Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)
В горле пересохло, и София несколько раз глотнула прямо из бутылки. На улице было темно, и София видела в окне свое отражение.
– Несчастная старая шлюха, – сказала она самой себе. – Ты грязная, спившаяся старая шлюха. Неудивительно, что тебя никто не хочет. Я бы сама себя не захотела.
София села на пол. Нутро сводило от презрения и ненависти к себе, и она не знала, что с этим делать.
Когда на следующий день София явилась к восьми в приемную, она весьма сожалела о двух выпитых накануне вечером бутылках.
Она утратила контроль над собой, и тут позвонила Жанетт Чильберг. Это София помнила. А вот что было потом?
София никак не могла вспомнить, что она говорила, но у нее было чувство, что Жанетт осталась обиженной. С Жанетт разговаривала Виктория, но что именно она сказала?
И что было потом?
Выходя из дому, София заметила, что туфли у нее снова грязные, а плащ влажный от дождя.
София выставила перед собой указательный палец и принялась водить им взад-вперед и справа налево, прилежно следя за ним взглядом.
Она забормотала, позволив картинкам вчерашнего дня просачиваться из подсознания.
Медленно, эпизод за эпизодом, воспоминание о разговоре возвращалось.
С Жанетт разговаривала Виктория, причем вела себя просто бессовестно.
София понимала, что ее личность в равной мере определяют механизмы мазохизма и диссоциации. Она продолжала мучить себя, принимая своего мучителя и снова и снова переживая свой персональный ад.
Но в то же время она продолжала диссоциировать, отводить свой ад в сторону.
Виктория существовала еще в одном измерении. Иногда она как будто понимала Софию лучше, чем София сама понимала себя.
Но она хотела рассказать все Жанетт. Открыться перед ней.
София погрузилась в серую тьму, где время отсутствовало и внешний мир замер. Ни звука, ни движения. Только покой.
Среди этой абсолютной тишины пульс стучал в голове, как свайный молот, через равные промежутки времени. Скрип шел из синапсов, в мозгу потрескивало, и кровь, циркулирующая в теле, текла горячим ручьем злобы.
И в то же время она слышала звуки исцеления.
Закрыв глаза, она видела внутренним взглядом, как затягиваются раны. Рваные края смыкаются над ноющим, пульсирующим болью прошлым. София потерла глаза, встала и подошла к окну, чтобы немного проветрить комнату.
Она чувствовала, как чешется где-то внутри грудной клетки.
Что-то заживает.
София решила взяться за то, о чем просила ее Жанетт. Составить психологический профиль преступника.
Сев за письменный стол, она сняла туфли и увидела, что чулки окрасились кровью.
Гамла Эншеде
Юхан встретил Жанетт в дверях. Он собирался заночевать у товарища – поиграть в видеоигру, посмотреть кино. Жанетт попросила его не засиживаться и лечь более или менее вовремя.
Юхан взял велосипед и пошел по гравийной дорожке. Когда он скрылся за углом, Жанетт вошла в дом и в окно гостиной увидела, как мальчик вскакивает на велосипед и, нажимая на педали, едет вниз по улице.
Жанетт глубоко, с облегчением вздохнула. Наконец-то одна.
Она чувствовала себя счастливой, а при мысли о скором приходе Софии ощутила предвкушение почти греховное.
Жанетт пошла на кухню, налила себе немного виски. Подняла стакан, медленно отпила. Позволила желтой жидкости стечь вниз, обжечь язык и глотку. Не торопясь проглотила, ощущая, как обожгло нёбо и потеплело в груди.
Прихватив стакан, Жанетт поднялась наверх, чтобы принять душ.
После душа она завернулась в большую банную простыню и посмотрелась в зеркало. Открыла шкафчик в ванной и достала косметичку, покрытую тонким слоем пыли.
Осторожно наметила брови.
С помадой было сложнее. Небольшое алое пятнышко оказалось слишком ярким. Жанетт стерла его полотенцем и начала сначала. Закончив, она промокнула губы клочком туалетной бумаги.
Тщательно расправила юбку, погладила бедра. Сегодня – ее вечер.
Без пятнадцати семь она позвонила Юхану, желая услышать, что все нормально. Сын отвечал коротко и неловко, как всегда в последнее время.
Жанетт сказала “я люблю тебя”, на что Юхан ответил только “да-да” и отключился.
Жанетт моментально почувствовала себя чудовищно одинокой. Везде тишина, только еле слышный гул – в подвале работает стиральная машина. Жанетт вспомнила последний разговор с Софией. София была непохожа на себя, почти отвергала ее… Жанетт решила позвонить и проверить, не передумала ли София приезжать.
