Александр Гракх - Паноптикум. Книга первая. Крах
— Полковник, — улыбнулась Кристина, — у меня работают лучшие няньки, поэтому я не только соглашусь, но и сделаю это с превеликим удовольствием. Надеюсь, малыши подружатся…
Полковника немного поразила эта женщина, которая из воинствующей амазонки мгновенно превратилась в любящую мать, за спиной которой не успели ещё остыть трупы её соплеменников. «Власть не терпит слабаков», — подумал про себя Орокин, после чего протянул Кристине ручку для того, чтобы закрепить ранее озвученные договоренности.
* * *Детская комната, наполненная светом и жизнерадостными красками, всегда приносила умиротворение во внутренний мир Кристины Руфо, что трудно было сказать по её строгому лицу, когда она вошла в детскую. Подойдя к колыбели, Кристина жестом велела пожилой няне покинуть комнату. Когда та закрыла за собой дверь, лицо матери категоричным образом преобразилось, приняв весьма милый и добродушный вид. Улыбнувшись, Кристина склонилась над колыбелью и протянула руку к малышу.
— Ах, мой милый Гера, — произнесла она, когда полугодовалый мальчик схватил её за палец, — ты уже такой сильный…
Взяв Герасима на руки, она присела на мягкую тахту, стилизованную под застывшую морскую волну и, оголив грудь, принялась кормить малыша. Её лицо выражало заботу и любовь к своему первенцу, который, обхватив ротиком розовый сосок, умиротворенно прикрыл веки, предавшись врожденным инстинктам.
— Скоро у тебя появится сосед… — тихо произнесла она. — Такой же мальчик, как и ты, только немножко постарше. Он, конечно, дикарь, как и его родители, но в этом нет его вины. Он будет тебе как старший братик…
Последняя мысль немного опечалила Кристину, что не могло не отразиться на её лице, ввергнув в пучину воспоминаний…
Стук в дверь… Громкий и настойчивый… Это первое, что вспоминала Кристина, когда в мыслях вернулась в тот злополучный день, в корне изменивший всю её привычную жизнь на Эритее, когда она была двенадцатилетней девочкой.
Тогда она увлекалась танцами, и отец, работавший в то время в государственной вещательной компании, подконтрольной комитету Цензоров, подарил ей голографический проектор с картами памяти, на которых содержались визуальные уроки по танцам различных стилей и направлений. Поэтому стук в дверь оторвал её от весёлого времяпрепровождения в своей комнате, где она повторяла изящные па за голографической инструкторшей по имени Абигейл. Хлопнув в ладоши, она отключила голографию и радостная, так как сегодня вся семья ждала приезда Патрика — её старшего брата, подбежала к закрытой двери своей комнаты, чтобы выскочить в большую прихожую.
Но более настойчивый стук заставил её вздрогнуть и инстинктивно остановиться, когда она уже немного приоткрыла дверь.
— Откройте… Откройте немедленно… Это Спектрат… — заорал за дверью чей — то голос.
В прихожую выбежал сутуловатый отец, на бегу напяливая свои старые очки в черной оправе. Всю свою жизнь он занимался тем, что вырезал кадры из цензурируемого материала, на которые ему указывал идеологический комитет. Этот всегда тихий, интеллигентного вида человек, быстро подойдя к двери, нажал на кнопку входного замка. Мать, выбежавшая следом за супругом, жестом повелела Кристине оставаться в комнате. Девочка послушно прикрыла дверь, однако оставила небольшой зазор, дабы утешить свою детскую любознательность. После щелчков входного замка Кристина услышала грубый мужской голос:
— Нам нужен Элай Мендоза, вот ордер на его арест. Где он?
Девочка увидела сквозь щель, как в прихожую вышел её шестнадцатилетний растерянный брат.
— Иди сюда, гадёныш, — свирепо заорал чей — то голос. — Родина тебя выкормила, а ты вздумал нести вздор на имя Императора, рассказывая своим друзьям политические анекдоты?
— Он же ещё ребенок, — взмолилась мать, схватив и прижав к себе Элая.
В прихожей раздались звуки какой-то борьбы.
— Не отдам, не отда… — в истерике закричала мать, но глухой удар, по — видимому прикладом, уронил пожилую женщину на пол.
— Остановитесь! — закричал отец Кристины. — Что вы делаете? Это мой сын и…
— Заткнись! — Кристина даже вздрогнула, услышав такой ответ. — Развел тут национал предателей, которые хулят славное имя героя Империи, а потом ещё и с вопросами лезешь? Я тебе покажу, как мы расправляемся с пятой колонной…
Последовал выстрел. Тело отца упало таким образом, что его голова, запрокинувшись, остекленевшим взором уставилась сквозь зазор на собственное дитя, а по его лицу побежала тонкая струйка крови. Эта картина будет мучить Кристину ещё долгое время, возвращаясь в ночных кошмарах.
