Я их всех убил - Дениссон Флориан
– Возможно, они ходили в один центр йоги или принадлежали к какой-нибудь секте, – заметил де Алмейда.
Секта. Слово было произнесено. Максим внутренне вздрогнул, надеясь, что этого никто не заметил.
Внезапно Ассия бросила на него пристальный взгляд. Он понял, что она намеревалась что-то сказать, но воздержалась.
Максим понимал, что ему придется столкнуться со своим прошлым, он это знал. Увильнуть не удастся, но, словно желая отвлечься и дать себе воображаемую отсрочку, он сказал, вроде ни к кому не обращаясь, что хотел бы допросить неизвестного и посмотреть, как тот будет реагировать на первые данные, которые им удалось собрать.
– Ну так вперед, Монсо, допроси! – прогремела Ассия Ларше, давая знак, что собрание закончено.
8
Задержанный по-прежнему лежал в центре камеры, свернувшись калачиком. Борис и Максим принесли питье и еду и, выждав, пока он перекусит, отвели в один из кабинетов для допросов.
Перед тем как все разошлись, Эмма мимоходом поделилась с Максимом информацией, весьма его заинтересовавшей: при первом разговоре этот тип упомянул о некоем Капитане – тогда это вызвало у него приступ паники и он отключился.
По своему обыкновению, прежде чем приступить к работе, младший лейтенант Павловски удостоверился, что аппаратура в порядке.
Максим устроился напротив неизвестного и принялся его разглядывать. Несмотря на глубокие тени под глазами, черты его лица были тонкими, волосы, доходившие почти до плеч, гладкими и чистыми, а сам он был свежевыбрит. Пребывание в «холодильнике» явно не пошло ему на пользу: тело то и дело сводило судорогой, а на лбу начали проступать капельки пота. Он вел себя послушно и спокойно подчинялся, хотя украдкой озирался при малейшем движении или неожиданном звуке.
Кто же он, человек, обвинивший себя в четырех кровавых преступлениях и не желающий ничего к этому добавить?
Борис включил запись, и Максим долгие секунды вглядывался в человека, прежде чем задать первый вопрос:
– Ты готов рассказать нам чуть больше?
Тот опустил голову, как собака, привыкшая к строгим наказаниям.
– Мы проверили имена, которые ты нам дал, – они настоящие, мы начинаем тебе верить. Ты действительно убил этих четверых?
– Я их всех убил, я их всех убил, – прошептал тот, скорчившись и обхватив себя руками.
Теперь капли пота стекали с него все быстрее, падая на стол.
– Как мне тебя называть? – продолжил настаивать Монсо. – Если мы хотим поговорить, ты должен хотя бы сказать мне свое имя. Меня зовут Максим.
Субъект даже не моргнул, словно вопрос жандарма затерялся в лимбах его больного мозга.
Однако временами гримаса боли искажала его лицо, и оно на несколько секунд кривилось.
Слишком много внешних факторов создавало помехи для расшифровки его невербального языка, и молодой синерголог начал терять терпение – как и Борис, который воспользовался моментом заминки, чтобы ринуться в образовавшуюся брешь:
– Колин Вассард – как вы с ним познакомились? И с Ниной Грокис-Стейнер?
Человек его не слушал – он, стиснув зубы, держался за живот.
– Вы больны или что? – холодно спросил Павловски. – Слишком быстро все съели? Если вас тошнит, скажите сразу.
Вместо ответа неизвестный приглушенно заворчал; в уголках его рта появилась пена.
Дознаватели беспомощно переглянулись.
– Вам плохо? – забеспокоился Максим, протягивая руку, чтобы схватить задержанного за плечо.
Рубашка была мокрой. Максим отвел руку, посмотрел, как задержанный корчится от боли на стуле, но остался невозмутим. Подозреваемый напоминал ему насекомое, бьющееся на поверхности воды, прежде чем пойти ко дну.
Борис тоже вдруг встревожился: что-то здесь решительно не клеилось.
– Это Капитан тебя послал? – сделал попытку Максим.
