Белобров-Попов - Красный Бубен
– Как?! – воскликнул Леня.
– Еще два самолета – и от церкви ничего не останется. Они уже близко. По крайней мере, один. И когда четвертый самолет упадет и разрушит почти все, ты должен сделать вот что…
Глава двенадцатая
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ПИОНЕРА ДРОЗДОВА
Взвейтесь кострами, синие ночи
Мы – пионеры, дети рабочих…
Гимн пионеров1
Дроздов увидел впереди какое-то странное зеленое свечение. Сперва он, конечно, увидел пожары, а уже потом – зеленое свечение. А пока свечения еще не было видно, подумал, что какие-то долбанутые пионеры жгут два охренительных пионерских костра. Дроздов вспомнил, как сам был пионером в первом отряде пионерлагеря, и во время пионерского костра впервые стал мужчиной…
В то лето он поехал в пионерлагерь в последний раз. Его пятнадцатилетних ровесников уже в лагерь не брали. А их пятерых взяли в качестве музыкантов духового оркестра, чтобы они на линейках и пионерских сборах играли марши и гимны. Дроздов ни на чем не умел играть в духовом оркестре, но ему так хотелось поехать в лагерь, что он записался барабанщиком. На барабанах играть могут все, для этого не обязательно учиться – были бы барабаны, а уж стучать-то он сможет. Бум-бум! И на тарелках тоже сможет. Он видел, как это делали у дедушки на похоронах солдаты из армии, которые были одеты, по случаю дедушкиной смерти, в парадную форму. Дедушка Дроздова тоже был летчиком, еще в гражданскую. Он летал на аэропланах и кидал на вражескую конницу сверху здоровенные гвозди. Деда Дроздов любил. Дед рассказывал ему истории про гражданскую войну, и еще у него была настоящая сабля, которую ему подарил сам Буденный за то, что дед помог Буденному разгромить белый отряд. А когда Дроздов подрос, дед рассказывал ему неприличные (матные, как тогда говорили) анекдоты. Один такой анекдот запомнился Дроздову на всю жизнь:
Плывет Чапай по Урал-реке. Над ним делает круг черный ворон и садится Чапаю на голову.
– А почему ты, Чапай, кар, – спрашивает ворон, – одною рукою только гребешь?
– Дык у меня вторая ранена.
– Кар! А я думал, ты дрочишь.
На Гришу этот анекдот произвел очень сильное впечатление. Дед, который воевал за красных, рассказывает ему такие анекдоты! Позже Дроздов увидел в анекдоте про Чапая еще один смысл – глубоко спрятанную народную мудрость – иногда, чем связываться с определенными бабами, лучше подрочить. Но это он не сразу понял. Забегая вперед, надо сказать, что у Григория даже был спрятан в раздевалке вибратор для мужчин «Элеонора». И когда он чувствовал, что находится на краю пропасти из-за того, что его тянет к какой-нибудь не той женщине, Дроздов шел в раздевалку. Воткнешь «Элеонору» в розетку на пять минут, глядишь – и к этой конкретно женщине уже не так сильно тянет… Нет, не правда, – кроме анекдота Дроздов запомнил на всю жизнь еще один дедовский стих:
Пролетая над Чили,Пилоты подрочили
Этот стих поверг Дроздова в настоящий шок. Дроздов и сам уже вовсю дрочил, но каждый раз, когда кончал, говорил себе, что это в последний раз. Завтра бросит дрочить и всё. Проснется нормальным человеком. И дрочить больше не будет. Он хочет стать летчиком, а в летчики без силы воли не берут. А тех, кто дрочит, и подавно.
Но вернемся в пионерский лагерь, на пионерский костер. Пока младшие отряды пели вокруг костра песни, Дроздов отошел в темноту покурить. Там-то его и поймала с сигаретой вожатая Лиля.
– Попался, Дроздов, – Лиля Викторовна возникла как из-под земли. Гриша как стоял с сигаретой во рту, так и остался стоять. Лилька вынула у него сигарету, бросила и затоптала. – Значит, так – одно письмо родителям, другое – в школу!
Дроздов испугался. Он испугался не столько школы, сколько своего отца, который, получив такое письмо, спустит с Дроздова-младшего штаны и выдерет ремнем. В пятнадцать лет Грише было уже слишком унизительно подвергаться такому наказанию. А отец у Гриши был суровый и быстрый на руку.
– Лиля Викторовна, – сказал он, – я ж не в затяжку! Просто тут сигарету нашел и попробовал один раз. Думаю, чего это все курят? Такая гадость! Не пишите письмо, я больше не буду. Честное пионерское! – он сделал салют. – Я до этого никогда не курил и после никогда не буду!
