Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)
Но Мадлен знала, что будет делать. Она вернется в дом в Блароне, неподалеку от Сен-Жюльен-дю-Вердона в Провансе. К кошкам, к своей маленькой мастерской и спокойному одиночеству на краю благоухающего лавандового поля. Займется морщиной на лбу, станет ежедневно массировать ее с маслом, разовьет на лице мышцы, которыми улыбаются и смеются.
Когда все будет кончено, она прекратит ненавидеть и научится любить. Настанет время прощения, и после двадцати лет в темноте она увидит красоту всего живущего на земле.
Но сначала женщина, когда-то называвшая себя ее матерью, должна умереть.
Фагерстранд
Право полиции производить обыски четко закреплено в Конституции, в главе двадцать восемь. Если совершенное преступление карается тюремным заключением, полиция имеет право на проверку жилища подозреваемого. Жанетт сложила ордер с подписью фон Квиста и сунула его во внутренний карман. Хуртиг тем временем открыл незапертую дверь.
Навстречу им ударила волна тяжелого сладковатого запаха, и Хуртиг инстинктивно сделал шаг назад.
– Ну и вонь, – выдохнул он, скривившись от отвращения.
В доме было тихо, только жужжали мухи в отчаянной попытке выбраться наружу через закрытые окна.
– Подожди здесь, – сказала Жанетт и захлопнула дверь.
Вернувшись к машине, она достала из багажника пару белых защитных масок, две пары синих полиэтиленовых бахил и две пары латексных перчаток. После посещения склепа под церковью Святого Юханнеса она старалась всегда иметь при себе защитные маски. Просто на всякий случай.
Она вернулась, протянула Хуртигу маску, бахилы и перчатки и села на ступеньки. Вытянув ноги, ощутила, насколько устало тело. Вонь, сочившаяся из дома, висела в воздухе.
– Спасибо. – Хуртиг уселся рядом с ней и стал натягивать защитные перчатки на свои черные, кожаные. По мнению Жанетт – дорогие.
– Новые? – Она кивнула на перчатки и улыбнулась Хуртигу. – Не знаю, – усмехнулся тот. – Наверняка да. Тот, от кого я их получил, одевается весьма изысканно.
Жанетт подумала, что он как будто смутился, словно ему неловко. Но прежде чем она успела спросить его об этом, он поднялся, отряхнул брюки и сделал попытку войти в дом.
Жанетт надела резиновые перчатки и последовала за ним.
В прихожей они не обнаружили ничего странного. Вешалка с плащами приглушенных тонов, зонтик, прислоненный к невысокой тумбочке, на которой лежали телефонный справочник и календарь. Белые стены, серый плиточный пол. Все это выглядело совершенно спокойно – но разливавшаяся в воздухе вонь говорила о том, что им предстоит увидеть нечто отвратительное.
Хуртиг шел первым. Оба тщательно соблюдали правило: ничего не трогать без необходимости. Жанетт старалась идти за Хуртигом след в след. Криминалисты такие обидчивые, а она не хочет, чтобы они обругали ее за неаккуратность.
Оказавшись наконец на кухне и увидев, что лежит на столе, Жанетт поняла: они пришли правильно. Даже притом, что лежащие на столе предметы никак не объясняют тошнотворного запаха.
Патологоанатомическое отделение
Иво Андрич стоял у патологоанатомического стола, заканчивая первое обследование этого дня. Молодого мужчину обнаружили в туалете на Гулльмарсплан, предполагаемая передозировка. Для Иво – рутина. В погоне за белым драконом сердце юноши разорвалось, и он умер от недостатка кислорода. Возле тела нашли вполне ожидаемые предметы: стеклянную трубочку и пакетик с белым порошком. Вероятнее всего – героин.
Может быть, метамфетамин, подумал Андрич, хотя он пока не так распространен, как более слабый амфе тамин.
Андрич начал с внешнего осмотра обнаженного тела. Синие губы, признаки рвоты. На покрытых татуировкой руках – незалеченные воспаленные раны. Иво знал, что при передозировке людям кажется, что под кожу вползли насекомые, и они беспрерывно чешутся. Больше ничего примечательного не было. Хорошо развитое, мускулистое тело. Возможно, несколько лет назад парень был подающим надежды спортсменом. Иво подумал о своих двух дочках, которые играли в первой футбольной команде Прозора для девочек. Но это было еще до войны.
Обе девочки погибли во время рейда сербов в Илидже, пригороде Сараева, а с родителями Иво и его тремя братьями расправились дома, в поселке возле Прозора. Жизнь разлетелась вдребезги, и он сдался. Его тщеславные надежды на то, что он в одиночку сможет противостоять войне, оказались разрушенными в ту минуту, когда он похоронил своих дочерей.
