Ю Несбё - Леопард
— Но Сестрёныш права, — улыбнулся отец. — Ты снова стал маленьким. И почти перестал говорить.
— М-м-м… Ты хочешь, чтобы я говорил?
Отец покачал головой:
— Ты уж лучше слушай. Но на сегодня довольно. Приходи как-нибудь еще.
Харри пожал левую руку отца своей правой и встал.
— Ничего, если я поживу в Оппсале пару дней?
— Спасибо, что сам предложил. Я не хотел тебя обременять, но ведь дому нужен присмотр.
Харри решил не уточнять, что в его собственной квартире собираются отключить электричество.
Отец позвонил, вошла молодая медсестра, обратилась к отцу по имени, невинно кокетничая с ним. А Харри отметил, что отец понизил голос, когда стал объяснять, что Харри нужно взять ключи от дома из чемодана, обратил внимание на то, как лежачий больной старик пытается распустить перед ней перья. И почему-то эти попытки не выглядели жалкими, казалось, так и должно быть.
Вместо прощания отец повторил:
— Все, о чем она меня просила. — И прошептал: — Кроме одного.
Пока медсестра вела Харри к комнате, где хранились вещи пациентов, она сообщила, что с ним хочет поговорить врач. Харри нашел ключи в чемодане, а потом постучал в дверь, которую показала ему медсестра.
Врач кивком указал ему на стул, сам откинулся на спинку кресла и сложил ладони домиком.
— Хорошо, что вы вернулись домой. Мы пытались вас найти.
— Знаю.
— Рак распространился дальше.
Харри кивнул. Кто-то когда-то говорил, что в этом и состоит основное занятие раковых клеток: распространяться.
Врач изучающе посмотрел на него, словно размышляя, стоит ли сделать следующий шаг.
— Да, — произнес Харри.
— Да?
— Да, я готов услышать все остальное.
— Сейчас мы уже обычно не говорим, сколько, по нашему мнению, пациенту осталось. Потому что случаются ошибки, и вообще знать такие вещи — слишком тяжелый груз. Но я считаю, в данном случае будет корректным сказать, что он живет уже дольше, чем ему отпущено.
Харри кивнул. Посмотрел в окно. Туман там, внизу, был все таким же плотным.
— У вас есть мобильный, чтобы мы в случае чего могли вас найти?
Харри покачал головой. Внизу, из тумана, послышался звук сирены. Или ему показалось?
— Может, вы тогда скажете, кто мог бы вам сообщить?
Харри вновь покачал головой:
— Не беспокойтесь. Я буду сюда звонить и навещать его каждый день. Ладно?
Врач кивнул и посмотрел вслед Харри, когда тот вскочил и понесся к выходу.
Когда Харри добрался до Фрогнербадет, было уже девять. Территория самого Фрогнер-парка — полтысячи квадратных километров, но бассейн занимает только небольшую часть этой территории и к тому же обнесен забором, поэтому для полиции не составило труда оградить место происшествия. Они просто-напросто протянули ленту с внешней стороны забора и посадили полицейского у ворот, где продавались билеты в бассейн. Вся стая стервятников, криминальных обозревателей, уже слетелась, и сейчас они клекотали у входа, жаждая только одного: взглянуть на тело. Как-никак депутат стортинга, значит, общественность имеет право увидеть столь выдающийся труп.
В «Каффепикене» Харри взял чашку «американо». Столики у них стояли на улице весь февраль, и Харри уселся, закурил сигарету и стал разглядывать толпу перед входом в бассейн.
Какой-то мужчина опустился на соседний стул.
— Неужели сам Харри Холе? Где это вы пропадали?
Харри поднял глаза. Рогер Йендем, криминальный репортер из «Афтенпостен», тоже закурил и махнул рукой в сторону Фрогнер-парка:
— Наконец-то Марит Ульсен получила что хотела. К восьми вечера она станет звездой. Повеситься на вышке для прыжков во Фрогнербадет? Good career move. [35]— Он повернулся к Харри и скорчил рожу: — А что у вас со скулой? Выглядите паршиво.
Харри не ответил. Прихлебывал кофе и ничего не делал, чтобы прервать болезненную паузу, надеясь — совершенно напрасно, — что журналист поймет, что его общество нежелательно. Из тумана над ними послышалось хлопанье — звук вертолетного винта. Рогер Йендем прищурился и посмотрел вверх.
— Наверняка «Верденс ганг», [36]это совершенно в их духе — нанять вертолет. Надеюсь, туман не рассеется.
— Ну… Значит, лучше, чтобы никто не увидел фотографии, только бы их не сделала «Верденс ганг»?
— Ясное дело! А вам что-то уже известно?
