Дэл Ховисон - Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга II
По дороге домой мы с Мэттью молчали. Я не мог придумать ни одного подходящего слова и не смел поднять на него глаза. Но он казался спокойным, умиротворенным, словно все было в порядке, как всегда.
У остановки он взял меня за руки и повернулся ко мне в первый раз после выхода из кинотеатра. Я испугался. Его глаза стали совершенно белыми… Взгляд был мягким и добрым, но от одного вида этих глаз мне хотелось кричать.
— Не бойся, Джастин, — сказал Мэттью, и тон его голоса успокоил меня. — Это прекрасно. Поверь мне. Это прекрасно. Я теперь все вижу.
— Что с тобой случилось? — По моим щекам потекли слезы.
— Я достиг успеха.
Больше он ничего не сказал.
Мы вышли из троллейбуса, и я проводил Мэттью до квартиры. У двери он снова повернулся ко мне.
Он улыбнулся и коснулся моей щеки ладонью. Мне показалось, что его глаза светятся.
— Я люблю вас обоих.
Больше он ничего не сказал…
Медленно поднявшись по ступенькам, он достал ключи и отпер дверь.
Я больше никогда не видел Мэттью Пердью.
Несколько лет спустя мы получили от него письмо. Первое письмо после его отъезда в Калифорнию. Мы с Либерти поженились вскоре после того, как он уехал, двое наших сыновей и дочь родились в назначенный срок.
В своем письме Мэттью был сдержан, хотя немного беспокоился о своей карьере аккомпаниатора. Как он и боялся, все киностудии стремились выпускать звуковые фильмы, и спрос на аккомпаниаторов, которые смогут подчеркнуть игру актеров, сходил на нет. Выбор работы, особенно в сфере кино, для слепого Мэттью был крайне ограничен.
Но в то время он продолжал работать. По настоянию множества кинозвезд, которые отказывались появляться перед камерой, если Мэттью Пердью не было на съемках. И все же, разочаровавшись в большинстве знаменитостей, Мэттью решился подписать контракт с актером по имени Лон Чейни. [9]
— Когда он играет, — сказал Чейни боссам кинокомпании, — я вижу весь фильм одновременно.
После этого новости о Мэттью доходили до нас лишь эпизодически. В основном в виде открыток, приглашавших на тот или иной фильм. После 1927 года настало затишье. Он исчез.
А мы с Либерти перестали ходить в кино.
В тот год вышел фильм под названием «Певец джаза». [10]
РОБЕРТ МАСЕЛЛО
Где есть воля…
Майкл узнал о случившемся из записки. Один из его соседей нацарапал на стикере: «4 часа. Звонила твоя мать — твой отец умер. Едь домой». Стикер был прилеплен к двери в его комнату.
Майкл снимал то, что раньше было столовой, и каждый дюйм своей комнаты забил сценариями фильмов, руководствами по написанию сценариев, журналами, посвященными искусству написания сценариев (Майкл чувствовал, что писать он научился, но до шедевров его работам пока далеко). Тут же стоял компьютер, за которым он создавал свои работы, и копировальная машина, на которой он их размножал. Последняя была единственным предметом роскоши, который Майкл себе позволил. Впрочем, подсчитав, сколько денег потребовалось бы на услуги копировальных центров и количество агентов, продюсеров и студий, которым нужно разослать будущие копии, он посчитал покупку фотокопира разумной инвестицией в будущее.
А теперь ему придется тратить деньги на авиабилет. Майкл отложил несколько сотен на следующий семинар Роберта Макки, и как бы ему ни хотелось оставить сбережения в неприкосновенности, выхода у него не было. Стоит попросить мать или, что еще хуже, старшего брата купить ему билет, и они сразу поймут, что его рассказы об успехах в Голливуде далеки от правды. Что сделало бы и без того мрачную ситуацию вовсе отвратительной.
Дверь в его комнату с треском распахнулась — не стоило ожидать надежности от двери в столовую, — и в проеме нарисовалась голова Кевина.
— Нашел мою записку?
— Да.
— Ну, это… мужик, мне правда жаль.
— Спасибо. — Майкл надеялся, что Кевин сразу же уйдет, но голова продолжала маячить в проеме.
— Такты, это… возвращаешься в Чикаго?
— Судя по всему.
— А то у меня друганы решили наведаться в город, — продолжал Кевин. — Ты ж не против, чтобы они у тебя пока пожили?
Майкл знал, что, даже если он откажется, Кевин сделает по-своему.
