Александр Бородыня - Зона поражения
На мониторе компьютера, стоящего на столе, быстро сменялись какие-то цифры. Поворачиваясь в кресле, Валентина следила за ними.
— Почему ты ушла из «Останкино»?
— Не из «Останкино». — Уловив что-то на экране, она зафиксировала изображение. — Из Москвы я уехала.
— Почему?
— Была причина.
— А все-таки?
Продолжая свою работу на компьютере, она не смогла посмотреть на него, хотя голова Валентины вздрогнула и на шее заметно надулись вены.
— Влюбилась! — глухим голосом сказала она. — Замуж вышла. А он фанатик. Знаешь, Макар, какое это несчастье влюбиться в сорок лет, да еще и в фанатика.
— Кто он?
— Не поверишь! — Она усмехнулась. — Депутат.
— В думе, что ли, сидит? В украинской Раде?
— Ну! — Все-таки она обернулась. — Надеюсь, ты не ревнуешь?
— Нет!
— Жалко, что не ревнуешь, было бы приятно.
— Ну, хорошо, а сюда-то ты как попала? Понятно, влюбилась, понятно, переехала к мужу. Но сюда-то как?
— Я работаю здесь два месяца, — сказала Валентина. — Тимофеев мне сам предложил это место. Был небольшой фуршет, мы разговорились, он вообще-то ничего мужик, когда немножечко выпьет, я пожаловалась на безработицу, а он предложил. Я не знаю, по какому принципу он меня выбирал. Вообще-то он просто так ничего никому не предложит. Буквально на следующий день позвонил домой и сказал, что за работу секретаря-референта я буду иметь семьсот баксов в месяц. Ты сам понимаешь, выбора у меня никакого. Для журналиста московского радио в Киеве работы не существует.
— Неужели ни одна газета не берет?
— Может, и взяли бы, не знаю. Но языка у меня нет, обивать пороги я не привыкла. И потом, жена депутата все-таки, небезопасно, что могут подумать? Ну ладно, Макар, говори, зачем пришел, ты же не в любви объясняться пришел. Выкладывай, времени у нас немного.
— А если в любви объясняться?
— Макар, мне работать надо. Давай по делу.
Она отвлеклась, снова фиксируя и обрабатывая какие-то данные на компьютере, и у Дмитриева образовалась минутка обдумать дальнейший свой ход. Было бы у него побольше времени, он не стал бы ничего рассказывать этой женщине, но времени не было, и он решил идти напролом.
— Ну, так я тебя слушаю!
В последний раз щелкнув по клавишам, она повернулась вместе с креслом. Вытянула из пачки еще одну сигарету, но не прикурила. Дмитриев взял со стола зажигалку, щелкнул, поднес огонек к кончику сигареты. Валентина выдохнула струйку дыма прямо ему в лицо, так она делала иногда в постели после близости. Запах дыма показался ему острым и сладким.
Он не стал рассказывать ей всего. В своем кратком рассказе Макар Иванович не упомянул ни разу ни о японском сувенире, ни о реакции этого сувенира на гроб с телом Макса. Он только перечислил факты. Телефонный звонок с того света, размалеванный труп, поминки. Из разговоров за траурным пьяным столом следовало со всею определенностью, что Макс за день до своей смерти от рака желудка был в полном порядке, на боли не жаловался. Пошел на работу утром и не вернулся.
— Это все? — выпустив в лицо Дмитриеву еще одну струйку дыма, спросила Валентина. Он кивнул. — Бред какой-то. Тебе очень надо в этом копаться?
— Он был моим другом. Вместе в Чехословакии воевали.
— Понятно. И что ты хочешь узнать?
Макар Иванович отвернулся к окну. Солнце заливало огромный район новостройки. В серой бетонной ленте будто были разлиты капельки раскаленного золота. Снег больше не падал.
— Хорошо, — сказала она- Попробуем найти санитара, который вашего приятеля оформлял. Какое это было число? — Она поиграла клавишами своего компьютера. — Вот, — сухие длинные пальцы забегали опять, и на экране появился нужный список, — если это первая половина дня у нас, то работали четыре санитара: Прыгунов, Мытищев, Сайко и Парамонов. Тебе повезло, Макар. — Она покосилась на Дмитриева. — Повезло, но не очень.
Список исчез с экрана.
— Из них только один сейчас здесь, долги отрабатывает. Не та смена. Ты можешь завтра зайти?
— Нет.
— Тогда только один. Мытищев остается. Будем надеяться, тебе повезет.
Она повернулась в кресле и так же, как на компьютере, быстро защелкала клавишами селектора.
— Приемный покой? Мытищев там далеко у вас?