— Да уж явно поменьше, чем вам, — ответил Харри. — Тело нашел один из смотрителей на рассвете и сразу же позвонил в полицию. А вы что знаете?
— Голова оторвана полностью. Похоже на то, что мадам сиганула с самого верха вышки с веревкой вокруг шеи. А была не худенькая… Весовая категория до ста пятидесяти кило. На заборе нашли нитки, возможно из ее спортивного костюма. И решили, что именно там она и перелезла. Никаких других следов не нашли, поэтому они думают, что она была одна.
Харри глубоко затянулся. Голова оторвана полностью. Ох уж эти журналисты! Они и говорят как пишут — в порядке обратном логическому, или, как они сами выражаются, начиная с ударной новости.
— И что, это случилось ночью? — закинул удочку Харри.
— Или вчера вечером. По словам мужа Марит Ульсен, она без четверти десять ушла из дома на пробежку. Как обычно.
— Поздновато для пробежек.
— Судя по всему, она бегала именно в это время. Хотела быть в парке одна.
— М-м-м…
— Я, кстати, пытался найти смотрителя, который ее обнаружил.
— Зачем?
Йендем с удивлением посмотрел на Харри:
— Ясное дело: чтобы получить информацию из первых рук.
— Ясное дело, — повторил Харри и затянулся.
— Но он, похоже, ото всех спрятался, его нет ни здесь, ни дома. Наверняка все еще в шоке, бедняга.
— Ну уж! Ведь он не в первый раз находит труп в бассейне. Думаю, это руководители следствия позаботились, чтобы не дать вам этого смотрителя на растерзание.
— Не в первый раз? Что вы имеете в виду?
Харри пожал плечами:
— Меня сюда уже вызывали пару раз. Из-за мальчишек, которые как-то забрались сюда ночью. Один раз было самоубийство, другой — несчастный случай. Четверо приятелей возвращались с вечеринки домой и решили по пьяному делу малость поразвлечься — посмотреть, у кого хватит духа ближе всех подойти к краю вышки. Тому, кто встал на самый край, было девятнадцать. А самый старший из них был его родной брат.
— Вот черт, — произнес Йендем принужденным тоном.
Харри взглянул на часы, как будто куда-то спешил.
— Ничего себе веревка была, наверное, — заметил Йендем. — Раз — и головы нет. Слышали о чем-нибудь подобном?
— Том Кетчум, — ответил Харри, залпом допил остатки кофе и встал.
— Кетчуп?
— Кетчум. Банда «Hole in the Wall». [37]Повешен в Нью-Мексико в тысяча девятьсот первом. Самая обычная виселица, только веревка чересчур длинная была.
— Ой. И насколько длинная?
— Чуть больше двух метров.
— Всего-то? Наверное, он был поперек себя шире.
— Отнюдь. Это я к тому, как просто, оказывается, потерять голову, правда?
Йендем что-то прокричал вслед, но Харри не расслышал. Он пересек парковку с северной стороны бассейна, прошел по парку и повернул налево, через мост по направлению к главному входу. Забор везде был два с половиной метра в высоту. Весовая категория до ста пятидесяти кило. Может, Марит Ульсен и пыталась перелезть, но вряд ли смогла это сделать самостоятельно.
Перейдя мост, Харри повернул налево и снова подошел к бассейну с другой стороны. Он перешагнул через оранжевую ленту полицейского ограждения и остановился на вершине склона перед зарослями кустарника. За последние годы Харри забыл очень много всего. Но что-то все равно упрямо сидело в голове. Он по-прежнему помнил имена тех четырех мальчишек с вышки для прыжков. И взгляд старшего брата, обращенный в тысячеметровое никуда, когда парень лишенным всякого выражения голосом отвечал на вопросы Харри. И его руку, которая указывала на место, где они пролезли в бассейн.
Осторожно ступая, чтобы не уничтожить возможные следы, Харри отогнул ветки кустарника. Похоже, служба паркового хозяйства Осло поставила перед собой неподъемные планы — если она их вообще перед собой ставит. Как бы то ни было, дырка в сетке забора по-прежнему на месте.
Харри присел на корточки и стал внимательно осматривать острые концы проволоки. Увидел темные нитки. Как будто кто-то не проскользнул, а с силой протиснулся в дырку. Или же его протолкнули. Он поискал другие следы. На самом верху дырки он увидел длинную черную шерстяную нитку. Высота у дырки была приличная — надо выпрямиться в полный рост, чтобы коснуться головой ее верхнего края. Головой. Шерсть — значит, вязаная шапка. Интересно, Марит Ульсен носила шерстяную шапку? По словам Рогера Йендема, Марит Ульсен вышла из дома без четверти десять, чтобы побегать в парке. Как обычно, так он сказал.
