Я — ярость - Делайла Доусон
Тут появляются мистер Бреннен и мисс Баэз и наконец отрывают Томаса от Джордана — тот лежит на полу и не двигается. Томас не отбивается от учителей, но продолжает молотить воздух руками, будто пытается добраться до Джордана. Его хилые белые руки скрючились, словно окровавленные когти. Мистер Бреннен выносит его из комнаты, как разъяренного кота, хотя парень в его руках извивается изо всех сил. Мисс Баэз тяжело падает на колени, осторожно похлопывает Джордана по щекам и приподнимает его голову, чтобы посмотреть на кровавое пятно на полу, а Шелби Миллер на весь зал твердит, что нельзя двигать раненого человека за шею. Вскоре приходят остальные учителя и разгоняют всех по классам, хотя они не доели обед. Им включают какие-то документальные фильмы о природе. Все сидят за столами и совершенно механически жуют.
Томаса и Джордана больше никто не видит. Друг Джордана Стиви рассказывает всем, что он в больнице, лежит в коме. О драке говорят в вечернем новостном выпуске, и мама засыпает Эллу вопросами, ответов на которые она, очевидно, дать не может: о парнях из ее класса, о травле, о наркотиках, о проблемах с дисциплиной в школе.
Однако наиболее странно то, что… Элла была там. Она сидела совсем рядом — с Хейденом, с Тайлером, с Оливией и Софи — и видела все своими глазами. До драки парни не разговаривали, даже внимания друг на друга не обращали. Джордан не издевался над Томасом, не крал его ланч, не угрожал ему, не смеялся над ним и даже не смотрел в его сторону. Он разговаривал со Стиви и ел бутерброд, и вообще выглядел совершенно нормальным. Они оба вели себя как обычно. И хотя Джордан — отъявленный придурок, Элла не могла припомнить, чтоб он цеплялся к Томасу: казалось, до этого момента они вообще не существовали друг для друга. Томас в столовой читал книгу и ел печенье из пакета. Он ничего не сказал, и ему никто ничего не говорил. Он просто вдруг бросил печенье, встал, развернулся и налетел на Джордана.
Во всем этом не было никакого смысла.
Но страшнее всего то, что Элла видела глаза Томаса, когда это случилось.
И казалось… там не было никого, вообще.
6.Когда Дэвид находит письмо из банка, то реагирует необыкновенно, чрезмерно спокойно — и Челси ужасается этой реакции еще больше.
— Все в порядке, — говорит он, комкая бумагу и выбрасывая ее в мусорку. — Просто ошибка. Возможно, надо перевести немного денег, но, в конце концов, это не основной наш счет.
А потом он вытаскивает из портмоне несколько хрустящих сотенных купюр, чтобы успокоить ее, и отдает, наказав не тратить на «глупое дерьмо».
Будто она посмела бы.
И на этом — все.
Возможно.
Что бы Дэвид ни говорил, она не в силах полностью изгнать беспокойство. Будто ковер, который в любой момент могут выдернуть у нее из-под ног. Современные банки не совершают подобных ошибок, и Челси это прекрасно известно, потому что Дэвид работает именно в этой сфере, а она за много лет брака наслушалась от него историй. Воспоминание о том, как Дэвид скомкал письмо и выбросил его, застревает у нее в сознании, как камешек в ботинке.
Вечером в пятницу Дэвид отправляет Челси в спа, на ботокс-вечеринку, вместе с женой Брайана Мариссой. Он не интересуется ее мнением — просто говорит, куда она должна приехать и во сколько, а еще обещает не давать девочкам есть много сладкого. И вот она полулежит в кресле с подогревом, вокруг босых ног пузырится горячая вода невозможно синего цвета. Доктор вкалывает ей в кожу лица крошечные дозы яда, и это, возможно, было бы весьма болезненно, если бы они сперва не накормили ее перкосетом[6] и не дали шампанского, чтоб запить. Звучит весьма опасно и даже незаконно, но, если быть честной, она испытывает лишь благодарность и облегчение.
В соседнем кресле сидит Марисса и болтает о наращивании ресниц со своей подружкой Эбби. Челси не испытывает ничего, кроме отвращения к этой процедуре, и не может поверить, что все прочие так взволнованны. Шесть женщин сидят в массажных креслах с подогревом — очередь желающих решить свои проблемы с помощью игл. Одна за другой они берут зеркало и, крутя головой, уверяют друг друга, что уже помолодели на десяток лет, хотя доктор совершенно точно сказал, что для достижения полного эффекта потребуется семь дней. К тому же лица у всех покраснели и распухли.
— Много морщинок, от беспокойства, — говорит доктор, указывая на складки на ее лбу, которые так ненавидит Дэвид. — Вы определенно захотите вернуться через месяц-другой. Если не исчезнут, можем попробовать что-то другое, например филлеры.
Ему чуть за двадцать, выглядит с этим его острым подбородком прямо как кинозвезда. Грудь Мариссы следует за доктором, как спутниковая тарелка, настроенная на основной канал. Челси хорошо понимает, что для пластического хирурга она в самом деле всего лишь вещь, нуждающаяся в починке. Авто, которому не мешает подреставрировать кузов, большая куча недостатков с хрустящей пачкой стодолларовых купюр муженька.
— Этой дозы должно хватить, — сообщает доктор, отступая назад и держа шприц иглой вверх. — Красавица!
— Боже ты мой, — тянет Марисса, склоняясь к ней. — Доктор Джи, вы просто гений! Челси, выглядишь потрясающе!
Доктор благодарно улыбается и переходит к соседнему креслу, бормочет все ту же комбинацию комплиментов, прежде чем ткнуть пальцем в каждый восхитительный недостаток на совершенно нормальном лице. Марисса протягивает ей зеркало, и Челси, глядя в него, осторожно касается лба. Она выглядит как аллергик, которого жалили пчелы. Лицо онемело, но сложно сказать почему: то ли от инъекций, то ли из-за перкосета, то ли потому, что сегодня днем она плакала. Времени восстанавливаться у нее, конечно, нет: не может же она не вылезать из постели целый день, а то и неделю. Что ж, какое-то время будет выглядеть совсем дурнушкой. По крайней мере, с уколами покончено. Ботокс. Очередная история, в которую муж ее затолкал, хоть она
