Мартин Смит - Волки сильнее собак
Аркадий не особенно уяснил себе выгоды, которую получит Пашин приют «Голубое небо» от благотворительного пикника, но не хотел упустить миллионеров Николая Кузьмичева и Леонида Максимова. Эти закадычные друзья были просто обязаны здесь появиться. В конце концов, они отдыхали с Пашей в Сен-Тропезе, когда обнаружили магнитную мину на его водной лыже. Завтра они разлетятся в самолетах своих компаний, спрячутся за спинами своих юристов. А вот ему приходится прикрываться Женей. Аркадий попробовал оправдаться перед самим собой, мотивируя эту поездку тем, что Женя позагорает.
– Может, там будет бассейн. Я на всякий случай захватил тебе плавки, – сказал Аркадий, показывая на красивую коробку у ног мальчика. До этого момента Женя не обращал на нее внимания. А теперь стал давить каблуками. Аркадий обычно держал пистолет в бардачке. Он предусмотрительно вынул из него патроны и сейчас похвалил себя за это. – А может, ты из сухопутных?
Несмотря на то что некоторым машинам удавалось чуть продвинуться, движения почти не было.
– Бывает и хуже, – продолжал развлекать мальчика Аркадий. – Обычно по обочине на протяжении всего пути стояли брошенные сломанные автомобили. Ни один водитель раньше не выезжал из дома без отвертки и молотка. Мы не разбирались в машинах, но понимали в молотках. – Женя последний раз яростно пнул коробку. – Кроме того, на ветровых стеклах было столько трещин, что приходилось, как собака, высовываться из окна автомобиля. Какая твоя любимая машина? «Мазерати»? «Москвич»? – Долгая пауза. – Отец возил меня по этой самой дороге на большом «ЗИЛе». Тогда было только две полосы и очень мало машин. По дороге мы играли в шахматы, хотя я никогда не был гением в этом деле, как ты. Все больше решал шахматные задачи. – Мимо проехала «тойота», на заднем сиденье было полно детей, которые играли в ладушки – как нормальные счастливые дети. Женя сидел как истукан. – Японские машины нравятся? Как-то я был во Владивостоке и видел платформы с нашими новенькими машинами, которые отгружали для Японии. – На самом деле, когда машины прибывали туда, они шли в металлолом. Японцы давили их, как пивные банки. – А какой автомобиль водил твой отец?
Аркадий надеялся, что мальчик назовет марку машины, которую можно будет разыскать, но Женя уткнул подбородок в воротник куртки и надвинул на глаза шапочку. По обочине дороги протянулись противотанковые ежи, отмечающие место обороны Москвы во время Отечественной войны. Теперь мемориал терялся рядом с «ИКЕА». Воздушные шары с рекламой «Панасоника», «Сони» и «JVC» покачивались от ветра над аудиопалаткой. Магазины для садоводов предлагали надувные бассейны и керамических гномиков. «Вот на кого похож Женя, – подумал Аркадий, – на жалкого гнома-садовника в вязаной шапочке, с книгой и шахматами».
– Там будут ребята, – пообещал Аркадий. – Музыка, игры, угощение.
Каждая козырная карта, выложенная Аркадием, побивалась презрением. Ему случалось видеть родителей в подобном затруднении, когда каждая фраза звучала по-идиотски и ни один вопрос не заслуживал ответа. Аркадий, бормоча сочувственные слова, всегда с облегчением вздыхал, что не является таким отцом. И он недоумевал, почему холостяк вроде него должен сейчас страдать от такого презрения. Социологи обеспокоены падением уровня рождаемости. Аркадий подумал, что если бы каждую супружескую пару заставляли провести час в машине с Женей, рождаемость вообще бы исчезла.
– Будет весело, – заключил Аркадий.
Наконец Аркадий добрался до пригородных фитнес-клубов, кафе и соляриев. Здешние дачи были не похожи на садовые домики с протекающими крышами и чахлыми садиками. Тут высились особняки с греческими колоннами, бассейнами и камерами охраны. Там, где дорога сузилась до пригородной тропинки, охранник из службы безопасности Иванова махнул Аркадию в сторону обочины за вереницу внушительных джипов. Аркадий был в своем потрепанном плаще, а Женя вообще выглядел как заложник, но охранники нашли их имена в списке. Они прошли сквозь железные ворота на лужайку, где полным ходом шел благотворительный вечер памяти покойного.
