Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
— Пап, — робко начал он.
— Что, Джек?
— Кажется, уже скоро.
Джексон вытащил из кармана тяжелые часы, доверенные ему Юджином, и сунул их в ладонь отцу. Мальчик переминался с ноги на ногу с чуть смущенным видом и серьезно глядел на меня, не подходя близко.
— Ты прав, Джек, — сказал Юджин. — Я совсем забыл о времени. Слушай, Элмо, спасибо за угощение и за то, что ты пришел, — нет, правда, от всего сердца, — но у меня сегодня полно дел, ты сам понимаешь…
— Джин!
Голос Коры раздался из комнаты с закрытыми ставнями. Дверь была полуоткрыта. Я заметил, как Юджин застыл передо мной и обменялся непонятными взглядами с Джексоном.
— Тебе нужно уходить, Элмо.
— Ты уверен, что моя помощь не нужна?
— Это дело семейное. Спасибо, мы отлично разберемся сами.
— Уже, Джин! Идет!
Голос сделался настойчивым, нетерпеливым и одновременно тревожным: голос женщины, у которой начались схватки и она предчувствует боль, неотделимую от родов. Юджин напрягся, метнулся к двери, но еще раз обернулся ко мне.
— Слушай меня внимательно, Элмо. Я хочу, чтоб ты знал: что бы ни случилось, моей вины тут нет. А теперь уходи, быстро!
Через миг он скрылся в душной темноте дома. Я остался наедине с его сыном, и восторга от этого мальчик явно не испытывал.
Джексон глубоко засунул кулаки в карманы штанов. Он рассеянно ворошил босыми ногами камешки и двигался при этом так, чтобы вытеснить меня со двора. Но приказания Юджина убираться прочь хватило, чтобы я не смог повернуться и пойти своей дорогой.
Я просто хотел понять, что происходит, — и быть здесь, когда понадоблюсь Коре. Я не мог оставить женщину, которая вот-вот родит, в руках одного человека, пусть даже этот человек — ее муж.
Мой взгляд скользнул по слою пыли, покрывавшему кресло-качалку, задвинутому в угол крыльца. Прежде Кора проводила в нем летние вечера. Шесть лет назад я видел, как она кормила в нем Джунипер. Я видел, как она заливалась смехом, сидя на коленях у Юджина, когда они раскачивались взад и вперед, с трудом удерживая равновесие. Мне казалось, что она будет проводить последние часы перед родами на тенистом крыльце, а не в душных стенах дома.
Не знаю, что послышалось раньше — выстрел или вскрик удивления, не перешедший в громкий вопль. Помню только, как одним прыжком одолел ступеньки и оттолкнул Джексона, который тянул меня за рукав и умолял не входить в дом.
Но внезапно я оказался перед дверью в хозяйскую спальню, не в силах пересечь порог.
Я почти ничего не успел увидеть — Юджин захлопнул дверь прямо перед моим носом.
Измученное лицо Коры, лишенное всяких чувств, охваченное оцепенением. Ее губы, едва ли толще, чем лист пергамента.
Третий красный глаз в центре ее лба.
Каштановые волосы, разметавшиеся по лоскутному одеялу, испачканные тем самым веществом, которое залило ее лицо.
Руки, как у мумии, скрещенные в инстинктивном жесте самозащиты. Раздувшийся живот, готовый лопнуть.
А ниже, много ниже, между раздвинутыми, чтобы выпустить наружу младенца, ногами, — что-то темное, двигающееся медленно и волнообразно.
Теперь я не могу с уверенностью сказать, что именно видел. Все произошло очень быстро. Но в тот момент я знал точно.
Дверь захлопнулась, когда я разглядел змею, за ней — еще одну, а следом появлялись новые змеиные головы, не меньше десятка.
Но я мог и ошибиться.
В потаенной тишине спальни раздавались все новые и новые звуки. Даже сквозь деревянную дверь они были достаточно отчетливы, чтобы дать пищу воображению. Тяжелые шаги Юджина по доскам пола, глухой удар тела о матрас… Удары и еще удары.
Я не хотел слышать эти чавкающие звуки, словно башмаки месили грязь. Перед моими глазами возникали образы, похожие на безумный коллаж, одновременно расплывчатый и острый. Я не хотел видеть эти картины переломанных костей и плоти, уничтожаемой лезвием.
И все вокруг было окрашено грязно-красным цветом Кориной крови.
Дом выплюнул меня на крыльцо, на свежий воздух. Веки закрылись сами, как закрываются в грозу ставни, чтобы погасить ослепительный блеск солнца. Я бы продал свою бакалейную лавку дьяволу за дуновение ветерка, не говоря уж о нескольких каплях дождя!
Толком не понимая, где нахожусь, я вцепился в перила крыльца. Я был уверен, что сейчас выплюну наружу все внутренности и умру. Но желудок оказался крепче, чем я мог предположить.
