее к самому себе. – И значит, мистер Платтер, вы всё же можете воздействовать на душу моей матери.
– Ричард, а почему вас это тревожит? – пожал плечами Ральф. – Я вынужден поступать так ради блага леди Стэнфорд.
«Вот в этом я не уверен, – мрачно подумал Ричард. – Блага? Пожалуй… Но только ли?» – однако вслух сказал другое:
– Просто я очень удивлён. Мне страшно подумать, чем может обернуться такое умение в недобрых руках.
– Надеюсь, вы не мои руки имеете в виду? – Ральф поднял бровь.
– Я тоже на это надеюсь, – тихо ответил Дик. – И я хотел бы надеяться на это впредь…
В следующий раз разговор на сходную тему зашёл у них летом девяностого года, за три месяца до трагических событий, потрясших Стэнфорд-холл. Эти два года не прошли даром, Дик многому научился и многое стал понимать куда лучше. Ему приходилось нелегко. Несмотря на особенности своего диалога с миром, отличающие его от других людей, Дик был самым психически нормальным из всех обитателей Стэнфорд-холла, исключая слуг. Остальные же… О родственниках и разговора нет, каждый из них был по-своему ненормален. Но ведь и Ральф Платтер к моменту развязки всех узелков стал совсем не таким, каким был, когда четырьмя годами раньше появился в Стэнфорд-холле. Мономания съедала его заживо!
Примеры воздействия на сознание, разум и душу человека с помощью химических веществ были у Дика перед глазами. Отец, который становится нормальным, почти таким, как прежде, только после введения дозы наркотика, обычного раствора белого порошка. Что же происходит с его бессмертной душой? Почему она так страшно изменилась? Но если психика, если душа под влиянием какого-то порошка может становиться хуже, то, наверное, справедливо и обратное? Вероятно, под воздействием другого порошка она может становиться лучше?
Ох уж это понятие, исключительно важное для Ричарда! «Душа» – простое слово, которое понятно всякому, или, сказать точнее, каждый думает, будто знает, о чем идет речь, когда слышит это слово.
Но стоит задуматься, и приходишь к выводу, что душа не может быть некоей неизменной, вневременной и вечной сущностью, – такой души никогда не было, никто из нас ею не обладает. Душа юноши и душа старца хотя бы сохраняют идентичные черты, если речь идет об одном и том же человеке, а дальше… Душа его в те времена, когда он был ребёнком, и в ту минуту, когда, смертельно больной, он чувствует приближение агонии, – эти состояния чрезвычайно различны.
Мать. Она уже почти полностью утратила рассудок, у неё случаются жуткие припадки буйства. И вновь, лишь после приёма препаратов брома и некоторых других тинктур она на какое-то время становится почти нормальной! Правда, кое-что в её характере и поведении меняется, и меняется так, что невольно возникают сомнения: а не хуже ли лечение самой болезни?
Старший брат. Питер интенсивно спивается. И пьяный, и трезвый, и с похмелья, и в состоянии глухого запоя он был неприятен Ричарду. И всё же подросток не мог не заметить, что Питер пьяный и Питер трезвый – совершенно разные люди! Значит, примитивный алкоголь может так кардинально менять человека? А если это будет не алкоголь, а нечто неизмеримо более сильное?! И вновь, – кто сказал, что изменения должны быть непременно дурными?
Меж тем феноменальные способности Ричарда продолжали развиваться! Теперь уже он интуитивно, на подсознательном уровне чувствовал, как изменить, модифицировать то или иное вещество таким образом и в таком направлении, чтобы оно приобрело физиологическую активность, стало бы способно воздействовать на психику людей. Правда, это знание оставалось пока зыбким, смутным и неопределённым, однако Ричард уже начал приобретать навыки блестящего химика-практика.
…Вновь они с Платтером гуляли по дорожкам сада.
– Так вы полагаете, мистер Платтер, что только недостаток наших знаний не позволяет нам вмешиваться в любые психические процессы других людей по своему произволу? – Этот вопрос Дика звучал скорее как утверждение, как нечто хорошо продуманное и осознанное.
– Да. Но овладение этим знанием – вопрос времени и таланта, – уверенно ответил Платтер. – Мне кажется, что вы тоже стремитесь к нему, Ричард.
– Пожалуй, – задумчиво откликнулся Дик. – Но мне немного страшно. Такое знание потенциально содержит в себе большой вред. И опасность.
Ральф иронически усмехнулся:
– Это можно сказать о любом знании. Любое знание в чём-то вредно и опасно.
– А как же быть с известной максимой Декарта «Знание – сила»?
– Кто сказал, что одно противоречит другому? Кстати, должен заметить, что у вас, Ричард, имеются все предпосылки к тому, чтобы подобными знаниями и способами овладеть.
– Даже если это так, – голос Дика стал напряжённым, – я ещё не до конца уверен, во имя какой цели…
– А зачем вам задумываться об этом? – перебил его Ральф, которого тема разговора тоже очень задевала за живое. – Вы же хотите посвятить себя науке, я не ошибся? Наука отвечает на вопрос «как?». Вопросы «зачем?» и «почему так, а не иначе?» не относятся к её компетенции. Это дело философии и религии. Мой вам совет: держитесь подальше и от того, и от другого.
Ричард долго молчал, а затем пристально посмотрел в глаза Платтеру. Взгляд Дика был испытующим и недобрым.
– Но ведь вы, мистер Платтер, уже применяете эти знания и способы на практике… – тихо произнёс он. – И мне это весьма не по вкусу.
– Что вы имеете в виду?!
– То, что вы делаете с моей матерью. Это ведь уже не только лечение. И не столько помощь, сколько… что-то другое. Чего вы хотите от неё, мистер Платтер? Зачем вам это нужно?