Иво взялся за челюсть мертвеца и раскрыл ему рот. Почти все зубы оказались гнилыми. Из-за употребления героина резко сокращается выделение слюны, отчего возникает жажда, которую наркоман чаще всего пытается утолить сладкими газировками. Кока-кола, подумал Андрич, от которого не ускользнула ирония ситуации. Хотя рецепт изобретенной Доном Смитом Пембертоном сладкой коричневой газировки хранился в тайне, слухи, что напиток содержит наркотическое вещество, так и не утихли.
В последнюю очередь Андрич отметил татуировку на левой груди молодого человека. Поверх разорвавшегося сердца помещались зеленый и белый флаги, окруженные желтым венком из листьев, а также год – 2001.
Иво не собирался писать в отчете, что речь, возможно, идет о самоубийстве и что молодой человек сознательно принял слишком большую дозу наркотика. Правило, разумеется, было негласным, но начальство Андрича между строк намекало: отчет смотрится гораздо лучше, если вместо самоубийства в нем фигурирует смерть, ставшая следствием употребления наркотиков. Иво понимал, что все дело в статистике. Он записал результаты обследования, выписал свидетельство о смерти. Вся работа не заняла и часа.
Заперев умершего наркомана в морозильную камеру и вымывшись, Иво направился в комнату для персонала выпить чашечку кофе. До конца рабочего дня оставалась пара часов, а срочных дел у Иво не было. Отчет для Жанетт Чильберг – о двух сгоревших женщинах – был написан и отправлен.
Иво взял свою кружку, наполнил ее обжигающим кофе и сел поближе к окну. Рассеянно полистал одну из газет, всегда лежавших на столе. Сначала он читал только заголовки, а когда дошел до последней страницы с телепрограммой, вернулся к страничке с новостями культуры. Статья о возросшей враждебности по отношению к иностранцам не сказала ему ничего нового. Все те же старые избитые аргументы, построенные все на тех же унылых ошибочных представлениях об исламской угрозе. Иво стал читать дальше. Рецензия на книгу, по его мнению – интересную; он решил попросить жену взять ее в библиотеке. Надо почитать что-нибудь новое. Название привлекло его: “Никто мне не хозяин”. Красивый девиз.
На следующем развороте был двухполосный репортаж о жителях Русенгорда, которые хотели купить свои квартиры и образовать жилищный кооператив. Они сочли, что наймодатель не в состоянии обеспечить ремонт и арендная плата сильно завышена. Когда Иво рассматривал фотографии жителей, у него зазвонил телефон. Не отводя глаз от мутного изображения, он услышал голос Жанетт Чильберг:
– Привет. Как там у тебя?
– Все спокойно, – еле выдавил он.
– Я стою возле дома Ханны Эстлунд в Фагерстранде, и мне нужна твоя помощь. Криминалисты заедут за тобой, они будут у тебя с минуты на минуту.
Иво Андрич понимал, что она говорит, но его парализовала фотография в газете. Несколько человек, иные как будто шведы, а некоторые – явно иммигранты.
– Алло! Ты меня слушаешь?
Фотография была мутной, но Иво был уверен, что не ошибся. – Да? – отозвался он, чувствуя, как все внутри переворачивается вверх дном.
Фагерстранд
На кухонном столе Ханны Эстлунд лежали четыре поляроидных снимка. Шагнув к столу, Жанетт взяла в руки один из них. Хуртиг заглядывал ей через плечо. – Грюневальд, – заметил он.
Жанетт кивнула и посмотрела на фотографию, на искаженное смертельным страхом лицо Фредрики Грюневальд. Кровь стекала по белой блузе, в горло глубоко врезалась рояльная струна. – Снято за несколько секунд до смерти, – констатировала Жанетт.
– Значит, одна из этих больных фотографировала, а вторая душила бродяжку? Так следует понимать?
– Да, думаю, так.
Хуртиг шагнул вперед и, потянувшись, взял другую фотографию.
– Директор Сильверберг, – сказал он, положил карточку на стол и взял еще одну.
– Дай-ка угадаю, – сказала Жанетт. – Регина Седер. Застрелена в шею.
– Велика вероятность, что так и есть.
Взяв последнюю поляроидную карточку, Жанетт протянула ее Хуртигу:
– Посмотри вот на это.
Хуртиг несколько секунд рассматривал снимок, потом сказал: – Карл Лундстрём. Значит, они и его прикончили? – неуверенно продолжил он. – Значит, Лундстрём умер не от почечной недостаточности, как решил врач? Не из-за того, что ему долго кололи слишком большие дозы морфина?
