Питер Бенчли - Челюсти
— Верно. И тем не менее… — Какой-то шум в приемной прервал его на полуслове.
Он и Броди услышали, как Биксби сказал:
«Я говорю вам, мадам, у него совещание». Затем послышался голос женщины: «Ерунда. Мне плевать, что он делает. Я все равно войду».
Кто-то побежал по коридору. Сначала один человек, потом двое. Дверь в кабинет Броди широко распахнулась, в проеме стояла, сжимая в руках газету, мать Александра Кинтнера, по щекам ее текли слезы. Через секунду в дверях появился Биксби.
— Извините, шеф. Я пытался остановить ее, — сказал он.
— Ничего, Биксби, — ответил Броди. — Входите, миссис Кинтнер.
Медоуз встал и предложил ей свой стул, но женщина направилась прямо к Броди, стоявшему за столом.
— Чем могу…
Женщина ударила его по лицу газетой. Броди не было больно, но этот удар и особенно звук — резкий, словно звук выстрела — потрясли его. Газета упала на пол.
— Что это значит? — выкрикнула миссис Кинтнер. — Что это значит?
— О чем вы? — спросил Броди.
— О том, что здесь написано! Вы знали, что купаться опасно, что акула уже кого-то растерзала, и вы скрыли это!
Броди был в затруднительном положении. То, что она сказала, было правдой, все было правдой, с формальной точки зрения этого нельзя было отрицать, но он не мог и согласиться с этим, так как это была не вся правда.
— Не совсем так, — ответил он. — Я хочу сказать: то, что вы говорите, это правда, но… прошу вас, миссис Кинтнер… — Он мысленно умолял ее взять себя в руки, выслушать его.
— Вы убили Алекса! — пронзительно закричала она, и Броди был уверен, что ее слова услышали на автостоянке, на улице, в центре города, на пляжах, во всем Эмити. Он был уверен, что и его жена, и его дети слышали их.
И подумал про себя: «Останови ее, пока она не выкрикнула еще что-нибудь». Но единственное, что он мог сказать, — это: «Ш-ш-ш-ш-ш!»
— Вы! Вы убили его! — кричала она. Кулаки ее были крепко сжаты, она наклонила голову и подалась всем телом вперед, каждое свое слово она, как кинжал, вонзала в Броди: — Вам это даром не пройдет!
— Прошу вас, миссис Кинтнер, — бормотал Броди, — успокойтесь. Позвольте мне объяснить. — Он дотронулся до ее плеча, хотел усадить на стул, но она отскочила от него в сторону.
— Уберите ваши грязные лапы! — закричала она. — Вы знали. Вы все знали, но ничего не хотели говорить. И теперь мой мальчик, мой чудесный мальчик, мое дитя… — Она вся затряслась от гнева, а по щекам потекли крупные слезы. — Вы знали!
Почему вы не сообщили? Почему? — Она обхватила свои плечи руками, словно на нее сейчас должны были надеть смирительную рубашку, и заглянула Броди в глаза. — Почему?
— Потому что… — с трудом начал Броди. — Это длинная история. — Броди казалось, что он ранен, что он вот-вот упадет, будто в него в самом деле выстрелили. Он не знал, сможет ли он объяснить ей что-нибудь, не знал даже, сможет ли произнести хоть несколько слов.
— Я не сомневаюсь, что она длинная, — сказала женщина. — О, вы ужасный человек. Вы ужасный, ужасный человек… Вы…
— Хватит! — крикнул Броди, одновременно резко и умоляюще.
И женщина замолчала. — Послушайте, миссис Кинтнер, вы заблуждаетесь. Все было не так. Спросите мистера Медоуза.
Медоуз, ошеломленный этой сценой, молча кивнул.
— Конечно, он подтвердит. Почему ему не подтвердить? Он ваш приятель, не так ли? Он, возможно, даже и поддерживал вас. — В ней снова вспыхнул гнев. — Вы, по-видимому, сообща все решили. Ведь вам так легче. Вы много на этом заработали?
— На чем?
— Вы получили деньги за кровь моего сына? Кто-нибудь заплатил вам за то, чтобы вы хранили молчание?
— О боже, что вы говорите! Конечно, нет.
— Тогда почему? Скажите мне, почему вы молчали? Я заплачу вам. Только скажите мне, почему!
— Мы не думали, что это может случиться еще раз.
Броди сам удивился, как он сумел все четко сформулировать. Назвать истинную причину.
Женщина какое-то время молчала, осознавая смысл сказанного. Казалось, она повторяет про себя его слова.
— О боже! — воскликнула она.
Силы внезапно оставили ее. Она упала на стул рядом с Медоузом и зарыдала, судорожно всхлипывая и вздрагивая всем телом.
