Уоррен Мерфи - Опасные игры
В течение последних шести месяцев, где бы ни пересекались их пути на этом маленьком острове, Лони бросала на Самми страстные взгляды. Ей было семнадцать, она была в самом соку, однако Самми сторонился ее, поскольку с почтением относился к ее положению замужней женщины. Но теперь он знал, что, выиграв состязание в танцах, она будет принадлежать ему.
И через час король предоставил ее Самми на эту ночь. Скромно потупив глаза, она уже готова была уйти с молодым атлетом, как вдруг позади окружавшей их толпы раздался крик:
– Нет!
Сотни голов разом повернулись, и улыбки на лицах мгновенно застыли. Из темноты, с той стороны, где костры уже догорали, вышел верзила с могучими покатыми плечами, руками, покрытыми буграми мускулов, на коротких, мощных, как у быка, ногах.
– Это Поло, – прошептал кто-то.
– Муж Лони, – сказал другой. – Быть беде.
Поло грубо протолкался сквозь толпу к королевскому трону. Ему было двадцать семь лет.
– Я этого не позволю! – прогремел он. – Если этот щенок Уоненко хочет спать с моей Лони, ему придется меня одолеть. Я вам покажу, что он вовсе не самый сильный атлет в Барубе. Этот титул принадлежит мне. – Повернувшись к Самми, он посмотрел на него; от наряженного в перья короля их отделяло несколько шагов. Лони попятилась. Поло, глядя на Самми, усмехнулся: – Пусть этот молокосос меня одолеет. Тогда можете называть его самым сильным.
Самми взглянул на Поло, затем на короля. Тот вопросительно смотрел на Самми. Самми обернулся и увидел, что Лони тоже наблюдает за ними. Он увидал огонь в ее глазах, ее молодые налитые груди, ее полные губы и понял, что хочет обладать ею не меньше, чем попасть на Олимпийские игры.
Повернувшись к Поло, он сказал:
– Я согласен.
Король посмотрел на Поло и спросил:
– В каком виде спорта...
Но прежде, чем он договорил. Поло выбросил вперед свою могучую руку и ударил Самми по скуле.
– Драться – вот мой спорт, – расхохотавшись, прокричал Поло.
Удар сшиб Самми с ног, и он растянулся на земле. Поло двинулся к нему и широко размахнулся, желая поскорее разделаться с молодым парнем. Но Самми пригнул голову, и удар прошел мимо. Вскочив с колен, Самми нанес Поло удар в покрытый буграми мускулов живот. У верзилы перехватило дыхание.
Оправившись от полученных ударов, противники стали против друг друга и принялись ходить кругами, делая обманные движениями стараясь улучить удобный момент для атаки. Самми ждал, когда его противник первым нанесет удар. Он догадывался, что тот превосходит его в силе, но уступает ему в скорости.
И когда Поло пустил в ход свою правую, Самми увернулся и двинул его левой в нос. Затем еще и еще. Нос у Поло сделался красным, и из него закапала кровь.
Текущая по лицу кровь, видимо, разъярила Поло, и он, бросившись на Самми, обхватил его могучими ручищами, прижав руки Самми к бокам. Самми почувствовал, как выгибается его спина. Казалось, позвоночник вот-вот треснет. Поло сдавил еще сильнее, и Самми, оцепив положение, внезапно перестал сопротивляться этим могучим объятиям и ударил Поло коленом в промежность. Тот вскрикнул от боли. Мгновенно высвободившись из его рук, Самми один за другим нанес ему три удара левой в лицо, таких резких, что каждый раз голова Поло откидывалась назад, а после третьего удара он рухнул на землю и застыл.
Толпа приветствовала молодого чемпиона. А также и Лони, которая не могла дождаться момента, когда наконец окажется в его объятиях.
Король сделал жест, разрешающий Самми и Лони удалиться. Праздник завершился. А Поло все так же лежал на песке, в то время как трое молодых атлетов уводили к себе молодых женщин.
Когда Самми лег с Лони, она со смехом спросила:
– А почему ты ни разу не одарил его правой рукой, а расправился с ним одной левой.
Самми засмеялся:
– Я боялся повредить свою правую. Она понадобится для того, чтобы завоевать золотую медаль на Олимпиаде. На состязаниях боксеров.
Лони, изобразив обиду, отвернулась.
– За какую-то золотую медаль ты готов драться обеими руками, а за бедную Лони тебе жалко.
– Нет, – сказал Самми, – не жалко. Ни рук, ни ног, ни этого, ни этого...
* * *Лейтенант Муллин пристально вглядывался в небо. Вот-вот должен был появиться самолет. Обернувшись, он посмотрел на своих сообщников. Все четверо начинали проявлять беспокойство, охваченные желанием поскорее приняться за дело, и это порадовало Муллина. Он отобрал самых лучших, долго и упорно тренировал их. Все должно было пройти безукоризненно.
