Ли Чайлд - Триллер
В руке он держал пистолет.
Я поднял обрез и прицелился.
Если пацан и познал уже женские ласки, то больше ему такое счастье не светило.
Не выпуская из руки пистолет, он рухнул на колени.
Подскочив к нему, я с силой впечатал колено в его нос. Пацан опрокинулся навзничь и затих.
В этот миг из спальни вылетели еще трое парней.
Черт, судя по всему, я обсчитался!
Двое, совсем юнцы, размахивали ножами. Третьим оказался тот самый главарь, который отделал меня прошлой ночью. Тот, который назвал меня лысым сукиным сыном.
Не успел я перевести на них дуло обреза, как они уже накинулись на меня.
Первый попытался нанести удар огромным ножом вроде тех, какими закалывают свиней. Я отбился дулом обреза. Он ударил снова и на этот раз рассек мне кожу на суставах пальцев правой руки.
Тогда я отшвырнул «моссберг» и снова достал пистолет.
Бандит действовал быстро.
Но я быстрее.
Бах! Бах! — и вот он уже лежит в ожидании коронера. Я ринулся влево и прицелился во второго нападавшего. Тот летел на меня в прыжке с боевым кличем, размахивая зажатыми в обеих руках ножами.
Что ж, одна пушка круче двух ножей.
До того как приземлиться на пол, он получил три пули в грудь и две в горло.
Последний из троицы — главарь, который сломал мне нос, — подобрал мой обрез и нырнул под диван.
Послышалось клацанье затвора и звук досылаемого патрона. В это время я вытащил из «глока» опустевшую обойму и вставил новую.
— Hijo calvo de una perra!
Отморозок снова назвал меня лысым сукиным сыном! Молча стерпев обиду, я ползком добрался до журнального столика, перевернул и укрылся за ним.
Он выстрелил. Будь обрез заряжен дробью, дешевый столик из ДСП не выдержал бы и я бы превратился в говяжью отбивную. Или в отбивного лысого сукина сына. Но при выстреле с такого расстояния гранулы могли только издать громкий хлопок, не более.
Кажется, бандит с первого раза ничего не понял, потому что пальнул еще дважды с тем же успехом. Больше патронов у него не было.
Тогда я поднялся из-за стола. Сердце выскакивало из груди, руки тряслись от мощного выброса адреналина.
«Король» повернулся и побежал.
Его спина была отличной мишенью.
Я быстро огляделся вокруг — убедиться, что все враги побеждены и не представляют опасности, — затем подошел и подобрал обрез. Зарядил его пятью патронами и не спеша направился к поверженному главарю, который лежал, уткнувшись лицом в ковер, и поскуливал. Раны на спине выглядели ужасно, тем не менее он предпринимал жалкие попытки отползти подальше.
Наклонившись, я перевернул его лицом вверх и засунул дуло «моссберга» между окровавленных губ.
— Вспомни Санни Ланг.
С этими словами я нажал на курок.
Выстрел не был смертельным, однако результат получился малопривлекательным. Гранулы разорвали щеки и горло, хотя мерзавец каким-то образом еще умудрялся дышать.
Пропихнув обрез глубже в кровавое месиво, в которое превратилось его лицо, я пальнул еще раз.
С негодяем было покончено.
На полу в ванной валялся без сознания бандит, которого я ослепил первым выстрелом из «моссберга». Его лицо напоминало что угодно, только не лицо; кровь пузырилась в дыре, образовавшейся на месте рта.
— Санни Ланг шлет тебе привет, — сказал я.
На этот раз я воткнул обрез глубже, и дело закончилось одним выстрелом, который разорвал бандиту горло.
Последний оставшийся в живых — тот, что запел, как Паваротти, когда я прострелил ему колено, — уполз на кухню, оставив за собой кровавый след. Там он скрючился в углу, прижимая к раненой ноге кухонное полотенце.
— Не убивай меня, приятель! Не убивай!
— Уверен, Санни Ланг тоже об этом просила, — процедил я.
В него я пальнул из «моссберга» дважды: в грудь и в голову.
Этого оказалось недостаточно. Шевелящаяся на полу окровавленная масса еще дышала.
Вынув из кармана мешок с гранулами, я достал горсть и запихивал бандиту в глотку гранулы до тех пор, пока тот не перестал дышать.
Затем я направился в ванную, где меня вырвало в раковину.
Вдалеке послышался вой сирен. Пора было сматываться. Я вымыл руки, ополоснул дуло «моссберга» и убрал обрез под плащ.
В коридоре сидел пацан, которого я кастрировал, и всхлипывал, держа руки внизу живота.
— Ничего, всегда можешь стать священником, — успокоил я его и вышел на улицу.