К ее облегчению, София радостно сказала, что уже едет.
София посидела с потрясенным видом, а потом расхохоталась:
– Ты это серьезно?
Они сидели друг против друга за кухонным столом, Жанетт только что открыла бутылку вина. На языке все еще ощущался сладкий вкус виски.
– Мартин? Я назвала его Мартин? – Сначала София как будто развеселилась, но улыбка быстро увяла. – Паническое расстройство, – сказала она, помолчав. – Думаю, то же, что и у Юхана. Он испытал паническое расстройство, когда увидел, как тебя бьют бутылкой по голове там, внизу.
– Ты хочешь сказать – травма? Но как она объясняет его провал в памяти?
– Провалы в памяти – следствие травмы. И обычно такой провал означает момент непосредственно перед травматическим эпизодом. Мотоциклист, который съехал в кювет, чаще всего не помнит минуты, предшествовавшие аварии. А иногда речь идет о нескольких часах.
Паническое расстройство, подросток, гормоны. Наверняка всему найдется объяснение с точки зрения химии.
– А как новые случаи? – У Софии был заинтересованный вид. – Изложи коротко, где вы остановились. Что у вас есть?
Минут двадцать Жанетт рассказывала Софии о двух последних делах. Рассказывала очень подробно, и София ни разу не перебила ее. София напряженно слушала, сочувственно кивая.
– Первое, о чем я думаю, когда речь идет о Фредрике Грюневальд, – сказала она, когда Жанетт замолчала, – это фекалии. Ну то есть – какашки.
– И…
– Их присутствие может оказаться символическим. Почти ритуальным. Как если бы преступник пытался что-то сказать.
Жанетт вспомнились цветы, которые она обнаружила в палатке возле убитой.
Карлу Лундстрёму тоже приносили желтые цветы, но это могло оказаться случайностью.
– Кого-нибудь подозреваете? – спросила София.
– Пока никого конкретно, но у нас есть ниточка к адвокату Вигго Дюреру, и мы собираемся проверить его. И у Лундстрёма с Сильвербергом, и у Дюрера есть интерес в организации под названием Sihtunum i Diaspora.
У Софии сделался растерянный вид, и Жанетт показалось, что в ее глазах что-то мелькнуло.
Реакция. Едва заметная, но она все же была.
– У меня совсем недавно состоялся один странный разговор, – сказала София. Жанетт заметила, что она раздумывает, стоит ли рассказывать о нем.
– Ага. И что же в нем было странного?
– Мне позвонил прокурор Кеннет фон Квист и намекнул, что Карл Лундстрём мог сказать неправду. Что все, о чем он рассказывал, могло ему померещиться под воздействием лекарств.
– О, черт. И фон Квист хотел знать, что ты об этом думаешь?
– Да, но я не поняла, к чему он клонит.
– Тут ничего сложного. Хочет спасти собственную шкуру. Он должен был проверить тогда, что Лундстрём перед допросом не получал никаких лекарств. Если он это упустил, то он спалился.
– Мне кажется, я допустила ошибку.
– В каком смысле?
– Я назвала одного из мужчин, про домогательства которых говорила Линнея, и у меня такое чувство, что это имя знакомо фон Квисту. Он как-то странно замолчал.
– Можно спросить, о ком речь?
– Ты только что сама его назвала. Вигго Дюрер.
Жанетт меньше чем за наносекунду поняла, почему прокурор Кеннет фон Квист вел такие странные разговоры. Она не знала, злорадствовать ли ей, потому что Дюрер действительно оказался гнусным негодяем, или печалиться, потому что он изнасиловал маленькую девочку.
Жанетт собралась с мыслями и продолжила:
– Могу правую руку дать на отсечение, что фон Квист попытается напустить туману. Я вряд ли ошибусь, предположив следующее: ему сильно повредит, если тот факт, что он водит знакомство с педофилами и насильниками, выплывет наружу. – Жанетт потянулась за бутылкой.
– Кто вообще этот фон Квист? – София протянула пустой бокал, и Жанетт налила ей вина.
– Он больше двадцати лет работает в прокуратуре, и дело Ульрики Вендин не единственное расследование, севшее на мель. И то, что он работает на полицию, означает, что он не был звездой курса. – Жанетт посмеялась и, увидев вопросительное выражение на лице Софии, пояснила: – Самые бесталанные, кому удается одолеть выпускной экзамен по юриспруденции, попадают к нам, в полицию, в судебно-исполнительные органы или в государственную страховую кассу.
