Ромен Сарду - Прости грехи наши
Сидя на одной из скамеек повозки, Энно Ги погрузился в молитвы, не бросив даже и взгляда назад, на покидаемый им город.
«Et dixit dominus mihi quod volebat quod ego essem novellus pazzus in mundo…»[29] — думал он.
Ги знал, что после его появления в городе возникнут разноречивые слухи и что порою они будут превращаться в сущие небылицы о неком священнике, который явился неизвестно откуда и, будучи явно не в своем уме, согласился поехать в деревню, проклятую Богом. И якобы священник этот, агрессивный и опасный для окружающих человек, был немного лекарем, немного колдуном, немного волшебником и немного… призраком.
Чтобы там ни говорили друг другу по этому поводу жители города, все они сходились в одном: живым они этого кюре больше не увидят…
Часть вторая
1
Две глыбы льда, огромные, как античные культовые сооружения, плыли вниз по реке Тибр, цепляясь то за баржи, то за сваи пристани.
В Риме зима тоже была суровой. Правда, не настолько суровой и смертоносной, как в северных странах (итальянские епископы при случае с удовольствием обращали внимание на этот факт), но она все же хлестнула безжалостной ледяной плетью по Апеннинскому полуострову и другим территориям, подвластным престолу святого Петра. Людям приходилось питаться чуть ли не корой деревьев: амбары были пусты.
Как бы там ни было, в это январское утро 1284 года, как и в любой другой день, вереница сутан и прочих церковных одеяний пурпурного цвета потянулась по подернутым инеем ступенькам дворца Латран — резиденции Папы Римского. К дворцу вела огромная лестница. Внутри этого здания — в галереях, вестибюлях и залах для аудиенций — всегда толпилось множество людей. Зима была своего рода передышкой для всей Западной Европы, но отнюдь не для Рима. Военные действия между государствами утихали до весны, и Церковь пользовалась этим затишьем, чтобы напомнить о себе.
Площадь и улицы перед дворцом Латран охранялись группами стражников. У Папы было свое войско, так называемые солдаты ключа, и своя элитная гвардия, именовавшаяся Provisa Res. В это утро вооруженные гвардейцы, руководимые своим начальником — человеком железной воли, которого звали Сарториус, были самым тщательным образом расставлены вокруг дворца Латран.
Один из молодых стражников — его звали Жильбер де Лорри — нес службу у подножия этой огромной лестницы. Ему было всего лишь семнадцать лет, и он прослужил в рядах гвардии пока только одну неделю. Жильбер стоял на посту с напыщенным видом, свойственным ученикам и подмастерьям. Его башмаки были начищены до блеска, а лезвие старенькой алебарды, которую он держал в руке, сверкало как новое.
Юноша провожал взглядом проходивших мимо дворца Латран зевак и священников. От него ничто не ускользало. Он, надо сказать, был единственным среди присутствующих, кто обратил внимание на старомодно одетого человека, с загадочным видом ходившего взад-вперед перед лестницей, ведущей во дворец. Этот незнакомец держался поодаль и также наблюдал за людьми, входившими во дворец Латран и выходившими из него. Несколько раз Жильберу казалось, что этот человек и сам уже собирался подняться по лестнице, но все же передумывал. Это был высокий широкоплечий мужчина, хорошо сложенный. Жильбер со своего места никак не мог разглядеть черты его лица: незнакомец находился слишком далеко. Лишь одно было очевидным: этот человек явно не из числа придворных прихлебателей. На нем была красивая новая одежда, сшитая искусным портным, однако такой фасон вышел из моды еще лет тридцать назад. Только старики все еще носили подобную обувь с загнутыми вверх носками, капюшон с разрезом, как у сарацин,[30] французские застежки и такую вот шапочку. Жильбер решил, что это, наверное, человек в возрасте, наверняка зажиточный, а может, даже и с именем, как говорят о знатных особах.
Незнакомец продолжал свои хождения взад-вперед. Жильбер подумал, что старик, по всей видимости, так никогда и не решится пойти во дворец. Впрочем, в таком поведении незнакомца не было ничего особенного: возле дворца Латран всегда толпилось множество зевак и просителей, боявшихся едва не собственной тени и легко пасовавших перед важными персонами.
Однако вскоре стражник понял, что это совсем не такой случай.
На незнакомце был длинный плащ. Когда он в очередной раз повернул направо, пола его плаща распахнулась и Жильбер заметил меч, который незнакомец, видимо, пытался скрыть под плащом.