Темой вечера был космос. Розовые пони и голубые ламы возили маленьких детей по кругу. Жонглер подбрасывал месяцы. Фокусник ловко сворачивал длинные воздушные шары, превращая их в симпатичных песиков. Художники украшали лица детей блестками и разрисовывали красками, а «инопланетянин», расставив руки в стороны и раскачиваясь из стороны в сторону, расхаживал на ходулях. Малыши играли под надутыми воздухом огромными пришельцами, прикрепленными к земле канатами, а дети постарше образовали очередь на игру в теннис и бадминтон или на тарзанку. Список гостей впечатлял: широкоплечие олимпийские пловчихи, кинозвезды со словно невзначай растрепанными волосами, телевизионные дикторы с ослепительными улыбками, рок-музыканты, прячущиеся за черными очками, известные писатели с выпирающими из-под джинсов животами, которые походили на бурдюки с вином. Сердце Аркадия екнуло, когда он узнал бывших космонавтов, героев его юности, очевидно нанятых на один день специально для этого шоу в качестве «свадебных генералов». И все же лейтмотивом вечера был Паша Иванов. Его фотография была установлена рядом с входными воротами, и ее обрамляла гирлянда из душистого горошка и маргариток. На снимке жизнерадостный Иванов стоял между двумя клоунами и корчил гримасу, и это, в сущности, задавало программу вечера – веселиться, а не горевать. Фотографию сделали незадолго до смерти, но ее герой был настолько озорнее и живее недавнего Паши, что она словно призывала наслаждаться жизнью каждый миг. Охрану у ворот, должно быть, заранее предупредили по телефону, потому что Аркадий почувствовал внимательные взгляды и перемещение людей с микрофонами в ушах, когда проходил сквозь толпу тусовщиков. Липкие от сахарной ваты дети носились взад и вперед. Взрослые собрались у грилей с шашлыками из осетрины и мяса перед дачей Иванова. Она была раз в десять больше других, но по крайней мере имела русский дизайн, а не копировала Парфенон. На одной эстраде диджей выдавал отечественную тягомотину, на другой пели под караоке. В расположенных тут и там барах подавали шампанское, виски «Джонни Уолкер» и коньяк «Курвуазье». Жены присутствующих здесь были высокими и стройными, в модной одежде из Италии, ковбойских сапогах из крокодиловой кожи и страусовых перьях. Они устроились за столами, присматривая оттуда за детьми и мужьями, и беспокойно следили за поколением молодых, еще более высоких и стройных женщин, разгуливающих среди гостей. Тимофеев находился среди угощающихся вместе с прокурором Зуриным, который рассматривал собравшихся как под микроскопом. В том, что он смотрел куда угодно, кроме Аркадия, хорошего было мало. Тимофеев был бледным и потным, что не вязалось с образом человека, который собирался наследовать бразды правления компанией «НовиРус». Чуть дальше Бобби Хоффман, получивший отставку американец, стоял в одиночестве и без аппетита клевал еду с переполненной тарелки. На открытом воздухе было устроено казино, и даже на расстоянии Аркадий узнал Николая Кузьмичева и Леонида Максимова. Они оказались довольно моложавыми людьми в простецких джинсах, без черных официальных костюмов и килограммов нательного золота. Крупье были настоящими, фишки тоже, и Кузьмичев с Максимовым склонялись над сукном, как захваченные игрой дети.
Аркадию пришлось признать, что отличительными чертами новых русских были молодость и башковитость. Небывалое число их являлось протеже и любимцами престижных, но внезапно обанкротившихся академий, и, не сгинув от голода среди разрухи, эти люди перестроили мир под себя, стали миллионерами, каждый с биографией гения и выскочки. Они представляли себя королями преступного мира американского Дикого Запада, и разве в основе всякого крупного состояния не лежит преступление? В России уже имелось свыше тридцати миллиардеров – это больше, чем в любой другой стране. Отсюда и множество преступлений.
Будучи студентом Института редких сплавов, Кузьмичев продал титан с бесхозного склада, а потом сделал карьеру на никеле и олове. Математика Максимова попросили следить за цифрами на аукционе, поскольку Министерство экспериментальной химии выставило на продажу лабораторию и в хаосе цен трудно было бы разобраться. У Максимова родилась идея получше: провести аукцион втемную. Удивленные победители, Максимов и его кузен из министерства, превратили лабораторию в ликероводочный завод, положивший начало состоянию Максимова, сделанному на водке и иностранных автомобилях.
Лучшим же среди них был Паша Иванов – физик, питомец Института высоких температур, который имел за душой только фиктивный фонд. Однажды Паша устремил взор на «Сибирские ресурсы», огромное деревообрабатывающее предприятие, владеющее лесопилками и сотнями тысяч гектаров строевого леса матушки России. Это был пескарь, глотающий кита. Иванов скупил ворох векселей «Сибирских ресурсов» и предъявил иск в далеких от столицы судах с коррумпированными судьями. «Сибирские ресурсы» даже и не подозревали об исках, пока их собственность не отсудили Иванову. Но руководство не отступило – у него были свои суды и судьи. Осада продолжалась до тех пор, пока Иванов не заключил сделку с местной военной базой. Офицерам и солдатам не платили месяцами, и поэтому Паша Иванов нанял их прорваться сквозь ворота предприятия. Танки не оставили вокруг ничего живого. Танк есть танк, и Иванов первым въехал в ворота.
