Анна Белкина - G.O.G.R.
— Эй, Жук! — крикнула она из комнаты возящемуся на полу кухни Филлипсу.
Тот молчал: не терпел, когда кто-либо обзывал его «Жуком», особенно эта Эммочка.
— Филлипс! — гаркнула Эммочка, перекричав музыку из телевизора.
— Чего? — неохотно отозвался Филлипс, выкручивая тряпку.
— Сюда иди! — потребовала Эммочка, не желая отрываться от дивана.
— Ещё чего! — огрызнулся Филлипс и взялся за пылесос — чистить затоптанные Эммочкой ковры.
Эммочка же не пожелала сползать с дивана и принялась орать на всю квартиру, перекрывая рёв несовременного и нефункционального пылесоса «Витязь»:
— Узнай, что это за место такое — Верхние Лягуши!! И побыстрее — я уже хочу уволиться и не слушать, как эти идиоты в их ментуре ржут и блеют!!
Филлипс пылесосил в прихожей и молчал. Сначала его пылесос мерно гудел, но потом начал как-то натужно выть и кашлять. Эммочка слышала, как Филлипс, чертыхаясь, проделывает ему «искусственное дыхание», отчего несчастный прибор ещё более натужно выл и кашлял совсем как умирающий туберкулёзник. Потом вой пылесоса стих, и Филлипс вырос на пороге той комнаты, где Эммочка смотрела телевизор.
— На, не раскидывай тут свои вещички! — сказал он и протянул Эммочке её чёрный парик. Засосанный в трубу пылесоса и вытащенный из неё по принципу перетягивания каната, наэлектризованный, он походил теперь на очень драную кошку.
Узрев свой безвозвратно погубленный предмет маскировки, Эммочка впала в депрессию и стащила с правой ноги сапог, запустив его в голову Филлипсу.
БУХ! ДЗЫННЬ! — она промахнулась мимо Филлипса и сшибла вазу за его спиной.
— Давай, давай, круши мне весь дом! — разозлился Филлипс.
Он собрался схватить Эммочку в охапку и вытолкать взашей из квартиры в подъезд. Пускай бредёт, куда хочет — хоть на улице спит, ему всё равно.
— Я тебе сказала: узнай, что это за место такое — Верхние Лягуши! — остановила его Эммочка и стащила второй сапог, положив его на диван рядом с собой.
Филлипс застопорился на полдороги с протянутыми руками и изрёк:
— Чего?
— Повторяю в третий раз — специально, для глухонемых и туподоходящих, — проворчала Эммочка. — Узнай, что это за место такое — Верхние Лягуши! И ещё — опусти руки: тебе, такому, никто никогда ничего не подаст!
— Р-рр! — фыркнул со злости Филлипс, но опустил руки и прислушался к Эммочке: кажется, эта «драная лисица», всё-таки, что-то нарыла. — Как ты сказала? — переспросил он. — Верхние Лягуши?
— Они, голубчик, — пропела Эммочка, не убирая с дивана сапог. — Узнай о них побольше и побыстрее. И, кстати, что там у нас на ужин, а?
— У меня спагетти, а у тебя — ослиный хвост! — буркнул Филлипс и ушёл на кухню, швырнув Эммочкин парик под диван.
— Ой, ну и подумаешь! — огрызнулась Эммочка, лениво переключая каналы. — Тебя воспитывали скунсы, Филлипс, раз у тебя не хватает любезности предложить даме поесть!
Глава 128. Охота на зайцев: сезон открыт
Временно забросив «призрачного» взломщика сейфов в долгий ящик, Серёгин решил пока заняться личностью более земной и реальной — Зайцевым. Пётр Иванович, в который раз уже собрал совещание у себя в кабинете — Сидорова, Казаченко, Усачева и Муравьева, и поднял всё, что у него имелось на Зайцева. Данных на него скопилось множество, плюс — поддельная биография и Верхние Лягуши, куда кто-то насильно отвозил Кораблинского.
— Из всего этого следует, — заключил Серёгин. — Что Зайцев каким-то образом связан с похитителями Кораблинского, Синицына, Шубина и Карпеца. И ещё — это не простая банда, а кто-то весьма и весьма влиятельный. Смотрите, — Серёгин взял половинку тетрадного листа и ручку. Участники совещания приблизились к столу, чтобы видеть, что Пётр Иванович собирается написать, или нарисовать.
А Серёгин нарисовал широкую окружность и подписал её: «Верхние Лягуши».
— Смотрите, — сказал он и нарисовал в центре широкой окружности небольшой эллипс и подписал его: «Зайцев». — Зайцев служил участковым в Верхних Лягушах, а потом кто-то, — Пётр Иванович начертил рядом с эллипсом-Зайцевым солидный жирный крестик. — Дадим ему никнейм «Икс», его нашёл, помыл, побрил и причесал, а затем, — Серёгин чиркнул длинную стрелочку от «Верхних Лягуш» и нарисовал другую окружность с подписью «Донецк». — Затем отправил к нам в Донецк и каким-то образом впихнул на место пропавшего, а если быть точным — похищенного — Синицына. Так же Зайцеву «подарили» диплом Киево-Могилянской академии, которую он и в глаза не видел, а это тоже, скажу я вам без определённого влияния не сделать. Так что, если нам с вами удастся подковырнуть Зайцева, то мы сможем добраться и до того, кто за ним стоит. А я думаю, что за ним стоит ни кто иной, как Тень — именно за ним Зайцев повторил фразу «Вопросы есть?». Вот только всё по-прежнему упирается в автомобиль Ярослава Семенова — он для нас закрыт.
