Дэвид Хьюсон - Укус ящерицы
– Тогда до завтра. – С этими словами Рафаэла повернулась, перешагнула через лежащую на полу дверь и вышла из мастерской.
Инспектор проводил ее странным взглядом. Аскетическое, обычно бесстрастное лицо определенно выражаю нездоровый интерес.
– Хотите что-то сказать? – поинтересовался Коста.
– Потом, – отмахнулся Фальконе и посмотрел на часы. – А теперь слушай меня внимательно. Я собираюсь вернуться в город и посмотреть, что тут у них называется моргом. Вы остаетесь здесь. Поболтайтесь, посветитесь, помозольте всем глаза. Пусть вас заметят. Пусть поймут, что мы ведем расследование. Потом сходите на ленч, перекусите. Не спешите. Загляните в несколько кафе. У Перони это обычно хорошо получается. Не стесняйтесь. Поговорите с Браччи. Пусть все видят, что мы задаем много вопросов. Так или иначе, это дойдет до Рандаццо, что нам только на пользу. Завтра я хочу прежде всего поговорить с тем парнем, ночным сторожем. Лодка у нас будет, чем надо пользоваться. Сегодня в любом случае закончите до пяти. Получится раньше – тоже хорошо. Не забывайте, вас ждут.
Коста не зная, что сказать. Фальконе был не из тех, кто бросает дело, не успев начать. Для достижения результата они всегда работали, не посматривая на часы. Смены, ленч, обед, семья – все забывалось, все откладывалось в сторону ради успеха расследования.
– Ты так странно на меня смотришь. Почему? – поинтересовался инспектор.
– Просто… – Коста пожал плечами. – Ленч? Какой ленч? Мы никогда не отвлекались ни на какой ленч. У нас убийство на руках.
– Пятерка за наблюдательность, – бодро ответил Фальконе. – Но ты же слышал, что сказал Рандаццо. Он комиссар, и я собираюсь следовать его указаниям. Нужно кропотливое расследование – будет кропотливое расследование. Ты сам все видел. Что случилось, случилось здесь, в этом помещении. Не думаю, что виновная сторона пытается скрыться. Напротив, насколько и вижу, никто здесь вообще никуда не спешит. Даже на похороны.
Коста промолчал. Фальконе явно взял след, но пытаться выведать у него что-то не имело смысла. Инспектор всегда говорил то, что хотел, когда хотел, но никак не раньше.
Фальконе позвенел ключами в кармане.
– Кстати, вы ведь собрались сегодня в ресторан, не так ли? Вчетвером? Скорее всего речь идет о том заведении, что раскопал Перони? Где так вкусно кормят?
– Они называют это семейной кухней.
– У нас в семье так не кормили. А попробовать хотелось бы. Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? Сто лет не обедал в дамском обществе. Обещаю не вмешиваться. Время?
– В половине девятого, – без энтузиазма отозвался Коста. Он уже жалел, что согласился разделить вечер с Терезой и Перони, а теперь за столом будет еще и пятый…
– Хорошо.
Фальконе еще раз с видимым удовлетворением оглядел литейную и, перехватив взгляд Кости, кивнул.
– Две смерти, Ник, обычно означают два убийства. Запомни это. Всегда начинай с очевидного. Неочевидное проявится само позже. Ничего, я еще сделаю из тебя детектива.
– Два убийства?
– Совершенно верно. – Инспектор снова позвенел ключами. – Но по крайней мере с одним все ясно, не так ли?
Глава 6
В четыре пополудни Тереза и Эмили сидели на набережной чуть в стороне от площади Сан-Марко – подальше от толп туристов и изнуряющей жары. Узнав от мужчин нерадостную новость, они завернули в небольшой ресторанчик, укрытый в тени покосившейся башенки греческой церкви, где подкрепили силы пастой, а потом заказали мороженое: ванильное с вымоченным в бренди изюмом для Терезы и лимонный лед для Эмили. И вот теперь, полусонные и размякшие, женщины любовались прекрасным видом на лагуну, несколько подпорченным белой кормой громадного круизного теплохода.
– Выбраться в Венецию в августе! – простонала Тереза. – Надо быть сумасшедшим. Все бы ладно, но запах! Я и раньше об этом слышала, но такой вони не ожидала.
– Итальянцы слишком много жалуются, – заметила Эмили. – Не обращай внимания. Расслабься, забудь про запах и вкушай удовольствие.
– В такую жару!
Рубашка насквозь промокла, и Тереза думала, что если ее отжать, то воды наберется не меньше маленького ведерка. Влажность была поразительная. Каждый шаг давался с трудом, истощая запас энергии, оставшийся после ночного переезда из Рима. Сил на эмоции не было, и даже известие о том, что отпуск у Перони откладывается, ее практически не взволновало. Город вгонял в летаргическое состояние. Если Джанни после окончания расследования получит дополнительную неделю, рассуждала она, можно будет пересмотреть рабочий график и постараться выкроить еще дюжину свободных деньков. Эмили пребывала в сходном положении. Разумеется, поначалу они сильно расстроились – оно и понятно, – но в конце концов, может быть, все еще сложится к лучшему.