Это в корне меняло ситуацию. Стражник хорошо знал устав дворца, разработанный Сарториусом: ни под каким предлогом не разрешалось входить во дворец с оружием, за исключением тех случаев, когда на это давалось особое разрешение. Всякое нарушение данного правила строго наказывалось.
Оглядевшись по сторонам, Жильбер увидел, что его начальника поблизости нет. Тот, видимо, пошел проверить, как несут службу другие часовые. Два стражника стояли на верхней площадке лестницы. Здесь, у подножия лестницы, Жильбер был один.
Неожиданно толпа на площадке и ступеньках перед дворцом Латран поредела. Беспрерывная вереница сутан и епископских шапочек замедлила свое движение. Жильбер невольно подумал, что уж теперь-то незнакомец точно попытается пройти во дворец. Так оно и случилось. Подозрительный тип направился к дворцу, причем таким уверенным шагом, что это поначалу смутило молодого стражника, и тот несколько мгновений стоял в нерешительности.
— Стой!
Незнакомец к этому моменту уже успел обогнуть стражника и поднимался по ступенькам. Он сделал вид, что не слышит обращенный к нему окрик.
— Стой!
Жильбер бегом бросился вслед за незнакомцем, выставив перед собой оружие.
Незнакомец, резко остановившись, оглянулся и посмотрел на стражника. Жильбер не ошибся — это был человек в возрасте. Его высокий лоб отвесно вздымался над нахмуренными бровями. Кожа на лбу была бронзового оттенка, а на щеках — белесая, матовая из-за того, что потрескалась, как старый пергамент. Взгляд у незнакомца был прямым, пристальным и мужественным, при этом в нем чувствовалась чистота, как в горном роднике. Жильбер поневоле вытянулся: во внешности незнакомца ощущались величественность и достоинство знатного дворянина. Молодой стражник перед этим думал, что столкнется с чудаковатым, забавным и перепуганным старичком. Однако, к своему удивлению, он стоял лицом к лицу с крепким орешком.
— Это вы меня хотите остановить, молодой человек?
Жильберу стало не по себе. Голос незнакомца также не был похож на голос обычного зеваки. В нем звучали интонации человека, привыкшего повелевать.
— Вы… У вас есть оружие, господин… Ваша светлость… Чтобы войти во дворец Латран с оружием, вам нужно получить специальное разрешение.
Старик улыбнулся замешательству солдата.
— Да, действительно, — сказал он. — Ты хорошо несешь службу, юноша.
Затем он распахнул полы своего плаща. Жильбер увидел меч в ножнах, отделанных черным бархатом. На незнакомце был кожаный камзол — такой, какие носили знатные дворяне. На шее у него висела золотая цепь с треугольным значком Святого Духа. Подобный знак открывал его обладателю буквально все двери во дворце Мартина IV, нынешнего Папы Римского. Стражникам был дан приказ безоговорочно пропускать во дворец всякого, у кого будет такой знак, даже если этот человек явится в полном боевом снаряжении.
— Я пришел сюда на встречу с его преосвященством Артемидором, канцлером святейшего отца,[31] — сказал старик, показав стражнику висевший на цепи знак.
Жильбер отступил на шаг назад и опустил свое оружие. Он понимал, что должен подчиниться.
— Простите меня, ваша светлость.
Уже сам по себе знак Святого Духа являлся необычайно почетной регалией. Однако не он больше всего поразил воображение бедного Жильбера: юноша успел заметить, что на груди старика рядом с треугольным знаком, дарованным Папой Римским, висел — также на золотой цепи — крест Собратьев по Тунису. Стражник замер от изумления. Жильбер был французом, а потому прекрасно знал, за что награждают таким крестом. Только шестеро человек в мире получили эту награду из рук короля Людовика IX. Он, король, приказал изготовить этот крест пятнадцать лет назад, вскоре после учреждения другой награды — ордена Святого Генеста. Тогда король тяжело заболел, руководя осадой города Туниса во время своего Второго крестового похода. Король Франции хотел отметить этой наградой своих лучших крестоносцев — самых преданных боевых товарищей, своих, как он сам говорил, «апостолов».
Жильбера бросало то в жар, то в холод. Сын крестьянина, он не раз слышал о легендарных подвигах этих шестерых человек. Их героизм мог сравниться лишь с героизмом персонажей легенд о короле Артуре. Они еще при жизни стали бессмертными, благодаря написанным о них на пергаментах повествованиях.