Теперь закричал Элай, но его голос постепенно растворился в коридоре общежития. Затем последовал второй выстрел. Девочка, скованная ужасом, медленно попятилась назад, ступая босыми ногами по ковру, которым был застелен пол её комнаты. Наткнувшись спиной на шкаф, она замерла, уставившись широко открытыми глазами на белую дверь своей комнаты.
Стук… Стук… Стук… Кристине казалось, что её сердце бьётся так громко, что его отдающий в уши стук обязательно услышит тот, кто стоял за дверью, сжимая в руке пистолет… Послышались шаги…
Когда шаги стихли, девочка медленно, пытаясь подчинить собственное оцепеневшее тело, развернулась вокруг своей оси и, открыв дверцу, спряталась в шкафу. Там её бросило в дрожь и начало так сильно лихорадить, что она впала в бессознательное состояние…
Следующее, что помнила Кристина, так это лицо своего старшего брата, который приехал домой тем же вечером. Когда Кристина, рыдая, пересказала увиденное днем, ни один мускул не дрогнул на бледном лице Патрика, который тогда, из — за своей комплекции, казался сестре просто огромным. Аккуратно взяв её на руки, Патрик последовал к выходу. В прихожей уже не было тел — видимо, их увезла какая — то государственная служба. Переступив через лужи крови в прихожей, Патрик на мгновение остановился и, сняв со стены портрет семьи, немедленно покинул квартиру.
Брат решил отправить Кристину в Корнуэл, где жил её богатый дядя, сделавший состояние на торговле редкоземельными металлами. Узнав об этом, Кристина горько заплакала, умоляя брата поехать вместе с ней, но тот, посмотрев ей в глаза, произнес:
— Сестренка, я не могу сейчас поехать, но обещаю, что вернусь за тобой, когда освобожу Элая…
Когда она оказалась в доме дяди, все СМИ метрополии пестрели заголовками об ужасном террористе Патрике Мендозе, который устроил бойню в одном из отделов Спектрата на Эритее. Трудовые коллективы страны писали гневные письма с просьбой предать братьев Мендоза смерти, а судилище над ними показывали в прямом эфире, где прокурор в изобличающей преступников речи настойчиво требовал смертной казни, брызгая с трибуны постановочными слюнями. На протяжении всего судебного процесса ни Патрик, ни Элай не проронили ни единого слова, презрительно взирая на проклинающую их толпу. Получив пожизненное заключение без права переписки, оба брата растворились в мрачных закоулках тюремной системы метрополии.
Дядя — родной брат матери Кристины, не очень — то был рад видеть племянницу, боясь попасть в опалу государства, от которого зависел его прибыльный бизнес, а, как следствие, и благополучие собственной семьи. Но его жена, услышав рассказ Кристины, сжалилась, после чего настояла на том, чтобы муж помог своей бедной родственнице. Дядя, используя свои связи и деньги, сделал ей документы на другую фамилию, а после устроил Кристину в пансион благородных девиц, расположенный в городе Виктория. Положив на счет девочки солидную сумму, дядя посчитал, что сделал всё что мог. Больше Кристина никогда его не видела…
Но пансион оказался не таким уж благородным, как следовало из его названия. Мадам Пуассон — заведующая этим заведением, оказалась довольно высокомерной и скверной пожилой женщиной, распоряжавшейся деньгами девочки по своему личному усмотрению. Поэтому когда Кристине исполнилось пятнадцать лет, её солидный счет, оставленный дядей, был полностью опустошен. Но мадам Пуассон на этом не остановилась. Вызвав к себе в кабинет Кристину, она недвусмысленно намекнула ей, что если та не хочет оказаться на улице, то Кристине следует оказывать «знаки внимания» богатым спонсорам её пансиона. Не забыла она упомянуть и о том, что знает о «скверном прошлом её семьи». Кристина удивилась этому, ведь об этом в пансионе знали лишь два человека — она сама и её лучшая подруга Марта, с которой она однажды разоткровенничалась. После этого случая Кристина окончательно перестала доверять кому бы то ни было.
Её «спонсором» стал богатый человек по имени Джонатан Руфо, который состоял в надзорном комитете пансиона и был членом городского совета. Поначалу Кристина плакала и всячески сопротивлялась «ухаживаниям» этого уже немолодого человека, который, ко всему прочему, имел довольно широкий круг «сексуальных предпочтений». Но быстро поняв всю свою незавидную роль, Кристина, запрятав своё отвращение к этому человеку куда подальше, решила играть по навязываемым правилам этого «благородного места». Используя женские чары, она влюбила в себя Джонатана, а когда ей исполнилось семнадцать, намеренно забеременела от него, прекратив употреблять противозачаточные препараты. Она рассчитывала покинуть этот «благородный пансион», а по сути, бордель, выйдя замуж за бездетного Джонатана.