Когда из дома вышел Юджин, я услышал, как Джексон поворачивает ключ, запирая дверь спальни. Юджин крепко держал в руке льняной мешок, завязанный на несколько узлов. Мешок был испачкан темным, словно Юджин вытирал о него руки.
Если подумать, так и пятна на его штанах вполне могут быть не от вина.
Юджин держал ношу в вытянутой руке, чтобы ни в коем случае не коснуться содержимого, о природе которого я ничего не хотел знать. Он бросил мешок на траву, и мне показалось, что я заметил под льном шевеление.
В другой руке он держал за ствол ружье и упирался прикладом в землю. Я увидел, как Юджин поднял ружье и изо всех сил опустил приклад на льняной мешок, и снова, и снова — десять раз подряд. Могучие удары он наносил в слепой ярости и завершил труд сильным пинком.
Я наблюдал за ним, как наблюдают за безумцем, изливающим свою нервную энергию на первое, что попадется под руку, и не знал, стоит ли мне вмешиваться. Запыхавшись, Юджин так свирепо пнул мешок, что тот взлетел в воздух, и сделал знак сыну забрать его.
— В колодец, Джек. Ты знаешь, куда.
Джексон повиновался с энтузиазмом приговоренного, идущего на эшафот. Он приближался медленно, почти крался, ставя одну ногу перед другой с великой сосредоточенностью, на которую способны только дети. Джестер шел за ним следом, его язык волочился по земле, как у муравьеда.
Джексон грубо прогнал пса, но тот сразу же вернулся, точно бумеранг, и вновь пошел за мальчиком.
Юджин рухнул на ступеньки крыльца рядом со мной, на то самое место, где просидел на страже шесть недель подряд. С его лица исчезли следы гнева, осталось только безразличие. Я тебя предупреждал, верно? — будто спрашивали его глаза.
— Не смотри на меня, как на преступника. Думаешь, мне нравится проводить таким образом каждый день? А вечерами рассказывать сказки дочке: твоя мамочка устала, Джун, ты увидишь ее завтра…
Он опустил взгляд на пальцы, испачканные засохшей кровью, и машинально вытер их о доски крыльца.
— Понимаешь, у меня и вправду не было выбора. Это только для того, чтобы избавить ее от последующих мучений. Так или иначе, она бы все равно умерла к тому времени, как Джун вернется из школы, так было предрешено в первый день.
Юджин снова уставился на меня поверх невидимой оправы очков, и губы его искривились в жалкой улыбке. Глаза из-под нависших бровей сверкали, как у человека, готового броситься в драку.
— Ну, вперед! Скажи, что я свихнулся. Ты находишь это забавным, да?! Жалкий дегенерат, застреливший жену, как собаку. Скажи, если ты думаешь именно это. Но я поведаю тебе забавную вещь, Элмо. Приходи завтра утром, если не наложишь в штаны, и увидишь, что Кора все еще жива. В ужасном состоянии, но всегда жива. Это тебя поражает, да? Хватит тебе смелости появиться здесь завтра утром? Ты для этого достаточно мужчина?
— Прекрати, Джин. Чего ты хочешь?
Звук моего голоса отрезвил его, словно удар в лицо или ведро холодной воды, опрокинутое на голову.
— Ты же просто умираешь, так хочешь выложить мне свою версию. Ну так вперед!
Юджин машинально провел левой рукой по щетине на щеке. Весь его вид говорил, что ему даже в голову не приходила возможность оправдаться в убийстве Коры перед по-настоящему внимательным слушателем.
— Это… я даже толком не знаю, с чего начать…
— Ты сказал: так было предрешено в первый день. Вот с этого и начинай.
Он жалобно хмыкнул и ткнул большим пальцем в дверь у себя за спиной.
— Это было у тебя перед глазами с первой минуты твоего появления и ты до сих пор не понимаешь?
Надо честно признать, что мои соседи, приветствуя гостей, не украшают свои двери подобными вещами. Странно, что я не заметил этого прежде, несмотря на то что был целиком занят Юджином: так не замечаешь дерево, находясь в лесу.
Я знал, что это такое — разумеется, теоретически, ибо воочию увидел эту штуку впервые. Веве — заклинание вуду, состоявшее из кругов и крестов, начертанное мелом на деревянной двери. Контуры некоторых символов расплылись, словно их перечерчивали несколько раз, пока мел окончательно не стерся.
Рисунок был помещен в центр круглого символа, похожего на змею, пожирающую собственный хвост. В середине самого большого креста был гвоздем прибит разбухший мешочек, завязанный бечевкой, — несомненно, амулет мохо.
Внезапно я представил себе абсурдное видение: Юджин, перерезающий горло черному петуху над жестяным ведром, которое держит в вытянутых руках Джексон. Для полноты картины не хватало только лунного света.
