Андреас Эшбах - Выжжено

В Эквадоре живёт свыше пятнадцати процентов всех существующих видов птиц, и практически каждый день там открывают новые, доселе неизвестные виды растений. Однако с тех пор как нефтяной концерн «Тексако» в 1968 году обнаружил в эквадорском регионе Амазонки нефть, большая часть тропических лесов была выкорчевана. С тех пор как через Анды был проложен нефтепровод, он из-за протечек потерял вдвое больше нефти, чем вытекло при аварии танкера «Exxon Valdez»; нефти, которая заражала всю окружающую природу, истребляла животных и превращала реки в вонючие каналы. Ядовитые стоки, полные тяжёлых металлов и канцерогенных веществ, просто сливались в ямы или в реки.

Однако нефть очень скоро стала важнейшей статьёй экспорта страны, и Эквадор превратился в одного из крупнейших поставщиков США.

В 1979 году президентом Эквадора был избран Хайме Рольдос Агилера, и в 1981 году он представил проект закона, по-новому регулирующий энергетический сектор. Проект предусматривал поддержку строительства гидроэлектростанций, что просто напрашивалось в богатой горными реками географии Эквадора, и устанавливал новые законодательные основы отношений между нефтяными концернами и государством Эквадор.

В ответ концерны организовали кампанию, которая пыталась представить Рольдоса Агилеру «вторым Кастро». Рольдос, в свою очередь, стал изобличать связи между американской политикой и нефтяным бизнесом, используя при этом слово «заговор». Он грозил нефтяным концернам, что им придётся покинуть страну, если они будут проводить в жизнь проекты, идущие во вред народу Эквадора, и выдворял неугодных американцев.

24 мая 1981 года он погиб вместе со своей женой, несколькими членами его правительства и пилотами при падении самолёта над провинцией Лойя в Южном Эквадоре.

Его преемником стал вице-президент Освальдо Хуртадо Ларреа. Он позволил выдворенным вернуться, и в конце 1981 года компания «Тексако» приступила к гигантскому проекту вскрытия в заливе Гуаякиль.

Или гибель второго генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда 17 сентября 1961 года при таинственном крушении самолёта в Конго. Эта страна ещё до недавнего времени была бельгийской колонией, и усилия Хаммаршельда остановить там войну были костью в горле некоторых британских, бельгийских и американских предприятий…

Или крушение самолёта Джона Ф. Кеннеди-младшего…

Или, или, или…

– Принц Абу Мандур Саид, ваше величество. Ваш сын.

Король Абу Джабр Фарук встретил это известие молча. Он был погружён в созерцание мозаики на полу – переплетённых цветочных элементов в перламутре и обсидиане на фоне лазурита – и размышлял о бремени, которое налагает на человека такая служба, как у него.

Он знал от шефа своей секретной службы, что Саид вернулся из Сингапура. Он знал также много чего о том, что Саид там делал. Он был бы рад избежать этой встречи, но даже власть короля имеет свои границы, и это была одна из них.

– Пусть войдёт, – сказал король Фарук.

Двери распахнули. Вошедший мужчина уже имел мало сходства с его сыном, каким его помнил Абу. Он еле ковылял. От сиятельности принца не осталось и следа. Саид плохо выглядел, был болен, отмечен наркотиками и другими излишествами, названия которых были чужды Абу Джабру.

Но всё же то был его сын. Абу шагнул ему навстречу, простёр руки и сказал:

– Ну, здравствуй.

Саид остановился на некотором отдалении, то поднимая, то отводя глаза. Казалось, в нём шла борьба.

– Как ты мог так поступить? – наконец почти невразумительно произнёс он. – Стать королём по милости американцев?

Абу Джабр снисходительно ответил:

– Это совсем не так.

Саид, казалось, не услышал его. Да был ли он в себе? Какая-то развалина. Его место было в клинике. Да, он отправит Саида в клинику. Сразу, как только кончится этот разговор.

– Хорошо, что ты вернулся, – сказал он. – Ты нам нужен. Мы тут созвали… ну, можно сказать, съезд, чтобы внести ясность о крушениях на Раваре и в Рас-Тануре, и мы хотели бы, чтоб ты…

– Я делал только грязную работу, – прошипел Саид, злобно сверкнув глазами. Его шатало. – Мне ведь всегда достаётся только грязная работа…

С внезапностью, которой от него нельзя было ожидать, он выхватил из кармана пистолет и направил его в грудь Абу Джабра. Потом оцепенел, как будто не мог больше двинуться ни взад, ни вперёд, и его вытянутая рука с оружием задрожала.

Абу Джабр даже не шелохнулся.