Медоуз попытался успокоить ее, но она не слышала его. Броди велел Биксби вызвать доктора. В кабинет вошел доктор, выслушав объяснения Броди, попытался заговорить с миссис Кинтнер, но она ни на что не реагировала, казалось, ничего не видела, не слышала. Доктор сделал, ей успокаивающий укол, полицейский помог усадить ее в машину — миссис Кинтнер отправили в больницу.
Когда они уехали, Броди взглянул на часы.
— Еще нет девяти. Мне никогда так не хотелось выпить чего-нибудь…
— Если не возражаешь, — предложил Медоуз, — у меня в кабинете есть виски.
— Нет. Если сегодня и дальше так пойдет, мне нужна ясная голова.
— Прошу тебя, не принимай ее слова близко к сердцу. Это типичная истерика.
— Знаю, Гарри. Любой врач скажет, что она была в невменяемом состоянии. И дело тут не в словах. Слова могли быть иными, но суть та же. Я сам уже об этом думал.
— Перестань, Мартин. Ты же знаешь: это не твоя вина.
— Да, не моя. Я могу винить Ларри Вогэна. Или, может быть, тебя. Но ведь две вчерашние смерти можно было предотвратить. Я мог предотвратить их, ноне сделал этого. Вот и все.
Зазвонил телефон. На звонок ответили в соседней комнате, и затем голос по селектору сообщил: «Мистер Вогэн».
Броди нажал на загоревшуюся кнопку, снял трубку и сказал:
— Привет, Ларри. Хорошо провел уик-энд?
— Все было хорошо до одиннадцати часов вчерашнего вечера, — ответил Вогэн, — пока я не включил радио в машине, когда уже ехал домой. Хотел сразу же позвонить тебе, но потом решил, что у тебя и без Того был нелегкий день, и не стал беспокоить в такой час.
— С этим твоим решением я, пожалуй, могу согласиться.
— Не трави душу, Мартин. Мне и без того тошно.
Броди хотел спросить: «В самом деле, Ларри?» Ему хотелось заставить его терзаться угрызениями совести. Но он понимал, что это не совсем справедливо и не очень осуществимо. Поэтому он только сказал:
— Понимаю.
— За сегодняшнее утро я уже расторг два контракта. На крупную сумму. С солидными людьми. Они уже подписали контракты, и я сказал им, что могу подать на них в суд. Они ответили, что это мое дело, а они поедут отдыхать куда-нибудь в другое место. Я боюсь отвечать на телефонные звонки. У меня еще двадцать домов не сданы на август.
— Мне хотелось бы сказать тебе что-нибудь утешительное, Ларри, но боюсь, что дальше будет еще хуже.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что пляжи будут закрыты.
— На сколько ты собираешься закрыть их?
— Еще не знаю. На сколько потребуется. Дней на пять или больше.
— Тебе известно, что праздник Четвертого июля будет в следующий уик-энд?
— Разумеется, известно.
— Надежды на благоприятное лето рухнули, но мы могли бы поправить дела хотя бы в августе, если этот праздник пройдет хорошо.
Броди не мог понять, всерьез ли говорит Вогэн.
— Что ты предлагаешь, Ларри?
— Ничего. Я просто размышляю вслух. Или, если хочешь, молюсь. И все-таки на сколько дней ты собираешься закрыть пляжи? Может быть, ты их вообще не откроешь? Как ты узнаешь, что эта тварь ушла?
— У меня не было времени подумать обо всем этом. Я даже не знаю, почему она здесь. Позволь мне спросить тебя кое о чем. Просто из любопытства.
— Спрашивай.
— Кто твои компаньоны?
Последовала долгая пауза.
— Почему это тебя интересует? — Вогэн наконец подал голос. — Какое это имеет отношение ко всему происшедшему?
— Я же сказал: просто из любопытства.
— Любопытство употреби для своей работы, Мартин. Позволь мне самому беспокоиться о своих делах.
— Конечно, Ларри. Не сердись.
— Итак, что ты намерен делать? Мы не можем сидеть сложа руки и ждать, когда она уйдет. Мы подохнем с голоду, если будем только сидеть и ждать.
— Знаю.
Мы с Медоузом как раз обсуждали, что мы могли бы сделать. Специалист по рыбам, друг Гарри, говорит, что мы можем попробовать поймать эту акулу. А что если раздобыть несколько сотен долларов и нанять лодку Вена Гарднера на день или два? Как ты на это смотришь? Я не знаю, ловил ли он когда-нибудь акул, но, может, стоит попытаться?
— Здесь все годится, лишь бы нам избавиться от этой твари. Валяй. Скажи ему, что я достану деньги.
Броди повесил трубку и повернулся к Медоузу:
— Не знаю, почему меня это интересует, но я бы дорого дал, чтобы побольше узнать о делах мистера Вогэна.
— Зачем тебе?
— Он очень богатый человек. Долго здесь будет эта акула или недолго, на нем это мало отразится. Конечно, некоторые убытки он понесет, но ведет он себя так, будто для него это вопрос жизни и смерти. Не для города, а для него лично.