Хотя нос у меня был по-прежнему забит, я все же ухитрился вдохнуть достаточно кокса, чтобы унять боль. У дверей кондитерской я остановился уже перед самым ее закрытием. Ти поприветствовал меня хмурым кивком.
— Я смотрел новости. Говорят, там была бойня.
— Красивого было мало.
— Ты сделал все, как мы договаривались?
— Сделал, Ти. Твоя дочь отомстила. Это она убила их. Всех троих.
Я вытащил мешочек с гранулами и отдал отцу Санни ее кремированные останки.
— Xie, xie, — поблагодарил меня Ти по-китайски и протянул конверт с деньгами.
Казалось, он чувствовал себя крайне неудобно, но мне пора было идти за наркотиками, поэтому я взял деньги, не вымолвив ни слова, и побрел прочь.
Уже через час я купил по рецепту в аптеке кодеин, прихватил с собой две бутылки текилы и тощую шлюху со следами от уколов на руках. Далее последовала вечеринка в номере: я кололся, пил, трахался и нюхал, пытаясь выкинуть из памяти события двух последних дней. И шести последних месяцев.
Шесть месяцев назад мне поставили страшный диагноз. Всего за неделю до свадьбы. Я сбежал от своей невесты; это был лучший подарок, который я мог ей сделать, — избавить от необходимости смотреть, как я подыхаю от рака.
Эти «короли латинос» сегодня утром легко отделались. Они ушли быстро и почти без боли.
Жить, зная, что скоро умрешь, намного хуже.
Хизер Грэм
Хизер Грэм всю жизнь провела в Майами и его окрестностях, и родные места писательницы часто становятся средой обитания для героев ее произведений. Порой Майами напоминает ей театр абсурда. Где еще можно встретить такое сочетание атрибутов современного огромного космополитического города и следов далекого прошлого? Только здесь, в столице Флориды. В этом штате ощущают себя как дома «перелетные птицы».[24] Здесь находится национальный парк «Эверглейдс», часть территории которого до сих пор занимают гордые племена коренных жителей Америки. И эта же знойная «травяная река»[25] дает простор торговцам наркотиками и является подходящим уголком для того, кто хочет без последствий избавиться от трупа.
Грэм обожает родной город, ей нравится океан, катание на лодках и особенно — скуба-дайвинг. По ее словам, любить Майами — это почти как любить ребенка. Хороший он или плохой — ты все равно от него без ума.
Грэм известна как мастер создавать в книгах обстановку, которая живет и дышит — точно так же, как и люди, населяющие страницы. Она лауреат множества литературных наград, ее произведения постоянно попадают в списки бестселлеров «Нью-Йорк таймс» и «Ю-Эс-Эй тудей», она с одинаковым удовольствием пишет о вампирах и привидениях, сочиняет исторические романы и триллеры. Где бы и когда бы ни происходило действие, Грэм нравится держать читателя в постоянном напряжении.
В рассказе «Лицо в окне» действуют персонажи, уже знакомые читателю по роману «Остров» («The Island»). На этот раз они оказываются в самом сердце внезапно налетевшей бури, и кто знает, что их ждет?
Хизер Грэм
Лицо в окне[26]
Вспышка молнии.
И сразу же за ней мощный раскат грома.
Как будто наступил давно ожидаемый конец света.
И там, на улице, жуткое лицо прижалось к оконному стеклу. Красные глаза пылали в темноте, и на какую-то долю секунды показалось, что буря извергла из себя самого дьявола, чтобы забрать Бет Хенсон с собой.
Она закричала от испуга и отпрянула от ужасного видения, едва не перевернув стоявший позади кофейный столик. Только что от вспышки молнии на улице было светло как днем, но вот все снова погрузилось во мрак, и жуткое лицо исчезло.
Горевший на столе фонарь был не в силах разогнать непроглядную черноту ночи. Из-за бури свет в округе давно погас. Многие на время покинули дома и перебрались в более безопасные места. Ветер ревел и визжал с неистовством банши, хотя, перед тем как обрушиться на южные острова Флорида-Кис, ураган уже ослаб до обычной тропической бури.
На несколько долгих секунд, показавшихся вечностью, Бет объял инстинктивный ужас, но он быстро сменился состраданием. Там, на улице, под проливным дождем находится вымокший до нитки перепуганный человек. Она подошла к окну посмотреть, не появился ли Кит. Он уехал после того, как шериф позвонил и предупредил, что старая миссис Питерсон, одна из немногих постоянных жителей этого крошечного островка, не эвакуировалась вместе со всеми. Сразу после этого звонка, кстати, телефон также отключился. Миссис Питерсон не позволили взять с собой Коко, крошечного йоркширского терьера, и она наотрез отказалась отправиться в убежище. Конечно, собака — это головная боль, но Бет и Кит понимали, какие чувства испытывает пожилая дама к своему единственному другу, и Бет убедила мужа, что они смогут пережить несколько часов лая.