Упоминание этого имени, казалось, только усилило муки задержанного, как если бы жандарм еще сильнее сжал тиски, сдавливающие все его существо.
Неожиданно безымянный человек испустил долгий звериный вопль, отразившийся от стен. Казалось, абсолютное зло выедает его изнутри. Тело начали сводить все более сильные конвульсии; последняя судорога отбросила его назад, стул опрокинулся, наручники резко остановили инерцию движения, и он упал на пол в такой противоестественной позе, что стал похож на лишенную костей марионетку.
Оба напарника кинулись к неизвестному, которого непрерывно бил колотун.
Максим приложил руку к его лбу – тот пылал.
– Похоже, у него жар, – сказал он коллеге.
– Я вызываю «скорую», – рыкнул Борис, хватаясь за мобильник.
Лежащий человек снова начал корчиться, и его вырвало остатками едва переваренной еды.
Сидя в неудобных креслах приемного покоя больницы Анси, Борис и Максим коротали время каждый на свой манер. Русский бродил в своем мобильнике по Сети, разыскивая статьи о рыбалке в преддверии скорого отпуска, а его коллега заканчивал уже в одиннадцатый раз собирать свой кубик Рубика. Щелканье пластика начало раздражать Павловски. Максим выбрал кубик 4×4×4, крупнее и сложнее оригинала, имеющего всего три ряда, – чтобы собрать этот, приходилось поломать голову, поскольку следовало исключить многие варианты перестановок, которые он уже выучил наизусть.
В глубине холла открылись створки распашных дверей с окошками-иллюминаторами, пропуская молодого интерна в бледно-зеленом хирургическом халате. В одной руке он держал пачку рентгеновских снимков, в другой – авторучку. Напарники убрали свои игрушки и дружно встали.
– Здравствуйте, господа, – сказал интерн таким торжественным тоном, что Максим было решил, что сейчас тот отдаст им воинскую честь. – Пациент, которого вы к нам доставили, был в очень плохом состоянии. Температура под сорок и сильное воспаление.
Борис вскинул брови, Максим остался невозмутим.
– И пациент не облегчил нам задачу, – продолжил интерн. – Он ничего не хотел говорить. Но после нескольких минут осмотра мы поняли причину.
Интерн сделал несколько шагов вперед, встал под потолочным светильником, состоящим из четырех белых неоновых трубок – все, как ни удивительно, работали, – и помахал одним из снимков.
Резкий больничный свет проникал сквозь полупрозрачный пластик, выявляя все секреты внутренностей их неизвестного. Можно было различить часть грудной клетки, а под грудной костью смутную массу, почти призрачную, – наверное, желудок.
В одной из секций желудка просматривался предмет, чьи четко очерченные контуры были прекрасно всем известны. Подобная вещь не могла оказаться в таком месте случайно, и на памяти интерна – пусть даже возраст последнего не предполагал многолетнего опыта – такого случая еще не бывало.
По неясной причине в утробе этого странного типа оказался… ключ.
Ключ от тайны? – спросил себя Максим.
– Мы сделали промывание желудка, потом пришлось срочно прибегнуть к хирургическому вмешательству, чтобы извлечь ключ, – пояснил парень в зеленой робе.
– Вы его сохранили? – спросил синерголог.
– Разумеется, – ответил интерн. – Ключ был вымыт и опечатан; побудьте здесь, я сейчас заберу его у медсестры.
Он уже готов был исчезнуть в коридоре, но обернулся:
– Э-э… вы хотите взять рентгеновские снимки?
– Достаточно будет ключа, – распорядился Павловски не терпящим возражений тоном.
Распашные створки еще покачивались туда-сюда несколько секунд после того, как интерн умчался, оставив копов посреди приемного покоя. Время зависло. До возвращения интерна ни один не сказал ни слова.
– Вот этот ключ. – Интерн протянул им пластиковый пакетик.
– Хорошо, спасибо. А где наш субъект? – спросил Борис.
– В послеоперационной палате, приходит в себя после наркоза.
– Наши коллеги подъедут и подождут, пока он очнется; потом надо будет переместить его в отдельную палату. Они вам все объяснят.
