Филипп Ле Руа - Последнее оружие
– Резвился? – резко переспросила Сильви.
– Чем больше себя отдаешь, тем больше узнаешь.
– Так ты занимался групповухой, пока я торчала в машине?
– Даже удивительно, как голый тип с задранной кверху задницей расположен к сотрудничеству.
– Не могу поверить.
– Община Доманжей – образовательный центр.
– Школа разврата – вот что это такое!
– В некотором роде.
Сильви замкнулась в гордом молчании, что позволило Натану углубиться в газеты, которые он купил в аэропорту. Они оценивали состояние мира. Вот уже целый год происходили позитивные сдвиги. Президент США склонял конгресс ратифицировать Киотский протокол и заморозил рост военного бюджета: сорок миллиардов долларов, первоначально предназначенных на оборону, были использованы для разрешения проблемы голода в мире. Двести пятьдесят самых богатых человек на планете собрались в Хартуме и выложили тысячу миллиардов долларов, чтобы искоренить нищету. Израиль договаривался с палестинским государством, Индия с Пакистаном. Даже Северная Корея открывалась навстречу своему южному соседу. Но все эти порывы великодушия и терпимости достигли, казалось, своего предела, а добрые намерения рисковали остаться лишь обещаниями. Европа раскалывалась из-за отсутствия единой конституции, Соединенные Штаты пугали Иран военным вмешательством, а Гэбриэл Стилл, богатейший человек на земле, обставил условиями свою внезапную щедрость. Кардинал Драготти, избранный Папой, заявлял от лица Церкви: «Мы переживаем очень важный момент истории, когда радикальное обмирщение грозит уничтожить гуманизм».
– Знакомишься с положением дел? – спросила Сильви.
– Глубинное значение событий никогда не проявляется сразу. В том и проблема массмедиа. Нужна дистанция.
– Какая тебе нужна дистанция, чтобы понять, что мир тратит силы попусту?
– Мир эволюционирует.
– Атомные бомбы, вирусы, глобальное потепление, загрязнение окружающей среды – это больше похоже на самоуничтожение, чем на эволюцию.
– Китайцы в любом случае останутся.
– Что?
– Так отвечал Мао, когда ему говорили о риске ядерного апокалипсиса.
– Восхищаюсь твоим оптимизмом.
– Это не оптимизм.
– Ах, вот как?
– Космос. Человек всего лишь набор частиц, связанный с великим целым.
– С такой программой далеко не уйдешь.
– Австралийские аборигены считают, что земля должна принадлежать многим, а не кому-то одному. Сегодня их мечта разбита. Но возможны и другие мечты. Если судить по прессе, за прошедший год были похвальные попытки.
– Это длилось недолго.
– Есть вещи, которые нельзя запретить. Этого не смогли сделать ни с алкоголем, ни с наркотиками, ни с проституцией. А с нищетой, насилием, террором и подавно.
– Как же с этим жить?
– Ты сама только что сказала. Жить с этим. Уживаться. Приручать.
– Если мир тебя не пугает, почему ты от него бежишь?
– Я бегу только от человека.
– А по Сократу, Леонардо да Винчи, Шекспиру, Бодлеру, Уэллсу ты не скучаешь?
– Что? По всем этим раздутым «эго»? Человек – муравей, возомнивший себя более значимым, чем он есть.
– Значит, борьба за альтернативное развитие мира напрасна?
– Можно рассматривать два типа революций. Первый, революция крайностей, хочет нас заставить вернуться назад. Второй, революция надежды, состоит в том, чтобы превратить мир в деревню. Твои альтерглобалисты воплощают первую тенденцию.
– Нельзя сказать, что ты способствуешь развитию общей мысли.
– Мир населен спящими, которые болтают о том, как нас разбудить.
– Думаю, что не замедлю присоединиться к спящим. Убаюканная глуховатым гудением самолета, она немедленно провалилась в сон. Когда же проснулась, световые табло призывали пассажиров застегнуть ремни. «Боинг» коснулся посадочной полосы национального аэропорта точно по расписанию.
24
13.30. Конститьюшн-авеню. Стоя перед Вашингтонской Национальной галереей, Сильви беседовала с федеральным агентом Джеймсом Музесом, расследующим исчезновение Галан Райлер. Чуть поодаль Себастьен Легран ожидал, когда его позовут для воссоздания событий. Изучив место предполагаемого преступления, Натан подошел к Музесу:
– Почему Галан села в такси?
– Шел дождь.
– Насколько сильный?
Агент оторопело на него уставился. Сильви подозвала Себастьена. Натан уточнил:
– Никто не задавался вопросом, почему девушка села в такси, чтобы проехать всего пятьсот метров?
– Началась гроза, – пояснил Себастьен. – Галан была в ужасе оттого, что придется выйти наружу.
– Как и Аннабель, – сказал Натан.
– Но не как Николь, – добавила Сильви.
– Две из трех пропавших боялись дождя.
– Может, это совпадение, – заметил Музее. – В это время года ливней хватает.
– Все связано.
– Что вы хотите сказать?
– Когда похищения готовят так тщательно, не пренебрегают ничем, особенно погодными условиями.
– Галан точно села в такси? – спросил Музес.
– А свидетель точно заслуживает доверия? – спросил Натан.
Оба воззрились на француза.
– Никогда в жизни я не был так серьезен, – уверил он. Музее увлек Натана в сторонку.