– Сын мой, – сказал он спокойно, пытаясь поймать безумный взгляд Саида, – я уверен, что ты не хочешь того, что собираешься сделать.

Нижняя челюсть Саида тряслась. Он забормотал:

– Нельзя было, чтоб они заметили. Нельзя было, чтобы amrikani заметили, что произошло…

Абу Джабр медленно протянул руку.

– Это дело прошлое и больше не имеет значения. Подумай о своём сыне, Саид, и опусти оружие. Пока не свершилось непоправимое.

Наконец-то. Наконец в его глазах мелькнул проблеск сознания. Что-то до него дошло. Рука Саида опустилась, он, шатаясь, подался вперёд и захрипел.

Но пистолет из рук не выпустил.

– Саид, – сказал король. – Оставь это. Сохрани свою честь.

Голова Саида вскинулась, взгляд его наткнулся на отца, в глазах его возник ужасный, незнакомый блеск, он поднял оружие и выстрелил – дважды. Пули попали королю в грудь, он пошатнулся и упал навзничь. Тут же из-за гардин выскочили мужчины, специально выжидавшие там, и набросились на стрелявшего.

– Довольно! – послышался сквозь кашель голос короля. Он с трудом поднялся, держась за грудь. Двое охранников подскочили к нему, помогая встать.

– Хорошее дело бронежилет, – сказал король, хрипло дыша, – но я не знал, что всё равно будет так больно.

– Вас надо осмотреть, ваше величество, – с тревогой сказал один из мужчин. – Выстрелы могли сломать ребро.

Абу Джабр отмахнулся.

– Да, конечно. После. – Он подошёл к Саиду, своему второму ребёнку, который всегда был и самым трудным. Тот лежал на полу с остекленевшим взглядом, являя собой жалкий вид потерпевшего поражение.

– Я очень сожалею о случившемся, сын мой, – тихо сказал Абу Джабр. – Я хотел бы знать, с кем ты связался…

Саид ничего не ответил. Кровь текла из его раны на лбу.

Кровь, да. Мысль, что он увидит собственного сына на эшафоте, причинила ему боль.

– Уведите его, – сказал Абу Джабр.

Позднее, когда шеф его секретной службы помогал ему освободиться от жилета из кевлара,[50] незаметного под его тоубом,[51] явился по вызову министр энергетики.

– Ваше величество, – начал он, – я не могу выразить, как я рад, что вы…

– Да ладно, – перебил его Абу Джабр. – Мне уже многие говорили, что я безответственно подвергаю себя риску. – Он бросил взгляд в сторону шефа секретной службы. – Он был мне сыном.

– Конечно, ваше величество, – успокоил его тот.

Абу Джабр разгладил своё одеяние.

– Позвоните этому молодому немцу и поблагодарите его за предупреждение. И дайте ему задание на проект, который он нам предложил. – Король немного подумал и добавил: – И пришлите ко мне министра иностранных дел. Его ждёт много работы.

После звонка из Эр-Рияда потрясённый Фридер Вестерманн ещё долго держал в руках трубку. Подумать только, ведь поначалу он колебался, делать ли выводы из того, что сообщил ему Маркус, и предостеречь ли саудовский королевский дом! И вот его указание предотвратило покушение на короля Фарука.

Он смотрел за окно на двор своей фабрики, размышляя, то ли он делает историю, то ли несётся навстречу беде.

Он выдвинул ящик стола и отыскал там письмо, отправленное его братом из США несколько месяцев назад:

«Дорогой Фридер,

пишу тебе это письмо в дополнение к нашему телефонному разговору. Есть вещи, которые тебе необходимо знать, но которые я не могу рассказать по телефону, потому что перестал доверять телефонным проводам. Надеюсь, письмо – более надёжный посредник.

В основном я хочу пересказать тебе то, что мне поведал на своём смертном одре бывший агент ЦРУ по причинам, которые слишком долго объяснять…»

Чарльз У. Таггард, отправляя своё донесение о Саудовской Аравии Дональду Р. Хартфельду, приложил к нему письмо. В нём он невольно впал в юмористическое настроение, играя словами – это было у них в ходу ещё в университете: «Передай по инстанции! Что-то должно случиться, иначе что-нибудь случится».

Неделю спустя в его квартире зазвонил телефон. Это был Дональд, и он находился в Эр-Рияде.

– Надо встретиться. Скажем, в двенадцать в «Globe»? Я тебя приглашаю.

«The Globe» был роскошным трёхэтажным рестораном на высоте 240 метров, в стеклянном шаре на вершине башни Аль-Файзалия, ультрамодернового строения из стали и стекла, спроектированного звёздным английским архитектором Норманом Фостером.