Затемнение - Михаил Широкий
Эти подавленные было, однако с новой силой оживившиеся в нём сомнения и опасения заставили его, пройдя десяток шагов, остановиться и с напряжённым и растерянным видом оглядеться кругом. В глаза ему, как нарочно, словно для того, чтобы ещё больше смутить его и поколебать его решимость, бросились явственно различимые в лунном свете постные, анемичные лица каких-то стариков, очевидно, мужа и жены, изображённые на двух памятниках, напротив которых он остановился. Они, как ему почудилось, с издевательскими, злорадными усмешками, кривя свои костлявые морщинистые физиономии и мрачно поблёскивая прищуренными мёртвыми глазами, смотрели на него в упор, будто ожидая, пойдёт ли он дальше, осуществит ли замысленное, или же смалодушничает, отступится и пустится отсюда прочь.
Раззадоренный и обозлённый этими устремлёнными на него язвительными, ухмыляющимися взглядами, Сергей тут же отбросил все колебания и страхи, гордо вскинул голову и, резко ускорив шаг, двинулся дальше по тропинке к месту, где скрылась незнакомка. И вскоре опять увидел её. На этот раз вблизи – теперь их разделяло всего несколько шагов. Она сидела на скамейке, в глубине ограды, чуть склонив голову и сложив руки на коленях. Облекавшие её просторные белые одежды, в самом деле чем-то похожие на саван, – Сергей не мог ещё раз не отметить это сходство, – лёгкими струящимися складками опадали до земли. Под ними угадывалось изящное, миниатюрное, казалось, бесплотное тело, мягкие, ускользающие очертания которого проступали сквозь тонкую матовую ткань, тускло отсвечивавшую в свете луны. Да, это несомненно была молодая – и, как немедленно предположил Сергей, красивая – девушка, по какой-то неведомой прихоти забредшая ночью на кладбище, где ей вроде бы было совсем не место. Версию же о привидении он окончательно и решительно отбросил, как вздорную и не заслуживающую внимания.
Остановившись возле ограды, в которой находилась неизвестная, Сергей замер в нерешимости, не зная, что делать дальше. Так как она, уронив взгляд себе под ноги, видимо, не замечала его, он решил прежде всего обратить на себя её внимание и тихо кашлянул.
Незнакомка никак не отреагировала. Не пошевелилась, не подняла голову. Возможно, так ушла в свои мысли, что совершенно отрешилась от всего окружающего.
Сергей кашлянул чуть погромче. И вновь та же реакция. Или, вернее, отсутствие таковой. По-прежнему молчание, полная неподвижность, склонённая, точно под грузом тяжких дум, голова, покрытая эластичной, обтекаемой тканью, из-под которой выбивались пряди густых тёмных волос.
«Может, глухая?» – предположил Сергей, хмуро оглядывая застывшую перед ним стройную, точёную фигуру и невольно сожалея, что такая, по всей видимости, привлекательная внешне девушка, вполне вероятно, может оказаться слепой или глухонемой. Во всяком случае, многое указывало на это. А если так, то от попытки познакомиться с ней, увы, придётся отказаться. Помимо того, что это просто технически невозможно при таких серьёзных физических недостатках, Сергей вообще испытывал инстинктивную неприязнь, отвращение, какой-то почти суеверный страх по отношению к людям с подобными недугами. Да и в принципе с любыми недугами, неважно, врождёнными или приобретёнными. Они были для него в одном ряду с презираемыми им бездельниками, неудачниками, нищими и прочими, на его взгляд, отверженными, обиженными судьбой, отмеченными её чёрной печатью, от которых следует держаться подальше, как от прокажённых. А уж о девушках с такими изъянами он и слышать не хотел, они для него попросту не существовали, или, вернее, существовали где-то бесконечно далеко, в некой параллельной вселенной, с которой он в своей жизни никак не соприкасался и не собирался этого делать.
Тем не менее, прежде чем принять окончательное решение, он должен был удостовериться, что неизвестная действительно, как выразился он про себя, порченая. Открыв тихо скрипнувшую калитку, он вошёл в ограду и, снова немного смущённо кашлянув, чуть сдавленным, глуховатым, как будто не своим голосом промолвил:
– Добрый вечер… Не помешаю?
Однако и это – его приход и произнесённые им слова – не оказали на незнакомку никакого действия. Она как сидела, потупившись, положив руки на колени и уткнув застылый взор в землю, так и продолжала сидеть в прежней позе и с безучастным, отсутствующим выражением на холодном бледном лице, которое Сергей только сейчас, приблизившись к ней почти вплотную, смог хотя бы частично разглядеть. Различить её черты получше, а главное, оценить их, – ведь он считал себя тонким, искушённым, непревзойдённым ценителем женской красоты, – ему мешал кусок материи, покрывавший вместе с головой её лоб и оставлявший лицо в густой тени. Чтобы заглянуть в него, нужно было сесть рядом с ней на скамейку, что Сергей после небольшого колебания и сделал, осторожно присев на краешек сидения и не отводя глаз от своей неподвижной, безмолвной соседки.
Теперь он мог судить о её внешности более определённо – её лицо было на расстоянии вытянутой руки от него, хотя и затенённое нависавшей над лбом тканью, но всё же достаточно ясно различимое в лунном свете. И он, острым, заинтересованным взглядом всмотревшись в её черты, не мог не отметить их тонкости, изысканности, практически идеальной правильности и соразмерности. Сидевшая рядом с ним девушка была настоящая, в полном и совершенном смысле этого слова красавица, способная вызвать приятное изумление и искреннее восхищение каждого, кто хоть что-нибудь смыслил в красоте. А уж кто смыслил в этом больше, кто разбирался в этом лучше, кто понимал это тоньше, как не Сергей, считавший себя в этом вопросе авторитетным специалистом, теоретиком и – в гораздо большей мере – практиком, можно сказать, экспертом по женской части! И, надо признать, у него имелись для этого весомые основания. Он действительно был большой бабник, что называется, ходок, не пропускал ни одной юбки и имел порой по две-три подруги одновременно, что, правда, оборачивалось для него