— О’кей, при условии, что они не будут трогать мой комп и копировальный аппарат.
— Клево! — Кевин хлопнул ладонью по двери и убрался.
На следующее утро Майкл сел на самолет в аэропорту Бербанк. К счастью, соседнее место осталось незанятым, и он смог просто смотреть в иллюминатор и размышлять о том, что ждет его впереди. Будущее было безрадостным. Его старший брат, Ричард, станет помыкать окружающими, мать будет безутешной и потерянной. Разговаривая с ней по телефону, Майкл не мог избавиться от ощущения, что она где-то невероятно далеко от него. Он размышлял над тем, как организовать похороны и сколько времени это займет. Он вырос в Чикаго, и все же этот город всегда его пугал.
Как и отец.
Старик был крупной фигурой во всех смыслах этого слова: огромный, громогласный, с большими ладонями и привычкой всех, даже заклятых врагов, встречать радостным «Как дела, приятель?» Он хлопал людей по плечам, пожимал им руку обеими лапищами и улыбался так, словно никак не мог насмотреться на собеседника. Но Майкл знал цену этой показухи — отец просто окучивал их, заключал нужные сделки, после чего ему становилось искренне наплевать, жив его клиент или нет. Его сердце было твердым, как импортный камень — мрамор, гранит, известняк, сланец, — которым он торговал, и таким же непробиваемым; Рэндольф Джей Маунтджой всегда получал то, что хотел.
Их дом он тоже построил по своему вкусу. Майклу этот дом всегда напоминал склеп — мрачный, пустой, давящий, сложенный из тесаного камня стольких видов, что другим домам в округе Вашингтон впору было удавиться от зависти.
Такси остановилось у массивных колонн, украшенных фигурами лежащих львов. Майкл вдохнул, медленно выпустил воздух и только потом нажал на кнопку. Из интеркома раздался голос брата. Майкл назвался, и ворота открылись.
Брат ждал его у открытой двери на верхней площадке каменного крыльца.
— Мама сказала, что до вечера тебя можно не ждать, — произнес он.
— Я вылетел первым же рейсом.
Оба не знали, стоит ли обменяться рукопожатиями, обняться или как прежде держаться на расстоянии и игнорировать друг друга. Ричард был на два года старше и представлял собой все то, чем Майкл не являлся. Он был высоким, сильным, звездой спорта, президентом веселого студенческого братства и много лет являлся правой рукой отца в бизнесе. Компания называлась «Маунтджой и сыновья: камень и строительные материалы», но Майкл лишь изредка подрабатывал там летом, и даже тогда это не доставляло ему радости. Камни были тяжелыми и твердыми, Майклу постоянно не везло. Ободранные голени, невыполненные указания, та ошибка, когда он начал защищать подрядчика — отец постоянно напоминал ему об этом.
— Мама спит, — сказал Ричард. — Я дал ей валиум.
В приемной было все так же мрачно, холодно и неуютно, новыми были лишь цветы и венки.
— Она была немного не в себе, когда я позвонил, — сказал Майкл. — По ее словам, у него был инфаркт?
— Обширный, — ответил Ричард. — Сердце раскололось, словно перерубленное топором.
Жуткой неожиданностью это не стало — в прошлом году у отца уже было два коронарных приступа, и Майкл знал, что третий может случиться в любое время.
— Ты был с ним?
— Я работал с клиентом. А когда доехал до больницы, они уже сделали все, что могли.
«Ну что ж, — подумал Майкл, — по крайней мере он ушел так, как сам того хотел. Черт, ну и клише. На этой неделе они меня просто преследуют».И он решил вести заметки — если за несколько дней здесь ему удастся придумать что-то оригинальное, можно будет использовать это как материал для сценария.
— Сисси уже тут?
— Она приедет из Милуоки после работы.
Сисси — или Синди, как она требовала, чтобы ее называли, — была младше Майкла и работала стоматологом-гигиенистом у женатого мужчины, с которым (все это знали) спала уже много лет. Ее любовник был похож на отца — такой же большой и шумный сукин сын, и Майклу сложно было поверить в случайность этого сходства.
— Можешь занять свою старую комнату, — сказал Ричард, и Майкл кивнул, волоча к винтовой лестнице свой рюкзак.
— Насчет организации похорон я просвещу тебя позже! — крикнул ему в спину Ричард. — Сейчас мне нужно возвращаться в офис.
— О’кей, увидимся. Спасибо, что занимаешься этим.
Ричард всегда все брал на себя, даже когда Майклу этого не хотелось.