– После случившегося он не только не покидал американской территории, но еще и допекает нас каждый день, чтобы быть в курсе. Думаю, он просто влюбился в девчонку, еще до того, как познакомился с ней.
– Нам повезло.
Натан спросил у Себастьена, не помнит ли он, какие духи были у Галан.
– Что-то такое с жасмином.
– Держите этот залах в голове.
Он остановил такси и усадил в него Сильви. Следственный эксперимент начался.
– К Белому дому, – сказал он таксисту.
– Тут же рукой подать, в конце улицы.
– Мы знаем.
Он захлопнул за Сильви дверцу, посмотрел, как машина влилась в уличный поток, потом бросился вдогонку, увлекая за собой Себастьена. Они догнали машину на перекрестке Четырнадцатой улицы. Себастьен открыл дверцу. Сильви вышла.
– Какого черта вы вытворяете?! – завопил шофер.
– Всё, приехали, – отозвался Натан.
– Издеваетесь?
– Сотни долларов вам хватит?
К ним присоединился Музее, чтобы утихомирить таксиста и заплатить за проезд. Себастьен положил руки на сиденье.
– Что мне теперь делать?
– Вы в тот момент ощутили запах духов Галан?
Запах сильнее всего врезается в память.
– Пахло жасмином.
– А чем еще?
Молодой человек сосредоточился. Таксист смотрел на него, ничего не понимая, но считал, что за это неплохо заплачено.
– Пахло еще чем-то химическим… вроде хлора.
– Спасибо, – сказал Натан.
– Ну что, Лав? – потерял терпение Музее.
– Себастьен не ошибся машиной.
– Откуда такая уверенность?
– Уверенность – для глупцов.
Федеральный агент задал вопрос иначе:
– Куда в таком случае подевалась мисс Райлер?
– Себастьен нам рассказал то, что видел, а не то, чего не видел.
– И чего он не видел?
– Галан все еще была в такси.
– Где же?
– Прямо перед ним.
Все ждали продолжения, застыв среди гудящих машин.
– Спинка заднего сиденья в том такси была откидывающейся и состояла из двух частей, как и тут. Это позволяет перевозить длинный и громоздкий багаж, не затаскивая его на крышу. У водителя в багажнике был сообщник, который откинул спинку, усыпил молодую женщину хлороформом и втащил к себе. Учитывая внезапность и тренировку, на это ушло меньше десяти секунд.
– Зачем столько сложностей?
– А тут нет ничего сложного. Достаточно машины, некрупной жертвы, которую не жалко помять, и четырех человек. Водитель, сообщник с хлорформом, лжепассажир, чтобы оправдать остановку такси, и лжепосетитель в галерее, чтобы подать сигнал, что жертва выходит. Надо было только разыграть все как по нотам. И вот женщина исчезает, словно ее никогда и не было, причем на глазах у непредвиденного свидетеля.
– Если эта версия верна, боюсь, нам не отыскать то такси. Тем более что мистер Легран не способен нам дать точное описание шофера.
– Ничего удивительного. Его взгляд был прикован к пустому сиденью.
– Все, что я помню, это что он был похож на южноамериканца. Усатый такой и черноволосый.
– Это значит, что он с таким же успехом мог быть лысым, безусым или пакистанцем.
– А акцент у него был какой?
– Трудно сказать, – признался Себастьен. – Я ведь и сам говорю с акцентом, так что мне трудно утверждать, был он у того типа или нет.
Они отпустили такси и ушли с проезжей части.
– Похитители не поскупились на большие средства ради вполне определенной цели, – сказал Натан. – И сработали так чисто, что свидетели ничего не видят, а полиция ничего не понимает.
– И что же это за вполне определенная цель? – спросил Музес.
– Сбить с толку.
25
Над яхтой, бросившей якорь между Сицилией и Сардинией, кружило три вертолета. Потом, с высоты сто двадцать метров, стали по одному заходить на посадку. «Мужик-1» вяло снес поочередное приземление аппаратов, которые тотчас же улетели, выгрузив трех гостей и их телохранителей. Первый был китаец, второй японец, последний колумбиец. Гости один за другим спустились в просторную, всю раззолоченную и отделанную ценными породами дерева кают-компанию. Там на дальнем конце стола в инвалидном кресле восседал с сигарой в зубах белокурый человек диковатой славянской красоты. Его звали Владимир Коченок, и он был владельцем этой роскошной яхты, где в глубине трюма имелась даже подводная лодка. Справа от него сидел Винченцо Баррано, крашеный брюнет с темными очками на квадратной физиономии. Костюм от Армани, туфли от Берлуччи. В отличие от остальных гостей, Баррано все еще разыскивала полиция. Так что он предпочитал держаться поскромнее, то есть путешествовал под псевдонимом, прибывал и убывал первым. Он воспользовался своим ранним прибытием, чтобы уладить с Коченком кое-какие спорные вопросы. Русской и итальянской мафии требовалось поладить, чтобы с умом поделить европейский рынок. Досадное юридическое крючкотворство, с которым столкнулся Коченок из-за каких-то убийств на Аляске, задержало переговоры, но не его продвижение к посту лидера преступных сообществ России. Хозяину Кремля в Москве предстояло вскоре передать политическую власть. Так что путь свободен, и союз с коза ностра должен был еще больше укрепить могущество Коченка. Кроме всего прочего, русский хотел, чтобы Баррано оказал ему личную услугу: разыскал его бывшую любовницу Карлу Браски, которая пряталась где-то на Сицилии. При одном только ее имени его бросало в пот.
