Алексис Леке - Хроника обыкновенного следствия
– Мне не очень нравится выражение твоего лица, – сообщает она. – Похоже, ты лопаешься от смеха, зная что-то, что никому не известно.
– Ничего нового, Эмильена. Вот уже долгие годы, как меня одного смешат многие вещи. Просто сейчас ты очень восприимчива к состоянию моего духа.
– Это правда, что мне больше нечего бояться?
В это мгновение раздается телефонный звонок.
Она выходит, чтобы снять трубку. Я встаю, вытираюсь, надеваю халат. Либо ее голландец, либо…
– Тебя, – говорит она, протягивая мне трубку.
Чиновники префектуры. Они что-то нашли в доме.
– Где?
– В маленьком погребе, под грудой дров. Оригинально.
– Еду.
– Ты уезжаешь? – спрашивает Эмильена.
– Ненадолго. Час или два. Ужинать буду дома. А ты?
– Конечно, дома. Почему ты думаешь, что я поступлю иначе?
– Ничего. Пустяки.
Как только я уеду, она бросится к своему голландцу. Не потому что она втрескалась в него, в этом я уверен, просто у него на руках главный козырь – чековая книжка. Разве мне, глупенькому следователю и любителю классики, сравниться с ним?
План дома обвиняемого, исполненный на миллиметровке, мало соответствует истине. Дом велик и очарователен. Длинный, трехэтажный, увитый плющом. Он растворяется в природе. Место, где приятно провести старость в окружении детишек и любящей жены. У архитектора по ландшафтам бездна вкуса, но я не ожидал увидеть такое чудо. И это сказочное местечко никак не вяжется с убийством и банками для варенья.
Полицейские проводят меня через дом в погреб и показывают узкую яму.
Поленья отодвинуты в сторону и уложены вдоль стены.
– Это было там, – слова полицейского излишни.
Что можно увидеть в этой неглубокой яме, длина и форма которой говорят, что здесь лежало тело крохотных размеров.
В погребе пахнет сыростью, древесиной и селитрой. Ничего зловещего.
– Это всё? – спрашиваю я.
– Пока больше ничего. Похоже, речь идет лишь об одном теле. Сначала решили, что кое-что есть и в парке. Но это оказалась собака. Мы нашли челюсть.
– А здесь было… что-нибудь… что можно определить?
– Конечно, – отвечает один из полицейских. – Сразу стало понятно, речь идет о женщине. Не хватало рук, части лица, грудей, половых органов и кое-чего еще, но остальное было, если можно так сказать, в полной сохранности.
– Идентифицировать можно?
– Безусловно, господин следователь. Цвет волос, рост, примерный возраст… Это, конечно, жертва.
– Благодарю вас, господа. Если можете, поищите в бумагах обвиняемого все, что относится к жертве.
– У вас есть какая-то идея, господин следователь?
– И да, и нет. Ощущение…
Когда я возвращаюсь, Эмильена дома. Она даже успела снять макияж, вероятно, чтобы я поверил в то, что она не выходила из квартиры. Не могу не спросить себя, добилась ли она цели, посетив голландца, хотя теперь её хитрости и уловки почти не трогают меня.
– Иди сюда, – говорит она, хлопая ладонью по софе рядом с собой. – Нам надо поговорить. Со вчерашнего вечера и после всех этих ужасов у меня возникло ощущение, что между нами кое-что изменилось. К лучшему, как я считаю.
Ну и ну. Я вижу лишь одну причину её оптимизма. Голландец уступил. Эдуардо и Эмильена добыли чек.
Я сажусь и скидываю обувь. В конце концов, почему бы не закончить на приятной ноте?
Её ладонь бродит по моему бедру.
Потом дает понять, что ей хочется заняться любовью, но предпочитает, чтобы инициативу проявил я. Чтобы доказать ей, насколько я привязан к ней, даже если не верю в её ложь. Быть может, у меня совсем извращенные мысли, но чья здесь вина? А может, ей хочется увериться в силе своего обаяния, в своей власти надо мной? Откуда мне знать?
Я совершенно не в силах ответить на ее призыв. Не могу отогнать от себя посторонние мысли. Цинизм и лицемерие имеют свои границы. Меня переполняют видения, накладываясь друг на друга. Яма в погребе, последние подрагивания Электры, стонущая под громадным голландцем Эмильена, получающая удовольствие от его розовой кожи и рыжих волос.
– Увы, – говорю я наконец. – Я выжат, как лимон. Лучше отправиться спать…
8. Шестой допрос
Обвиняемый вроде по-прежнему выглядит хорошо и нормально. Но меня не обмануть.