– Честное, значит, пионерское? – покачала головой Лиля Викторовна. – А помнишь ли ты, кто давал «честное пионерское»? Помнишь ли ты, Дроздов, как Рената Марзеева пытали фашисты? Ему ломали руки, выворачивали ноги, жгли лицо зажигалками, вырезали на спине звезду и поливали его, голого, на морозе ледяной водой! Фашисты хотели узнать у него военную тайну, но он ничего не сказал, потому что дал себе честное пионерское слово, что не выдаст тайны врагам! А умеешь ли ты, Дроздов, так, как Ренат, держать свое честное пионерское слово?
– Умею, – ответил Гриша твердо.
– Умеешь, говоришь? – Лиля ухватила Дроздова за пионерский галстук. – А проверял ли кто-нибудь твое умение?
– В каком смысле?
– В прямом. Вот ты дал честное пионерское слово, что не будешь чего-то больше делать, а тебя заставляют силой! Ты страдаешь, но слово держишь! Вот в каком смысле! Проверял тебя в таком смысле председатель совета дружины?
Председателем совета дружины в лагере была Лариса Игоревна. Лариса Игоревна не проверяла его, просто один раз она как-то странно ущипнула Дроздова за жопу.
– Нет, Лариса Игоревна никого не проверяла. А чего, надо было?
Лиля Викторовна неожиданно улыбнулась, но тут же сделалась опять серьезной.
– Конечно, надо было! Это ее обязанность! Почему я за всех всё должна делать?! У меня что, нагрузок не хватает?!. Ох, – она тяжело вздохнула. – Пойдем, Дроздов, тебя проверять.
– А куда?
– Куда надо! За мной иди. – Лиля Викторовна огляделась и зашагала в темноту.
Гриша пошел за ней. Они прошли метров пятнадцать-двадцать, когда Лиля Викторовна резко остановилась и повернулась к Дроздову.
– Сними барабан, – приказала она.
Гриша снял барабан и поставил на землю.
– Подойди ко мне.
Он подошел.
Лиля Викторовна подняла руку в пионерском салюте и спросила:
– Пионер Дроздов, к испытанию на честное пионерское слово готов?
– Всегда готов, – Гриша отсалютовал в ответ.
Лиля Викторовна порылась в кармане, вытащила сигарету и спички. Прикурила, выпустила дым.
– Пять минут назад, пионер Дроздов, ты дал честное пионерское, что не будешь никогда курить. Ты сдержишь свое слово?
Гриша кивнул.
– Тогда приступаем к пионерскому испытанию. Я буду тебя пытать, а ты будешь держать свое честное пионерское слово. – Она вытащила изо рта сигарету, повернула к Грише фильтром и вдруг крикнула: – Ну-ка, кури!
Гриша, чисто автоматически, протянул руку к сигарете, но потом понял, что это проверка, и спрятал руку за спиной.
– У-у, – он отрицательно помотал головой.
– Кури, тебе говорю! – она подошла ближе.
– Не буду, – Гриша сделал шаг назад и уперся спиной в ствол сосны.
– Будешь! – Лиля Викторовна шагнула вперед. – Будешь курить?!
– Не буду!
– Не будешь?! – Лиля Викторовна наступила каблуком сабо Дроздову на сандаль и надавила.
Гриша не ожидал таких мучений. Он приготовился к моральной обработке. Но решил держаться до конца – лучше немного помучиться, чем письмо домой, там мучение будет посерьезнее. Он выдавил:
– Не буду и всё!
– Посмотрим! – Лиля Викторовна убрала ногу, схватила его за ухо и стала крутить.
Из глаз у Гриши брызнули слезы. Нет, он не расплакался, просто она дернула его очень больно.
– Кури, Дроздов!
– Н-нет! Не буду!
Лиля Викторовна так крутанула ухо, что Дроздов решил, что ухо оторвется, а из глаз у него посыпались искры. Но он не сдался.
– Будешь! – она ткнула сигарету Грише в рот. Гриша стиснул зубы.
– Ладно… Всё равно ты у меня закуришь! – Лиля Викторовна взяла сигарету в рот и неожиданно схватила Гришу за яйца.
Гриша чуть с ума не сошел. Во-первых, он никогда не мог себе представить, что Лиля Викторовна или кто-то другой из вожатых будет хватать пионеров за яйца. Как-то это было не по-пионерски. Он ни о чем таком никогда не слышал. Но еще больше Гриша испугался, что будет так больно, что уже даже не стыдно. Однако Лиля Викторовна не стала давить ему яйца, а начала их щупать.
– Ой! – Гриша почувствовал, что у него встает, и ему сделалось жутко неудобно, что у него перед вожатой встал… Надо же было так не вовремя – стоит он теперь перед вожатой с торчащим х…ем! Гриша покраснел, как закат солнца над океаном. Но было темно.
– Будешь, – прошептала Лиля Викторовна. – Будешь!.. – Она отпустила Гришкино ухо и зачем-то его пососала.
У Гриши так встал, что надежды, что еще опустится – не осталось. Гриша даже решил, что это у него теперь на всю жизнь.
Рука Лили Викторовны скользнула вверх и обхватила Гришкин напряженный член.