Все приуныли, задумались. Сидоров безо всякого интереса и пользы перебирал протоколы допросов Интермеццо, Борисюка и Соколова — те, в которых написано: «Ме», «Му», и «Иго-го», Усачев вертел в руках свой электронный пропуск. Да, добраться до автомобиля Семенова, заточённого в гараже Зайцева, было так же трудно, как разыскать Атлантиду на дне океана. И тут некий Бодхисаттва из глубин мироздания решил оказать помощь следствию и сбросил на голову Муравьева одну гениальную идею.
— Пётр Иванович! — вскочил вдруг Муравьёв, когда «дар Бодхисаттвы» стукнул его в макушку. — А что если…
Все повернулись в сторону Муравьева. Усачев от неожиданности выронил электронный пропуск на пол. А Муравьёв взахлёб пояснял суть своей догадки, подаренной свыше.
— А что, если мы снова запустим Батона? — предложил он. — Батон же гаражи вскрывал?
— Вскрывал, — кивнул Серёгин, калякая в окружности «Верхние Лягуши» пятиконечные звёздочки. — И что?
— А пускай вскроет гараж Зайцева и добудет что-нибудь из автомобиля Семенова! — выпалил Муравьёв и снова уселся на стул. — А потом — закроет, как было и убежит, а?
— Ну, ты гений! — выдохнул Усачёв, ползая по полу в поисках своего пропуска, который нельзя терять.
— Голова, — подтвердил Казаченко.
— Круто! — обрадовался Сидоров.
— Слушай, Сева, — произнёс Серёгин после недолго раздумья и закалякал все звёздочки «кудрявой линией». — А это идея! Батон так вскрывал гаражи, что даже и не поймёшь, вскрыт гараж, или нет. На его работе даже эксперты срезались! Так что, решено — засылаем нашего «Хтирлица» — пускай пошустрит. Это хоть и не очень законно, но другого выхода у нас попросту нет.
За стенкой кабинета снова раздавались звериные звуки — там Маргарита Садальская пыталась справиться с Борисюком и Соколовым. Обязанность фиксировать сказанное с Муравьёва пока перебросили на магнитофон. Хотя, какая разница? Всё равно, запись, которая потом получится, можно будет, наверное, отнести к звукам живой природы — не более. К бодрому ржанию Соколова прибавилось ещё и басовитое кряканье — это Борисюк показал голос, и теперь крякал, не умолкая ни на секундочку. Маргарита Садальская там, наверное, уже выкипала. Потому что сквозь голоса «утки» и «жеребца» прорывалось громкое, искажённое досадливой бессильной злобой слово «Чёрт!».
Серёгин согласился с Муравьёвым и решил снова использовать своего «суперкрота». Батон «фон Хтирлиц» был тот час же доставлен Казаченко из камеры «на базу» и получил инструктаж от «Алекса» — Серёгина. Выслушав инструктаж «центра» до конца и разобравшись, что от него требуется, «суперкрот» поёрзал на стуле — Казаченко почему-то поместил его на самый плохой, просиженный посередине до дырки — и сдавленно изрёк:
— Я… завязал… И вы обещали выпустить меня на свободу сначала после Коли, потом — после Кашалота… А всё не выпускаете…
«Суперкрот» отказывается работать? Ничего, не таких уговаривали! Серёгин понял, что уговоры по типу «пряника» тут бессильны — значит, нужно пользоваться «кнутом», то бишь, пришло время стукнуть кулаком по столу. Пётр Иванович так и поступил. Стукнув кулаком по столу, он беззлобно, но обстоятельно пообещал, что Батон отмотает весь срок за содействие в похищении человека, если не выполнит поручение и не проникнет в гараж Зайцева. Батон заметно стушевался, съёжился на стуле и мигом «запел» другое:
— Я согласен!
— Ну, вот и молодец! — одобрил Серёгин. — Можете приступать, «Юстас»!
Батон вместо того, чтобы отчеканить: «Есть!», прогудел:
— Угу, — и был отпущен на относительную свободу.
Из кабинета он вышел, оглядываясь, а дверь назидательно скрипнула ему вслед:
— Работай, Батоша, или загремишь!
«Цыц!» — про себя огрызнулся Батон в адрес двери и пошёл по коридору туда, где был уготован ему выход, но с возвратом. В соседнем кабинете слышались некие звериные вопли, словно бы там играли анималистический спектакль, либо действительно, были звери. «Конячка и утак» — определил для себя Батон и побрёл дальше — разыскивать гараж Зайцева и подбирать метод, с помощью которого его будет легче всего вскрыть.