– Почему вы солгали по поводу тела? – я задаю вопрос в лоб.
Он улыбается со смущенным видом.
– Истина в том, что мне не хотелось, чтобы в мои владения врывались десятки полицейских с бульдозерами. Вы видели мой дом? Вы должны меня понять.
Действительно. Даже если объяснение не отражает правды, оно выглядит правдоподобно.
– Должен вас успокоить. Ваш дом и парк в полной неприкосновенности, за исключением нескольких ям в земле диаметром не более двух сантиметров.
– Я вам очень признателен, господин следователь.
– Не за что. Наши службы работают по последнему слову науки и техники. Вы продолжаете утверждать, что убили ее именно тем способом, о котором заявляли раньше?
Опять кивок головы.
Некоторые исследования по психологии поведения подчеркивают, что большинство людей (во всяком случае, правшей) смотрят влево, когда лгут. Главное в моей работе – выслушивать ложь, но такое поведение никогда не казалось мне истинным. Некоторые чешут кончик носа, другие моргают, третьи то закидывают ногу на ногу, то ставят их нормально, бросают взгляды на адвоката (даже если он сидит справа), а некоторые не выдают себя никакими движениями.
Обвиняемый относится к последней категории лжецов. Однако во мне растет убеждение – обвиняемый лжет. Но никак не могу понять, какова причина этой лжи.
– Вам известно, что вскрытие установит точную причину смерти?
– Может быть, да, господин следователь, а может быть, нет.
– Закончим на сегодня. Я вызову вас, как только получу результаты вскрытия и в зависимости от этих результатов. Вы хотите что-нибудь добавить?
Он смущен, готов что-то сказать. Но его колебания долго не длятся. Он берет себя в руки, подписывает протокол, составленный мадам Жильбер, не читая и даже не глянув на него, затем выходит в сопровождении охраны.
Некоторое время я продолжаю сидеть за столом, мысленно вспоминая, как развивалось дело. Целая череда странностей и противоречий. Не считая еще не поступившего отчета эксперта. Я подозреваю, что психиатр попал в расставленную обвиняемым ловушку, что с экспертами случается довольно часто, когда приходится сталкиваться с более умными клиентами, чем они сами. Поступки сумасшедшего, которые разоблачает человек спокойный и уравновешенный? Эксперт, похоже, ждет, что у обвиняемого начнется характерный приступ безумия, чтобы снять все сомнения, но я понимаю всё иначе. Мне нужен этот доклад. Я отказался от того, чтобы составить собственное мнение. Мне нужно решение постороннего специалиста…
Несмотря на вчерашний вечерний звонок, прокурор не смог принять меня утром. Он ждет меня в кабинете в три часа дня. У него недовольное лицо. Снова на столе лежит доклад о вскрытии Электры – я узнаю его по желтой обложке. Но он, похоже, толще, чем в прошлый раз. Может, мне кажется.
– Боюсь, что вчера был слишком оптимистичен, мой дорогой, – сразу произносит он.
Я молчу, но пытаюсь придать физиономии столь же угрюмое выражение, что и у него. И чувствую, мне это удается без труда.
– Доклад… был не так полон, как я считал. Вы знаете нашего нового медэксперта?
– Которого?
– Ну этого, последнего, маленького гения, о котором все говорят…
– Да, конечно.
– Ему пришло в голову провести тщательный анализ земли с черепа… жертвы, и он наткнулся на кое-что странное. Земля вроде не относится к тем, что встречаются в округе. Точнее, она смешана в определенной пропорции с искусственными удобрениями, предназначенными для использования в бытовых условиях, эта земля из цветочного горшка.
– Значит, ей по голове ударили цветочным горшком?
– Нет, у нашего Шерлока Холмса иная идея – носок или чулок, что-то длинное, набитое землей могло послужить в качестве дубинки.
– Значит, ее ударили, когда она висела?
– Нет, она потеряла сознание от удара, поскольку, похоже, пришла в себя, когда её… вздергивали.
– Понятно.
– И тут мы подходим к главному в рассуждении нашего медэксперта. Этот молодой врач -автор известной работы о разрывах сухожилий и мышц. Он неоднократно наблюдал у множества повешенных, что мышцы шеи и сухожилия рвутся, надрываются и растягиваются по-иному в зависимости от того, что тело или… жертва бросается сама с лестницы, со стула или даже с табурета. Скажем так, отношение между растягиванием и разрывом волокон в каждом случае разное. Так мне сказали.
– Значит, было убийство, – твердо говорю я.
– Да, было убийство. Всё говорит об этом. Слишком мало разорванных и надорванных волокон. Следователь Брийар, получив результаты, сообщил мне о намерении предъявить два обвинения.
