Мощи Распутина. Проклятие Старца - Уильям М. Валтос
— Боюсь, нам придется оповестить власти, — сказал Зиман. Соня Ярош поспешила на свое рабочее место — сделать необходимый звонок.
— Возникла какая-то проблема? — опасливо спросила Николь.
— Существует ряд определенных процедур, которым мы обязаны следовать в случае смерти владельца ячейки, — объяснил Зиман. Он замолчал, слушая, как Соня шепотом дает в телефонную трубку какие-то указания. — Мне, как и вам, миссис Данилович, не хотелось бы, чтобы это заняло много времени. Я представляю сейчас ваши чувства. Я слышал, что у вашего мужа случился сердечный приступ, когда он смотрел телевизор. Ужасная трагедия. И так мало времени прошло после свадьбы. Мне действительно жаль.
Эту историю всем поведал коронер. Ее сочувственно повторял Николь каждый гость на похоронах, хотя сама она знала, что мало кто в нее верит.
— О каких процедурах вы говорите? — спросила она.
— Необходимо, чтобы кто-то присутствовал при вскрытии ячейки, — сказал он. — Мы должны будем провести официальную опись содержимого. Все дело в налогах: государство хочет быть уверенным, что получит свою долю. Пока мы с вами разговариваем, мой секретарь звонит в отделение государственных доходов Пенсильвании.
— Может быть, я приду попозже? — нерешительно предложила Николь.
— Нет, никаких проблем для вас не возникнет. Это просто формальность, миссис Данилович. Даже если бы здесь стояла ваша подпись, мы все равно должны были бы провести эту процедуру. Если держатель ячейки умирает, она опечатывается, чтобы предотвратить вынос ценностей: наличных, золотых монет, ювелирных изделий, ценных бумаг и прочих предметов, подлежащим обложению государственным налогом. Это никак не повлияло на ваше право владения собственностью. Просто закон требует, чтобы содержимое ячейки было описано во избежание дальнейших проблем с налогами. Как единственная наследница Пола, вы сможете забрать все, что там лежит, как только подпишете соответствующие документы.
Хранилище, где находились ячейки, располагалось в дальнем конце коридора. Любой, кто хотел попасть туда, сначала проходил мимо стола Гарольда Зимана, где ставил свою подпись на документах.
— Значит, вы опечатали ячейку, как только узнали о смерти Пола? — спросила Николь.
Зиман нервно, но сдержанно улыбнулся ей, открыв два ряда ровных зубов в аккуратных коронках.
— По правде говоря, — сказал он, — ячейку опечатали еще до смерти вашего мужа. Это сделали два месяца назад.
— Не понимаю, о чем вы.
— Изначально владельцем был Иван Данилович, отец Пола. Когда он умер, ячейку, согласно нашим правилам, опечатали. Мы ждали, что придет Пол, и официальная опись будет проведена при нем.
— Но он так и не появился?
— Нет.
— Может быть, он не знал о ключе.
— Возможно. Если это так, я приношу свои извинения за то, что не сообщил ему.
— Значит, сейф не открывали со времени смерти отца Пола?
— И даже дольше, — покачал головой Зиман. — Как я только что узнал от мисс Ярош, сейф никто не открывал с того самого дня, как Иван Данилович снял его.
— И как давно это было?
Зиман опустил взгляд в бухгалтерскую книгу, лежавшую на столе.
— Ячейку арендовали в 1946 году, 16 октября, если верить записям. Держателем был Иван Данилович, с его счета автоматически снималась плата за нее вплоть до 1985 года, когда он стал почетным жителем города. Пожилым гражданам мы предлагаем бесплатное пользование сейфами, — Зиман оторвал взгляд от книги и улыбнулся. — В общем, Ивану весьма повезло. Он владел ячейкой на бесплатной основе… сколько это, значит, получается… 18 лет.
— И за все это время ни разу ее не открыл? — удивилась Николь. — Ни разу ничего не положил туда и ничего не взял?
— Если верить нашим записям, то нет. Вы будете первым человеком за последние полвека, который откроет этот сейф. Все равно что вскрывать капсулу времени.
14
Роман Керенский, пошатываясь, поднялся из-за стола. Он поправил кислородную трубку в носу, бережно поставил баллон на колеса и жестом приказал Ростку следовать за ним.
— Пойдемте, — сказал он. — Я покажу вам тех, о ком мы говорим.
Они прошли по узкому коридору, в конце которого их ждала запертая дверь. За ней располагалась комната, которую Керенский называл Трофейным Залом. Сколько раз Росток приходил в здание Легиона — поужинать в пятницу, встретиться с друзьями или чтобы разнять пьяную драку, — но до сих пор даже не подозревал о существовании зала. Вероятно, он был открыт только для членов Легиона.
Воздух в комнате был спертым и теплым. Керенский зажег галогеновые лампы на потолке, и Росток увидел. что стены увешаны трофеями с двух мировых войн, Корейской войны, войны во Вьетнаме, операции «Буря в Пустыне» и миротворческих операций ООН в Сомали и Боснии. Рядом с каждым предметом висела табличка с именем ветерана, который его принес. В коллекции имелись: фашистская повязка со свастикой, пробитая пулей; японский самурайский меч; утепленная зимняя форма китайских военных; парадный немецкий шлем с шипами; боевые знамена; фляги и прочие предметы, когда-то принадлежавшие солдатам всевозможных армий.
Под стеклом в витринах лежали немецкий «Люгер»[10], автоматический «кольт» модели 1911 г. калибра 45, автомат Калашникова, английский «Энфилд»[11], японский автоматический пистолет «Мицуи», израильское ружье «Стен», Ml[12], пистолет-пулемет Томпсона, немецкий «Краг»[13], автоматическая винтовка Браунинга, гранатомет, различные штыки и целый ассортимент обезвреженных гранат, каждая со своей подписью.
В противоположном конце зала располагались деревянные полки с альбомами большого формата в кожаном переплете. В альбомах хранились архивы, которые вел Керенский и прежние историки Легиона.
Роман подкатил к ним свой кислородный баллон. Он постучал пальцем по увесистому тому: это был один из трех архивов, за 1944 год.
Взяв альбом с полки, Росток положил его на стол. Керенский принялся быстро перелистывать страницы. В альбоме оказалось множество пожелтевших вырезок из газет, военных приказов, писем на микропленке, телеграмм и фотографий — начиная от черно-белых снимков небольшого размера и заканчивая огромными, разукрашенными вручную портретами.
Керенский остановился на глянцевой фотографии, изображавшей около двух десятков молодых людей в форме перед бронетранспортером С-47. Над головой у каждого солдата черными чернилами было выведено его имя.
— Вот тот самый специальный разведывательный взвод, — сказал Керенский. — Фотографировали в Майденферне, Англия. Это начало мая 1944 года, за месяц до дня высадки[14]. Вот Иван, вот это Борис, а слева — Флориан.
У Бориса Черевенко из всех троих была самая широкая улыбка. Флориан Ульянов в тот далекий момент, когда фотограф нажал на кнопку, закрыл глаза. Человек, которого Керенский
