Владимир Орешкин - Перпендикулярный мир
— Пожалуйста, — сказала женщина, — здесь душевые и ванные… Если хотите, можете помыться вместе. Как вам удобнее.
Обслуга была вышколенная и, видно, насмотрелась на всякое. Ни тени никаких эмоций не пробежало по их лицам. Так, стандартное предложение, выученное на зубок.
Эмоции пережила Гера. Она превратилась в камень от страха. Несмотря на то, что я держал ее за руку, и бояться, вроде бы, было нечего.
— Мальчики — налево, девочки — направо, — сказал я…
Наконец-то я нормально помылся. После стольких перипетий.
Стоял под душем, где была горячая и холодная вода, — и возможность смешать их в любой пропорции, — и получал истинное удовольствие.
Даже можно было представить, при наличии определенной фантазии, что я опять дома.
Я пытался. Но фантазии у меня не хватило. Удовольствие присутствовало, но фантазии, чтобы превратить его в подлинное блаженство, у меня не было. Потому что у меня не было дома.
Как и фантазии представить его.
Мыло пахло жасмином, шампунь назывался «Тимотей», вокруг был розовый кафель, на каждой кафелине расположилось японское дерево — сакура. Что по-русски означает: вишня… Но сакура — это вишня в цвету. Они там, в стране восходящего солнца на этих вишнях в цвету крепко помешались.
Существует ли эта Япония на свете?.. В холле я видел самый настоящий телевизор. Вот бы проверить.
Через десяток минут я стал совершенно чистый, так что кожа под пальцами скрипела.
Актер погорелого театра.
Оделся, посмотрел на себя в зеркало. Последний раз брился еще в части, два дня назад… Как давно это было.
Двухдневная щетина сделала мое лицо старше и мужественней. По самой современной моде, — легкой небритости.
Но нужно расстаться с этим, ведь я — пастушок.
На полочке у зеркала — все необходимое для бриться. Даже одноразовые станки «Жиллетт» в красивых упаковках. Я распечатал одну…
Еще через несколько минут на меня в зеркало взглянул незнакомый выбритый человек. Честное слово, я себя не сразу узнал, — настолько отвык от собственного вида. Чистого и бритого.
Но — ничего так…
— Дядя, да ты — молодой, — вырвалось у парня в сером костюме.
— Не понял? — сказал я.
— Да все говорят: мужик, крепкий… А ты, вроде, и не мужик еще.
— Разговорчики… — проворчал добродушно я. — Этот недостаток с возрастом проходит.
Горничная ничего не сказала, только взглянула на меня томными безнадежными глазами.
Геры еще не было, пришлось ее немного подождать. Дамы всегда купаются побольше мужчин.
— Ящик работает? — спросил я.
— Конечно, — кивнула горничная.
— Можно включить. Пока ждем?
Горничная грациозно нажала кнопку, — появилась реклама стирального порошка «Тайд».
— Реклама, — сказала она, — потом американские фильмы, потом снова реклама.
— А новости? — спросил я.
— Есть и новости, — согласилась она. — Но вы знаете, их никто не смотрит. Вчера сказали, что Волга стала от крови врагов красного цвета… Но такого же не бывает, чтобы такая большая река стала вся красной… Или сегодня, что их спецотряд высадился на Марсе, — а враг уже третий год не может запустить обыкновенный спутник, у врага все взрывается прямо на старте… Но так же тоже не бывает, чтобы все в одну сторону. Иначе бы они этого врага давно бы победили. Правильно?
— Естественно, — согласился я. Довольно разочарованно… Я всегда предполагал, что телевизор, довольно дурацкий ящик. Но не ожидал, — что до такой степени.
Пошарил по карманам, — пистолет с обоймами, зажигалку и «Североморские» я оставил в своей конуре. Пусто.
— Вам закурить? — спросила горничная. — Какие вы предпочитаете? У нас сегодня полный бар, к гостям.
— Вообще-то я курю «ЛМ», — сказал я.
— Есть и «ЛМ», — ответила горничная. — Суперлегкий, легкий и обыкновенный.
— В красной пачке, — сказал я, у которого при словах «ЛМ», потекли слюни… И телевизор, и душ, и сигареты… Рай какой-то, честное слово…
Наконец, показалась Гера, — когда я докуривал. В кармане у меня теперь — начатая пачка и новая зажигалка, подарок от фирмы.
— Спасибо, что зашли, — заученно сказала горничная, взяла ветвистую швабру на зеленой пластмассовой ручке и отправилась сначала в мужское отделение, наводить порядок.
Гера стала какая-то прозрачная, кожа ее, тронутая легким загаром, казалось, пропускала свет, а длинные светлые волосы стали еще светлей, и мерцали в коридоре отблесками вечера.