Главное, что она уехала из Рима. Впервые за много месяцев вырвалась из морга. К тому же сезон сейчас спокойный, работы немного, и ассистент Терезы, Сильвио ди Капуа, определенно справится и без нее. Он вообще с каждым днем чувствовал себя все увереннее. Когда-нибудь, уже скоро, придет время, когда можно будет – при желании – уйти из проклятого шоу и жить в свое удовольствие, ни о чем не беспокоясь. Они с Перони уже не раз обсуждали это, обычно под бутылочку граппы за обедом. Как уедут вдвоем из города, переберутся в Тоскану. Тереза станет сельским врачом, будет латать фермеров и ухаживать за их толстыми беременными женами. И Перони получит наконец возможность посвятить себя любимому занятию, тому, к чему его влекло с детства: выращивать поросят на небольшой ферме и по выходным продавать их на рынке, которых пруд пруди вокруг Сиены. Мечты, мечты… Заветные… Несбыточные… Они волновали и манили хотя бы уже потому, что до появления Джанни Перони Тереза вообще ни о чем не мечтала.
Эмили закончила есть мороженое и ловко бросила салфетку в урну. Вот бы и Перони так научиться, подумала Тереза. Она скользнула взглядом по серой лагуне с ее неослабевающим потоком теплоходов, катеров, моторок, водных такси и грузовых барж и вздохнула:
– Так или иначе, мне все равно придется ему сказать. Я же не могу просто промолчать.
Они уже обсудили вопрос в поезде, в тесном вагоне второго класса, по пути из Рима. Смена у Терезы закончилась в два часа ночи, и другого варианта не было. Эмили возражать не стала. Она вообще легко примирялась с мелкими неудобствами. Тереза познакомилась с ней чуть больше восьми месяцев назад, но уже поняла, что общаться с американкой легко и приятно. И даже разговаривать на такую вот тему. По крайней мере легче, чем объясняться с Джанни Перони.
Эмили нахмурилась, забрала у Терезы пустой стаканчик и отправила его в ту же урну. В ее заботливости было что-то материнское.
– Наверняка ты еще ничего не знаешь, – сказала она, глядя подруге в лицо. – Так что не торопись.
– Ради Бога перестань! – раздраженно бросила Тереза. – Не забывай, что я тоже врач. Они могут нести любую чушь, но меня-то не провести. Я и сама порой кормлю людей такой же. Так-то вот. Ничего уже не изменить.
Не позволяйте больному терять надежду. По крайней мере пока сохраняется хоть какая-то альтернатива. Все специалисты, консультировавшие ее без ведома Перони, говорили одно и то же, всячески стараясь скрыть правду. Но скрыть это было невозможно. Разговоры о закупорке маточной трубы не рассеяли подозрений. Тереза знала, как разгрести словесную муть, и когда добралась до сути, истина предстала перед ней с ужасающей ясностью: ее репродуктивная система оказалась ни на что не годной. Она увидела жестокую правду в их глазах, когда задала последний, прямой вопрос. Надежды нет. Не помогут ни хирургическое вмешательство, ни даже искусственное оплодотворение. Тереза Лупо бесплодна – ненавистное слово точнее других подытоживало ее ситуацию – и останется таковой до конца своего быстро сокращающегося детородного периода.
Эмили опустила глаза, и Тереза мысленно упрекнула себя за несвойственную несдержанность.
– Извини, извини, – пробормотала она, беря американку за руку. Нику хорошо с ней. Такая добрая, красивая и искренняя. К тому же умная. Вот станет архитектором, и все у них сложится. В последнем она не сомневалась, хотя порой и задавалась вопросом, насколько совместимы архитектор и полицейский. – Торжественно обещаю покончить с плохим настроением и до конца отпуска являть образец счастливой невинности.
– Полегче с амбициями, – предупредила Эмили.
– А почему бы и нет? Начнем с того, что сама идея не выдерживает никакой критики. Мы с Джанни и дети. Он – пятидесятилетний отец двоих детей. Я – старая дева тридцати с… ну, не будем уточнять… у которой дети всегда ассоциировались с зоомагазином.
Живое личико Эмили омрачило облачко сдержанного скептицизма. Как завидовала Тереза ее красоте! Изящная блондинка, чудесные прямые волосы, всегда легкие и чистые – Эмили была из разряда тех, кого другие женщины обычно ненавидят. Ну не то чтобы ненавидят, но по крайней мере недолюбливают. Смотрят и думают: почему она, почему не я? И главное, ей все давалось легко, само собой, хотя Тереза и понимала, что такое впечатление обманчиво. Она понимала это, замечая набегавшую на лицо Эмили тень, когда речь заходила о Риме, Нике и большом старом доме на Старой Аппиевой дороге, где подруга жила в последние месяцы одна.
