Андрей Бондаренко - Купчино (Трилогия)
— И педофилам откусывала бы головы?
— Это точно. А ещё и всем изготовителям детской порнографии…. А что, ты против?
— Ни капли, — пожал плечами Сергей. — Даже помог бы. Ну, в том плане, будь у меня острые зубы и ярко-жёлтые глаза…
А потом они поцеловались.
«Какие же у неё губы!», — не удержался от комментариев нескромный внутренний голос. — «Очень нежные, упругие и жадные. Но откровенно-неумелые. Обалденные и неповторимые, короче говоря…».
Впрочем, минуты через полторы поцелуй завершился.
Ольга, задействовав острые кулачки, неохотно отстранилась и, наспех восстановив дыхание, объявила:
— Цветы помялись…. Всё. Я пошла. Спокойной ночи.
— Подожди, — попросил Сергей. — Можно задать тебе один вопрос?
— Задавай.
— У тебя…м-м-м, есть кто-нибудь? Ну, в том плане, что был?
— Дурак ты, Серенький, — серые глаза девушки обиженно заблестели. — И вопросы у тебя аналогичные.
— Дык…. Что тут такого? Ну, спросил. Дело-то житейское…
— Забыл, что я тебе обещала на выпускном вечере?
— Нет, э-э-э…. Не забыл.
— Тогда процитируй.
— Сейчас, — задумался Сергей. — Сейчас-сейчас…. Это, кажется, звучало так: — «Клянусь, что ни о ком другом — кроме тебя — даже думать не буду. Никогда и ни за что…».
— Вот, я и не думала, — шмыгнула носом Оля. — Ни о ком и никогда…. И ни с кем не встречалась. И ни с кем даже не целовалась. Всё тебя ждала. Так в «старых девах» и осталась. Только говорить об этом никому не надо — засмеют…. Да и в школу именно поэтому пошла работать. Из-за того «выпускного» обещания. Какие ещё, думаю, многомесячные археологические экспедиции? Ты вернёшься, а меня нет. Разминёмся ещё, не дай Бог…
Он неторопливо шагал по ночному Купчино.
«Да, дела-делишки», — жалостливо вздыхал растроганный внутренний голос. — «Ждала, понимаешь. Даже ни с кем не целовалась. Невероятная история для наших сексуально-раскованных времён. Невероятная…. Ты-то, вот, братец, верность школьной любви не соблюдал и романы-интрижки крутил регулярно…. Хотя, иначе и нельзя было. Боевой офицер российского ГРУ — не интересующийся женским полом? Нонсенс, однако. Могли бы заподозрить — чёрт знает в чём. В том плане, что в нездоровых наклонностях, недостойных высокого звания российского офицера…. Ладно, забыли напрочь обо всех этих доступных шалавах и фефёлах. Причём, навсегда. Забыли и растёрли…».
Сергей вернулся домой (непроизвольно отметив, что тёмно-синяя машина с иностранными номерами опять была припаркована возле подъезда), заполнил кошачье блюдечко сметаной, вскрыл алюминиевую банку и от Души хлебнул пивка, а после этого сообщил:
— Знаешь, Кеша, а я влюбился. В том смысле, что в очередной раз и в ту же самую девушку. Вот, даже стишок, пока шёл к дому, по этому поводу сочинил.
— Мяу? — на время позабыв про вкусную сметану, откликнулся чёрно-белый кот. — Мур-р-р, — мол: — «Стишок? Это хорошо. Я, знаешь ли, люблю поэзию. Зачти-ка…».
— Хорошо, слушай:
Нежность — это просто молчание.Закушенная губа, комок в горле.Дождалась через столько лет? Сдержала то обещание?Было такое дело, помню…Все эти годы — верила?До сих пор — ещё девушка?Братцы, да я козёл — попросту,Старый и замудоханный,Всеми Богами — оптом.Те Боги — дядьки серьёзные, найдут везде — промежность.Богам — богово. Чёрту — чёртово.А у нас с тобой — только нежность….
— Ну, как тебе, приятель усатый?— Мур-р, — одобрил Иннокентий, — мол: — «Зачётно и знаково…».
Глава восьмая Змея из трубы
Если вы следуете через Неву по Вантовому мосту со стороны Купчино, то, уже почти переехав на противоположный берег, обязательно посмотрите направо: мост-то достаточно высокий, следовательно, с него можно много чего интересного рассмотреть.
Как вам — увиденная картинка? Из серии: — «Сюрреализм подкрался незаметно?». Вот, то-то же…
Вроде бы — городская черта, но никаких современных высоток нет и в помине. Наоборот, сплошная частная малоэтажная застройка. Причём, разная.