— Рядом! — прозвучал слегка напуганный голос из динамика. И Дмитриев снова отдал должное порядку в клинике.
— Пожалуйста, пусть он подойдет в кабинет главного врача.
— Когда он должен подойти?
— Чем быстрее, тем для него лучше.
9
Подбитый мехом плащ, снятый Дмитриевым и пристроенный на вешалку в углу, неприятно потек. На ковре под вешалкой образовались черные пятна от падающих капель. Валентина обязательно заметит, и, как часто бывает, такая мелочь может все дело испортить. Макар Иванович посмотрел на свои ноги. Вокруг ботинок также расплывались неприятные черные лужи. Желая поставить подошвы точно на пятна, он неосторожно повернулся. Дозиметр в поясе больно уколол в пах, и Макар Иванович подумал, что больше в этих стенах японский сувенирчик никак себя не проявил.
— Ну давай пока посмотрим, что у нас есть на твоего боевого друга, — предложила Валентина, вызывая на экран компьютера нужный файл. — Как, ты говоришь, его?
— Максим Шкловский.
Получение справки не заняло и двух минут. Из белой щели принтера медленно выехал листочек с распечаткой. Дмитриев взял его. Солнце светило прямо в окно, слепило. Прежде чем прочесть, пришлось опустить штору.
«М.Д. Шкловский доставлен 28.1 в 14.45 бригадой «скорой помощи». Без сознания. Экспресс-анализы: анализ крови, анализ слюны. Рентген. Подозрение на рак верхней стенки желудка. В 17.00 была сделана операция. Пятая операционная. Хирург Н.Н. Кублаков. Диагноз: обширная опухоль верхней стенки желудка, метастазы, неоперабелен. Состояние комы. Скончался 29.1, не приходя в сознание, в 9.15. Было произведено вскрытие. Вскрытие подтвердило диагноз. Тело передано родственникам». -Это все? — Дмитриев вопросительно посмотрел на свою бывшую любовницу.
— Все. — Они помолчали. — Есть, конечно, некоторые предположения, — после паузы как-то неохотно добавила она. — Но их нет в компьютере.
— Почему?
— Потому что это просто сплетни! Если тебе интересно, могу поделиться местным фольклором.
Шагов в коридоре слышно не было, и от неожиданного легкого стука в двери Дмитриев вздрогнул.
— Войдите!
Нелепая тощая фигура насмешила его. Санитар, возникнув на пороге, взмахнул очень длинными руками, затворил за собой дверь и тут же оказался стоящим перед Валентиной в позе провинившегося раба. Голова опущена, левая коленка дрожит, одна рука в кармане, другая щиплет какую-то завязку. Сквозь тоненькую, хорошо проглаженную ткань халата проступала клетчатая рубашка с красными и черными квадратиками.
— Двадцать восьмого числа ты принимал больного? — спросила Валентина нарочито строго.
— Больных много. — Голова санитара опустилась еще ниже, слова он тихо бубнил.
— На «скорой» привезли его, на «скорой», — сказал Макар Иванович. — Рак желудка. Вспомни?
— Точно, был один рак желудка двадцать восьмого. На «скорой» привезли! — обрадовался санитар.
— Он был без сознания?
— Почти все время. Только один раз очнулся, когда я его к дверям оперблока доставил, открыл глаза, попросил жене позвонить. Они там такие сволочи, Валентина Владиславовна, вы знаете, я кричу, кричу, у меня больной с каталки готов уже убежать, а они говорят: кати сам. Я без бахил. А им наплевать даже на дезинфекцию.
— Понятно! — Валентина с трудом прятала иронию за жестким начальственным тоном. — Значит, ты его в опер-блок доставил.
— А не нужно было? — В глазах санитара появился испуг. — Я, Валентина Владиславовна, все по инструкции.
— Тебя как зовут-то, Мытищев? — спросил Макар Иванович, как смог поласковее.
— Василий!
— Скажи, Вася, было на руке у больного обручальное кольцо?
— Нет, то есть было, когда его привезли, но с больного положено все снимать, бусы, там, сережки, крестики, я снял по инструкции. Сделал опись. Сдал пакет. Во время операции наш пациент должен быть совершенно голый. Разве не так? — Он заискивающе посмотрел на Валентину.
— После операции его куда отвезли?
— После операции его, Валентина Владиславовна, отвезли в семьсот седьмую.
— Ты сам отвез?
— Нет, Сайко.
— Он тебе это рассказал?
— Понятно, рассказал. — Прыщавое лицо расплылось в улыбке. — Если бы еще куда, а то в семьсот седьмую. Интересно же.
Он хотел еще что-то добавить, но Валентина не дала.
— Понятно, — жестко подытожила она. — Ты свободен. Можешь идти на свое рабочее место.
10
