Анна Белкина - G.O.G.R.
— Работай, Батоша, или загремишь!
«Цыц!» — про себя огрызнулся Батон в адрес двери и пошёл по коридору туда, где был уготован ему выход, но с возвратом. В соседнем кабинете слышались некие звериные вопли, словно бы там играли анималистический спектакль, либо действительно, были звери. «Конячка и утак» — определил для себя Батон и побрёл дальше — разыскивать гараж Зайцева и подбирать метод, с помощью которого его будет легче всего вскрыть.
Пётр Иванович закончил совещание и отпустил всех его участников по делам. Муравьёв отправился вести протокол допроса Борисюка и Соколова, у Усачева подошла очередь заступать на дежурство. Казаченко уто́пал на оперативное задание — пытаться разыскать следы «призрачного» медвежатника, а Сидорову было поручено позвонить врачу Ивану Давыдовичу и справиться о здоровье Кораблинского.
— Иго-го-го!!! — ржал за стенкой Соколов.
— Кря-кря, кря-кря! — вторил ему Борисюк.
— Чёрт! — «подпевала» Маргарита Садальская.
Серёгин подумал, что надо будет потом дать «колдунье» задание — поработать с Кашалотом, с Чесноком и с Утюгом — а вдруг удастся побороть их склонность к вранью и узнать что-нибудь новенькое про «подземелье Тени»?
Закончив разговор с врачом Иваном Давыдовичем, Сидоров попрощался и повесил трубку. Эдуард Кораблинский ещё оставался Грибком. Вёл себя полудико: стульев не признавал, когда ел — сидел на полу. Ложку тоже не праздновал — обычно выбрасывал её и хлебал прямо из миски, как животное. Спать тоже пытался на полу, но его насильно укладывали на кровать. Иногда у Грибка — Кораблинского случались просветления: он вспоминал имена жены и дочки и просился домой. Но это длилось недолго — спустя несколько минут Грибок опять дичал и начинал петь:
— Ку! Ку! Ку! Ку! Ы-ы-ы!
— Всё ясно, — кивнул Серёгин, узнав о состоянии Кораблинского.
Маргарита Садальская уже ездила к Кораблинскому в больницу и пыталась снять с него гипноз. Кораблинский не поддавался и упрямо оставался Грибком, что весьма и весьма злило «киевскую колдунью». Обычно она возвращалась из больницы в состоянии «ядерного взрыва» и сразу же неслась в буфет — «накачиваться» кофе. В отчётах Садальской о Кораблинском чаще всего встречались такие слова: «Индивид по имени Грибок (Эдуард Кораблинский?) при погружении в состояние гипноза издаёт звуки, похожие на те, которые издаёт домашняя свинья». То бишь, хрюкал Кораблинский, вместо того, чтобы отвечать на вопросы и выходить из-под пагубного влияния воли «неведомо существа», которая заставила его из следователя превратиться в бомжа.
Сначала Пётр Иванович досадовал на бессилие милицейских гипнотизёров против «злых чар» «исчадий подземелья», но потом ему в голову пришла одна интересная мысль. А что, если и Ярослав Семенов мог оказаться среди бездомных, и ночует теперь в каком-нибудь полуразрушенном доме, или в канализационном колодце?! Получив свыше сие озарение, Серёгин, не мешкая ни секунды, разослал данные Ярослава Семенова по городским опорным пунктам — пускай ищут, это их работа.
Глава 129. «Семнадцать мгновений» Батона
В просторном дворе нового высотного дома по проспекту Ильича было безлюдно. Часы показывали полдень — самый разгар рабочего дня, когда взрослые «угорают» на работе, а дети «парятся» в школе. Заметенные лёгким холодным снегом скамейки пустовали, одинокие карусели скучали без детей. Только в беседке, стилизованной под избушку Бабы Яги, сидел, нахохлившись, один человек. Он поднял воротник коричневой неновой куртки, защищая шею и уши от нетёплого пронизывающего ветерка, несущего твёрдые, смёрзшиеся где-то там, в небесной вышине, скомковавшиеся снежинки. Посидев немного на месте и посчитав, сколько всего ворон гуляет по пустынной, словно тундра, детской площадке, человек выбрался из беседки и пошёл вглубь двора, к высившимся в отдалении элитным гаражам.
Гаражей насчитывалось штук десять — далеко не для всех жильцов. Все гаражи были одинаковые — бежевого цвета, высокие, закрытые коричневыми роллетами. Каждый гараж вмещал по две машины, имел свой номер и красненький глазок сигнализации МВД. Покрутившись у гаража с номером три, человек заметил, что к подъезду многоэтажки движется фигура достаточно неуклюжей пожилой дамы, одетая в пальто в стиле «винтаж». Едва она подползла к задраенной на кодовый замок железной двери, человек в коричневой куртке быстрой бесшумной тенью двинулся за ней. Он вошёл в подъезд на шаг позади дамы и пристроился около неё, ожидая лифт. Её «винтажное» пальто нестерпимо воняло нафталином — наверное, ему было от роду лет тридцать. Когда дама недоверчиво скосила на него «лиловый глаз», мол, спрашивая, кто таков? — человек повесил улыбку и дружелюбно удовлетворил её любопытство:
— Я страховой агент.