Четыре светлокожих негра тоже всматривались в небо и время от времени бросали взгляды на британского наемника, пытаясь уловить его настроение.
Муллин улыбнулся, подумав о том, как все-таки странно повернулась жизнь, забросив его сюда. В жизни он любил три вещи и одну ненавидел. Ненавидел он черных, и мысль об этом едва не заставила его рассмеяться, поскольку находился он здесь за деньги, которые платил ему Джимбобву Мкомбу, чернота кожи которого могла сравниться разве что с чернотой его души. Однако деньги Мкомбу были зелеными и являлись как раз одной из трех вещей, которые Муллин любил. Деньги, виски и женщин. Деньги в данный момент лежали у него в кармане, превосходное ирландское виски находилось во фляжке, а потому мысли уносили его к той женщине, которая была у него последней. Африканские женщины из лагеря Мкомбу были полны энтузиазма, но ничего не умели, и, хотя делали все, чего хотел от них Муллин, тем не менее в подметки не годились какой-нибудь ирландской девчонке. Или любой англичанке.
Женщина, о которой он вспоминал, была огненно-рыжей, зеленоглазой, у нее были самые большие...
Но вот оно.
Его ухо уловило звук приближавшегося самолета еще раньше, чем он его увидел. Муллин вскочил на ноги и крикнул:
– Приготовьтесь, ребята!
Четверо негров тоже вскочили и, затаив дыхание, прислушались. Вскоре они увидели самолет – приближавшуюся к ним крохотную точку, поблескивающую в небе под золотыми лучами утреннего солнца.
Приближался момент, когда им предстояло сделать первый шаг на пути к уничтожению олимпийской команды Соединенных Штатов.
Сидя в салоне самолета, Самми Уоненко улыбался. У него еще никогда не было такой ночи, как эта, и теперь он чувствовал себя полностью готовым к олимпийским состязаниям. Он был готов выйти против любого русского, американского или кубинского боксера. Он был готов выйти против всех и вся.
Самолет ДС-3 был арендованным, поскольку Баруба не имела не только своих военно-воздушных сил, но и самолетов вообще, предпочитая вплоть до самых последних дней рассматривать их как форму, в которой ее народу являлся великий бог Лотто. Все изменилось в тот момент, когда на остров прибыл самолет, чтобы доставить в ООН их посланника. Посланник, который все еще продолжал дуться за то, что у него вынули из носа кость, отказывался садиться в самолет. Он умолял короля позволить ему добраться до Нью-Йорка вплавь. В конце концов король затолкал его в самолет, самолет оторвался от земли, и для Народно-демократической Республики Баруба наступила эра воздушных сообщений.
Для доставки на Олимпиаду четырех спортсменов самолет был арендован в Австралии вместе с пилотом Джонни Уинтерсом. Уинтерс был лет тридцати пяти, неженатый, и последние десять лет кое-как перебивался тем, что перевозил грузы и людей как легально, так и нелегально, по заказу любого, кто платил за фрахт.
Согласно договору, ему следовало доставить команду Барубы в Мельбурн, откуда ее уже реактивным лайнером должны были отправить в Москву. В это утро он немного задержался с вылетом, потому что ему пришлось ждать своего молодого напарника, Барта Сэндза. Сэндзу было двадцать два, он был женат, и у него в семье скоро ожидался второй ребенок. Чтобы оплачивать больничные счета, он пытался подзаработать на тотализаторе и в результате оказался в долгах у букмекеров и «акул», дающих взаймы.
Сэндз летал с Уинтерсом около года, но так ничему и не научился. Однажды он ухитрился выкрутиться из долгов, сняв крупный выигрыш на бегах. Уинтерс сказал ему тогда, что счастье – все равно что молния, а она никогда не ударяет в одно место дважды, и посоветовал бросить играть.
Сэндз совета не послушал.
Когда он наконец явился, Уинтерс сказал ему:
– Я уж думал, что мне придется лететь одному. Что случилось? Опять поставил на «классную» лошадку?
– Вроде того, – ответил Сэндз. – Давай, заводи телегу.
Выражение его обычно улыбающейся физиономии вызвало у Уинтерса беспокойство. Явно что-то произошло. Но что именно, понять он не мог.
Сэндз надеялся, что Уинтерс не заметит в его поведении ничего необычного. Он также надеялся, что Уинтерс не заметит и выпиравший у него из-под куртки пистолет 45-го калибра.
«Скоро, – подумал Сэндз. – Очень скоро все мои денежные проблемы будут решены, да и с ним я честно поделюсь. Он поймет, что для меня это был единственный шанс».
