Иэн Рэнкин - Кошки-мышки
— Чтобы напугать меня, — предположила она.
— Зачем кому-то пугать тебя?
Трейси подумала, потом пожала плечами.
— Кстати, сегодня я видел Чарли, — сообщил Ребус.
— Правда?
— Он тебе нравится?
— Чарли?
Она пронзительно расхохоталась.
— Отвратный тип. Вечно болтается в чужом доме, даже когда ему ясно дают понять, что он лишний. Все его не выносят.
— Все?
— Ну да.
— А Ронни относился к нему так же?
Трейси помолчала.
— Нет, — признала она. — Но Ронни не очень чувствовал такие вещи.
— А что ты можешь сказать о другом его приятеле? О Ниле.
— Это тот, который приходил в последний вечер?
— Да.
Трейси пожала плечами.
— Я никогда его раньше не видела.
Заинтересовавшись книжкой, лежавшей на подлокотнике, она перевернула ее и принялась листать.
— И Ронни никогда не упоминал имя Нил или Нили?
— Никогда. Он говорил о каком-то Эдварде. Злился на него за что-то. А когда уколется и закроется в комнате, начинал выкрикивать его имя.
Ребус медленно кивнул.
— Эдвард. Может быть, его поставщик?
— Может быть, я не знаю. После дозы Ронни бывал сильно не в себе. Будто совсем другой человек. А иногда становился таким нежным…
Ее голос замер, глаза заблестели. Ребус взглянул на часы.
— Что, если я отвезу тебя обратно в Пилмьюир? Проверим, не будет ли слежки.
Она снова стала похожа на маленькую девочку, боящуюся темноты и привидений.
— Я буду с тобой, — добавил Ребус.
— А можно мне сначала…
— Что?
Она провела рукой по своей влажной одежде.
— …принять ванну? — Она робко улыбнулась. — Я понимаю, что это нахальство, но там в доме нет ни капли воды.
Ребус улыбнулся в ответ.
— Моя ванная в твоем распоряжении.
* * *Развесив одежду Трейси на батарее в холле, Ребус включил отопление. Квартира быстро превратилась в сауну, и он попытался открыть раздвижные окна в гостиной, но безуспешно. Он заварил еще чаю, на этот раз в чайнике, и внес его в гостиную, когда услышал, что она зовет его. Выйдя в холл, он увидел в двери ванной ее голову, окруженную облаком пара.
— Полотенца нет, — объяснила она.
— Прошу прощения.
Достав из шкафа пару полотенец, он не без смущения просунул их в приоткрытую дверь.
— Большое спасибо!
Он поменял «Белый альбом» на еле слышный джаз и налил себе чаю, когда Трейси вернулась в комнату. Маленьким полотенцем она замотала голову, в другое завернулась сама. Его всегда удивляло, как ловко это удается женщинам. Руки и ноги у нее были тонкие и бледные, но хорошей формы, а тепло ванной окружало все ее тело каким-то нимбом. Он вспомнил о ее фотографиях в комнате Ронни, потом — о пропавшем фотоаппарате.
— Ронни по-прежнему интересовался фотографией? Я имею в виду, в последнее время.
Слова подвернулись не самые удачные, но Трейси этого как будто не заметила.
— Думаю, что да. У него были большие способности, меткий глаз. Но ему не везло.
— А он старался?
— Еще как! — В ее голосе зазвучало негодование. Наверное, Ребус вложил в свой вопрос слишком много профессионального скептицизма, и Трейси это задело.
— Да, профессия не из простых.
— Некоторые знали, что Ронни очень способный, и им не нужен был конкурент. Потому и вставляли ему палки в колеса.
— Другие фотографы?
— Ну конечно. Когда Ронни только начинал этим заниматься, он плохо представлял себе, с какой стороны взяться за дело. Он зашел в несколько студий и показал свои работы. У него были действительно отличные снимки: всем знакомые места, обычные вещи, снятые под неожиданным утлом. Замок, статуя Уэверли, Колтон-хилл.
— Колтон-хилл?
— Ну, как там называется эта штука?
— Павильон?
— Вот-вот.
Полотенце немного сползло с ее плеча и не совсем плотно прикрывало поджатые ноги, так что Ребусу приходилось прилагать некоторое усилие, чтобы не отводить взгляда от лица Трейси.
— Несколько идей у него украли, — продолжала она. — Через некоторое время в журналах появились кадры, сделанные в точно таком же ракурсе, с тем же освещением, подписанные именами тех фотографов, которым он показывал свои снимки.
— Что это были за имена?
— Я уже не помню.
Заметив сбившееся полотенце, она поспешно поправила его. Неужели так трудно запомнить фамилию?
Она хихикнула.
— Он хотел снимать меня как модель.
— Я видел.
— Нет, как обнаженную натуру. Говорил, что сможет продать такие снимки в журналы за бешеные деньги. Но я не согласилась. Конечно, деньги бы нам не помешали, но эти журналы ходят по рукам, их не выбрасывают, просмотрев один раз. Я бы думала только о том, что меня будут узнавать на улице.