Встречаются и совсем старенькие избушки: бревенчатые, почерневшие, ветхие, покосившиеся, много лет некрашеные, но с резными наличниками-ставнями. А также с журавлями-колодцами и чёрными треугольниками погребов во дворах. Это — остатки деревень, выстроенных ещё в незапамятные Времена, когда многие крупные заводы и фабрики располагались вдоль невских берегов. Логистика тогда была такая: и сырьё, в основном, баржами завозилось, и приличная часть готовой продукции отгружалась по воде. А где появлялся крупный завод (или фабрика), то там почти сразу же возникали и так называемые «рабочие слободки». Как же иначе? Ведь, метро, трамваев, троллейбусов и маршруток тогда не было. Да и лошадей, как известно, на всех не напасёшься. А пешком много ли находишь? Вот, рабочие с семьями и селились — как можно ближе к конкретному предприятию…
Но есть в современной малоэтажной застройке, расположенной на правом берегу Невы, совсем другие дома: и огромные безвкусные коттеджи из красно-бурого кирпича, и «замкоподобные» виллы с многочисленными башенками-шпилями, и элегантные сооружения в стиле а-ля «швейцарское шале»…. Кто же в них живёт? А всякий разный богатый и уважаемый российский люд: депутаты и чиновники всех мастей, бизнесмены и банкиры, знаменитые спортсмены и популярные артисты-музыканты-композиторы. А также «воры в законе», идейные рэкетиры, отвязанные жулики и цыганские бароны-наркоторговцы. Ибо, если ты официально не признан российским судом криминальным деятелем, то являешься — в безусловном порядке — честным и уважаемым человеком. Даже если никаких налогов не платишь, но являешься — при этом — владельцем дорогущей собственности-недвижимости. Законы у нас нынче такие — либеральные и лицемерные до полного и окончательного маразма…
В девятнадцать ноль-ноль на территорию солидного поместья, расположенного на правом берегу Невы и огороженного по периметру высоченным забором, въехал мощный японский внедорожник. Машина, коротко просигналив мрачным охранникам и обогнув помпезный трёхэтажный коттедж красно-бурого кирпича, остановилась возле аккуратной рубленой баньки.
Из приземистого угольно-чёрного джипа с «красивыми номерами» выбрался подтянутый седовласый мужчина в модном длиннополом пальто кофейно-кремового цвета — а-ля «я недавно был в Милане». В таких пальтишках нынче обожают — до острых желудочных колик — разгуливать сытые и самодовольные представители российской бизнес-политической элиты. Типа — визитная карточка такая, мол: — «Я не из простых чалдонов буду. Ох, не из простых, мать вашу простецкую…». И тёмно-бордовый кейс-дипломат, ручка которого была крепко зажата в правой ладони мужчины, был очень даже солидным и представительным: в таком и пару-тройку миллионов американских долларов перевозить незазорно.
А таких приметных мужичков нынешние дамы бальзаковского возраста почему-то взяли моду величать «седыми бобрами». Впрочем, им (дамам), безусловно, видней…
Навстречу представительному господину поднялся — с широкой резной скамьи, расположенной рядом с баней, — непрезентабельный бородатый и лохматый пожилой тип, облачённый в бесформенный зипун со стареньким овчинным воротником.
— Здравствуй, уважаемый шеро-бароно, — вежливо кивнул головой седовласый мужчина.
— И тебе, господин полковник, не хворать, — криво ухмыльнулся золотозубым ртом смуглолицый бородач. — Такой гость — как желанный и дорогой подарок.
— А как оно, твоё здоровье драгоценное, почтенный Бахтало? Почки больше не шалят?
— Гораздо лучше стало. Гораздо. Благодаря твоим таблеткам тибетским, хитрым. Выручил, однако. Спасибо, друг.
— Не за что. Свои люди: обязательно сочтёмся, как и полагается…. Поговорим?
— Конечно. Дело-то святое…. Ванька!
Тихонько скрипнули дверные петли, и от баньки торопливо засеменил низенький старичок, одетый под среднестатистического русского крестьянина конца восемнадцатого века.
— Здесь я, хозяин! — раболепно срывая с головы островерхий войлочный колпак и почтительно кланяясь, залебезил старик. — Здесь. Явился, так сказать, по зову…. О, какие важные и серьёзные люди к нам пожаловали. Сам господин полковник. Уж, как я рад услужить…
— Как дела? — сурово сдвинув к переносице густые пегие брови, прервал старичка цыган.
— Всё в полном порядке, хозяин. Банька истоплена, камни малиновые, веники замочены, водицы вдоволь, стол накрыт…. Может, ещё чего изволите? Девок блудливых, к примеру?
— Спасибо, Иван Феофанович, за проявленную заботу, — вальяжно усмехнулся приезжий полковник. — Ничего больше не надо. Иди, старина, трудись.