— Выкладывай вам денежки! — скрипуче выплюнула «винтажная» дама и уехала на лифте одна, оставив на память о себе облако нафталинового «аромата».
Человек в коричневой куртке недовольно плюнул прямо на выскобленный уборщицей пол подъезда и снова вдавил в стенку кнопку лифта.
Дождавшись, наконец, кабинку, человек в коричневой куртке приехал лишь на четвёртый этаж — мог бы и пешком дойти спокойно. Попав на площадку, он внимательно оглядел добротную и дорогую дверь квартиры номер шестнадцать — около неё тоже мигал красным «адским» огоньком глазок сигнализации.
Покинув подъезд, человек в коричневой куртке закурил сигаретку и отправился прочь со двора в сторону гипермаркета «Амстор».
Третий гараж принадлежал Зайцеву, так же, как и квартира, номер шестнадцать на четвёртом этаже. А человек в коричневой куртке был ни кто иной, как «секретный агент» «Алекса» Батон «фон Хтирлиц». Батон уже не раз приходил сюда и прогуливался во дворе и около гаражей. Он определил, что Сергей Петрович Зайцев обладает именно третьим гаражом, и не каким другим. А так же заприметил, где на ночь «бросает якорь» машина охранников из МВД, которые «пасут» гаражи. Охранники прячутся за углом дома, и со двора их не видно, да и они не видят, что творится во дворе.
Батон влезет в гараж Зайцева сегодня же ночью — и для этого у него уже заготовлен хитрый план.
Батон купил в «Амсторе» бутылочку водки «Немирофф — премиум», две пачки крабовых палочек и тортик. С таким набором продуктов он отправился на остановку и поймал жёлтое маршрутное такси номер сорок шесть.
Едва маршрутка выскочила на улицу Зверькова, Батон набрал в лёгкие пару литров воздуха и мощно гаркнул в ухо соседки по креслу:
— На светофоре остановите!
Побритый налысо водитель прикрутил музыку-шансон и переспросил:
— Шо?
— Вот тут, на светофоре! — засуетился Батон, видя, что нужный ему светофор уже остался позади.
Соседка по креслу — девушка блондинка в коротенькой розовой шубке, наверное, студентка — отодвинулась от шумного Батона подальше к окну. Водитель наконец-то разобрался, на каком светофоре желает выйти пассажир, и совершил «экстренное торможение». Маршрутка дёрнулась, тормоза завизжали, пассажиры повалились вперёд. Они раскричались, ругая водителя «безруким» и «безмозглым», а водитель тихо огрызнулся под нос и затих.
Позвякивая бутылочкой водки, Батон аккуратненько выбрался из салона на скользкий гололёд и захлопнул дверь.
«Суперкрот», поскальзываясь, шагал к частному сектору. А, войдя в него, разыскал наполовину сгоревший домишко, вместо крыши кое-как прикрытый рубероидом. Сквозь покосившийся, дырявый забор Батон видел, что во дворе намело сугробы. Калитки не было, Батон пролез в самую большую дыру и таким образом попал во двор. Собираясь постучать в окно, он приблизился к домику. Из одного окна торчала отсыревшая и грязная, потрёпанная, серая подушка. Отличный звукоизолятор — стучи, не стучи — не достучишься. Батон обошёл домишко кругом и нашёл другое окошко — грубо заколоченное занозистой фанерой. В эту фанеру он и постучал кулаком — погромче, чтобы его услышали наверняка. Дав о себе знать, Батон снова обошёл домишко кругом и застопорился у серой доски, которая заменила дверь.
— Хто? — вскоре поинтересовались из-за этой импровизированной двери. Голос того, кто жил в полусгоревшем домике, был до того пропитой, что казалось, запах перегара слышен и через доску-дверь.
— Эй, Чубук, открывай, это я, Батон, — добродушно сказал Батон.
Чубук отвалил скрипучую дверь-доску и возник на пороге. Он был довольно неказист: низенький такой, невзрачный, словно гриб-сморчок. На его маленькой усыхающей головке криво сидела побитая молью порыжевшая старая (тоже, небось, «винтажная») ушанка.
— Чего тебе, Батон? — подозрительно осведомился Чубук, косясь на гостя недобрым глазом, и Батон услышал удушливый запах перегара не «во сне, а наяву».
— Выпить принёс, Чубучок, — улыбнулся Батом и вытащил из жёлтого фирменного пакета бутылку «Немирофф — Премиум». — Дельце одно есть.