Она подождала, что Ребус ответит, и, заметив его замешательство, громко расхохоталась.
— Значит, все вранье! Копа можно смутить!
— Иногда можно.
Ребус почувствовал, что щеки у него начинают гореть, и предусмотрительно закрыл правую рукой. Хорош, в самом деле, сыщик, подумал он.
— Так все-таки у Ронни была дорогая камера?
Теперь озадаченной показалась Трейси. Она затянула полотенце на груди еще туже.
— Как сказать. Ведь цена и ценность не совсем одно и то же.
— Разве?
— Ну, может быть, он купил этот аппарат за десятку, но это не значит, что он сам ценил его в десять фунтов. Вы понимаете?
— Он купил его за десятку?
— Нет, нет… — Она покачала головой, сбив полотенце. — Я думала, что для работы в сыскной полиции нужны хорошие извилины. Я же говорю, что… — Она подняла глаза к потолку, и полотенце упало ей на плечи, обнажив мокрые хвостики коротких волос. — Да черт с ним. Аппарат стоил примерно сто пятьдесят фунтов. Вас это устраивает?
— Вполне.
— А вы тоже интересуетесь фотографией?
— Со вчерашнего дня. Еще чаю?
Он подлил ей из чайника и насыпал еще сахару. Она была сластеной.
— Спасибо. — Трейси взяла кружку двумя руками. — Послушайте… — Она снова наклонила лицо над паром, поднимающимся от горячего чая. — Можно попросить вас кое о чем?
Ну вот оно, начинается. Деньги.
Ребус уже подумал о том, что, прежде чем отпускать ее, надо проверить, все ли в квартире на месте.
— Да?
Она посмотрела ему в глаза.
— Можно мне переночевать у вас?
Он еще не успел ответить, как она заторопилась объяснять:
— Я могу лечь на диван, на пол, куда угодно. Сегодня я не хочу возвращаться туда. В последние дни мне и так досталось, а теперь еще эти двое…
Она вздрогнула, и Ребус подумал, что если она играет, то играет превосходно. Он пожал плечами, хотел ответить, но вместо этого встал и подошел к окну, взвешивая решение.
На улице уже горели оранжевые фонари, озаряя улицу неестественным светом, как во второсортных голливудских фильмах. Прямо напротив его окон стояла машина. С третьего этажа Ребус не мог рассмотреть, кто сидит за рулем, хотя стекло передней дверцы было опущено. Водитель курил.
— Вы разрешите?
Голос Трейси потерял всю свою самоуверенность.
— Что? — переспросил Ребус рассеянно.
— Ну, можно мне…
Он обернулся к ней.
— …остаться? — повторила она.
— Конечно. — Он направился к двери. — Оставайся сколько хочешь.
* * *Спускаясь по лестнице, он обнаружил, что вышел в одних носках, и остановился. Ладно, была не была. Мать всегда говорила ему, что он простудится, если будет ходить по лужам, но он не простужался. Вот отличный повод проверить это еще раз.
Когда он проходил мимо двери на втором этаже, она открылась, на площадку выдвинулась всем корпусом миссис Кокрэйн и перегородила ему дорогу.
— Миссис Кокрэйн, — приветствовал он соседку, оправившись от неожиданности.
— Вот. — Она протянула ему что-то, и ему ничего не оставалось, как взять. Это был кусочек картона размером примерно десять на шесть дюймов: ВАША ОЧЕРЕДЬ МЫТЬ ЛЕСТНИЦУ. Когда он поднял глаза, дверь миссис Кокрэйн уже закрылась, и он услышал, как она шаркает в гостиную, к своему телевизору и своему коту. Старая вонючая ведьма.
Ребус пошел дальше вниз по холодным ступенькам, держа картонку в руке. «Старый вонючий кот», — прибавил он, имея в виду теперь уже себя.
Входная дверь была закрыта на задвижку. Он открыл ее, стараясь не скрипнуть. Машина стояла на месте. Он вышел на улицу, но водитель сразу заметил его. Окурок вылетел из окна и двигатель заработал. Ребус на цыпочках побежал вперед. В глаза ему ударил яркий свет фар, и он зажмурился. Проехав до угла, машина свернула налево и стала спускаться по крутой улочке вниз. Ребус побежал за ней, пытаясь разглядеть номер, но ослепленные вспышкой глаза не различали цифр. Он успел разобрать только марку: «Форд-эскорт».
Машина притормозила на перекрестке, ожидая возможности повернуть. Ребуса отделяло от нее не больше сотни ярдов. В детстве он неплохо бегал на короткие дистанции: его брали в школьную команду, когда там не хватало одного человека. Он бросился вперед, но желудок тут же напомнил ему о выпитом вине. Он поскользнулся и остановился. Машина свернула и скрылась из вида.