Я даже загляделся. Чище, чем она, никого не было на свете. И наивней. И непосредственней. И невинней. И вообще…
Такое хрупкое неземное создание.
— Я бы оттуда не выходила… — шепнула она мне. — Хочу украсть у них гель. У нас в Александрове ни в одном магазине такого не найдешь.
— Но-но… — пригрозил я.
— Шутка, — сказала она, — дядя Миша, как вы могли такое подумать…
Ничего подумать я вообще не успел. А она, — та еще штучка.
Мы продолжили свой путь. Вышли из флигеля и направились к концертному залу.
Парень в сером костюме так и сказал:
— Теперь нам в концертный зал…
Пришлось пройти еще часть ботанического сада, миновать крошечный пруд, в котором плавали два лебедя, один белый, а другой — черный, обогнуть бор из десятка молодых пихт, — после этого мы увидели очередную нашу цель. Приземистое полустеклянное здание, с большим клоуном над входом, который все время покачивал набеленной головой.
Геру определили в женскую половину, меня — в мужскую.
Здесь во всю шли репетиции. Сценок на завтрашнем празднике, я так понял, планировалось не меньше десяти. Вдобавок, разминался духовой оркестр, хор, и во всю тренировались солисты. Кроме этого, здесь был небольшой театр, который разучивал спектакль о подвигах юбиляра. Что-то в стихах, наподобие Одиссеи Гомера.
Сопровождающий наш исчез, а мной занялась толстая дама, которая решила подобрать мне парик. Поскольку пастухи, оказывается, всегда ходят в завитых париках.
Париков у них — целый шкаф, половина из них — завитые. Так что я сидел перед зеркалом, и мерил.
Поверьте, это подлинно дурацкое занятие, — мерить парики. Поскольку, в следующем выглядишь еще глупее, чем в предыдущем.
Настолько, что я решил для себя, что этот артистический эксперимент для меня — последний.
Даже с лаптями получилось проще. У них, оказывается, были безразмерные лапти, наподобие тапочек с липучками. Надеваешь лапти, приклеиваешь, где нужно замаскированные липучки, — и все. Только перевязать икры ног атласными ленточками, и сделать на каждой бант побольше. Чтобы смотрелся хорошо.
А с париками я намучался… В любом из них я выглядел огородным пугалом.
Наконец, остановились на двух, — один был с длинными коричневыми буклями, а другой, я думаю, сняли с бараньего смертяка, — настолько тот был взъерошенным.
Тут пришла Гера, заглянула осторожно в комнату, увидела меня и вошла.
Боже, что с ней сделали!.. Она полностью была экипирована в форму пастушки. В римское марлевое платье, стянутое у груди такой же атласной ленточкой и с таким же бантом, как у меня икры ног; в похожие на мои лапти, только с белыми атласными ленточками; с плетеной декоративной корзинкой в руках, полной самыми разнообразными бумажными цветочками… И это еще не все: волосы ее были завиты в мелкие кудряшки, как на моих париках, а щеки нарумянены, наверное, свеклой, — такого же вызывающего цвета были губы. И все это на фоне белил, которыми изобильно покрыли ее лицо.
— Сказали спать во всем этом, и не снимать, — произнесла недоуменно Гера.
Она никак не могла понять, продолжение ли это сказки, или уже нечто другое.
— Кто? — коротко спросил я.
— Мой визажист! — произнесла она гордо.
Я встал со стула, стянул свой бараний парик, взял несчастную за руку и потащил к умывальнику. Там я включил весь напор, так что раковина сразу стала наполняться, набрал полную ладонь воды, — и все это размазал по лицу Геры.
Творение визажиста покрылась розовыми и белыми пятнами, и потекло.
Тогда я нагнул голову Геры над раковиной, и все той же ладонью принялся отмывать ее.
Он терпела, и не издала ни звука. Стояла перед раковиной белой козочкой, и даже не заблеяла. Так, кажется…
— Он пригласил меня в путешествие, — наконец, сказала Гера, когда вся краска исчезла, и она выпрямилась. — Обещал много золота, деньги и драгоценности. Если я сделаюсь его половиной… Совершенно официально предложил осчастливить, — стать его женой… Я — размышляю.
— Поздравляю, — сказал я. — Не забудь пригласить на свадьбу.
— Завтра вечером выходит какой-то конвой, через Александров и дальше… Непонятно только, почему вечером. Я что-то не помню, чтобы конвои отправлялись по вечерам. Но, говорит, — человек пятьдесят, на двух машинах. Если не обманывает… Он говорит, в сторону Волги, на триста километров. Это как раз вам по-дороге. Почти автостоп.
