Монс Каллентофт - Летний ангел
Доктор Шёгрипе раскрывает папку, надевает очки, висящие на шее, и углубляется в чтение.
В одиннадцатой палате все белое. Она освещена теплым солнечным светом. Пылинки танцуют в воздухе, медленно проплывая туда и обратно. Палата одноместная.
Родители сидят на краешке кровати с двух сторон от Юсефин. На девушке короткое летнее платье с белыми и красными цветами, на ранах белые повязки, кожа почти такая же белая, как марля бинтов.
«На этой койке могла бы сидеть я», — думает Малин.
Все трое улыбаются ей и Заку, когда они, предварительно постучавшись, входят в палату.
— Войдите! — несколькими мгновениями раньше пригласил их радостный голос Юсефин.
— Малин Форс, инспектор криминальной полиции.
— Закариас Мартинссон, в той же должности.
Родители поднимаются, здороваются.
Биргитта. Ульф. Юсефин сидит на койке, улыбается как ни в чем не бывало.
«Я делала то же самое, что и ты, — думает Малин. — Теплым летним вечером выходила из дома совсем одна. Но со мной не случалось ничего плохого».
Ей пятнадцать. Она всего на год старше Туве.
На этой койке могла бы сидеть ты, Туве. И мы с Янне, твоим папой, сидели бы с двух сторон от тебя, и я ломала бы голову над тем, какой монстр сотворил это с моей дочерью и как мне найти его. Или ее. Или их.
— Мы занимаемся расследованием того, что случилось с Юсефин, — говорит Малин. — И хотели бы задать несколько вопросов.
Родители кивают. Затем слово берет Ульф Давидссон:
— Ну вот, вчера вечером мы легли спать, в смысле, мы с Биргиттой, и не заметили, что Юсефин не вернулась, а утром мы были уверены, что она спит в своей комнате, и не хотели ее будить — никто даже не обратил внимания, что велосипеда нет на месте…
— Я ничего не помню, — прерывает его Юсефин. — Последнее, что помню: как села на велосипед и уехала из дома. Собиралась в кино на последний сеанс «Люди Икс-три».
Отец:
— Да, мы живем в Ламбухове. Она обычно ездит в город на велосипеде.
Малин и Зак переглядываются. Переводят глаза на родителей. Оба знают, кто что будет делать.
— Если не возражаете, мы с вами побеседуем в коридоре, пока моя коллега поговорит с вашей дочерью, — предлагает Зак.
Видно, что родители колеблются.
— Вы согласны? — переспрашивает Малин. — Нам надо поговорить с вами по отдельности. Можно мне побеседовать с тобой, Юсефин?
— Хорошо, — отвечает Биргитта Давидссон. — Пошли, Ульф.
И, посмотрев на дочь долгим взглядом, направляется к двери.
Малин садится на край кровати. Юсефин подвигается, хотя в этом нет необходимости. Это та же девушка, которая качалась сегодня утром на качелях, однако ее как подменили.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Раны немного побаливают. Но доктор дала мне таблетки, так что теперь стало полегче.
— И ты ничего не помнишь?
— Нет, ничего. Кроме того, как я выехала на велосипеде из дома.
«Никакого велосипеда в парке обнаружено не было, — думает Малин. — Куда же он делся?»
— Ты должна была с кем-то встретиться?
— Нет. Я помню, как собиралась уезжать.
— Ты доехала до кинотеатра?
— Не знаю. — Юсефин качает головой. — Все словно смыто из памяти до того момента, как я очнулась здесь, когда доктор меня осматривала. И тут я увидела, что нахожусь в больнице.
«Меня она тоже не помнит, — отмечает Малин. — И того, что происходило утром в парке».
— Может, попробуешь вспомнить? — говорит она вслух. — Прошу тебя.
Девушка закрывает глаза, морщит лоб. Потом начинает смеяться. Открывает глаза, объясняет:
— Это как большой белый лист бумаги! Чисто теоретически я понимаю, что кто-то меня избил, но память — как чистый лист бумаги, и мне даже не страшно.
Она не хочет вспомнить.
Не может.
Организм защищается: прячет образы, голоса, звуки в дальний угол сознания, недосягаемый для наших мыслей.
Но воспоминания живут и прорастают там, царапают изнутри, посылая по всему телу почти незаметные волны, превращающиеся в боль, зажатость, сомнения и тревогу.
— Ты не помнишь, откуда эти раны? Или как кто-то тебя мыл?
— Не помню.
— А велосипед, что сталось с ним?
— Понятия не имею.
— Какой марки?
— Красный «Крессент» с тремя передачами.
— У тебя не было контактов с незнакомыми людьми в Интернете?
— Я таким не занимаюсь. Сидеть в чатах — скукотища.
Со стороны коридора раздается сильный стук в стену.
Малин ожидала этого. Секундой раньше Зак произнес такие слова:
— На вашу дочь напали, затем ей во влагалище ввели тупой предмет. По всей вероятности, это изнасилование.
И теперь Ульф Давидссон пинает стену, сжимает кулаки, бормочет что-то, чего Заку не разобрать. Биргитта Давидссон стоит рядом с мужем в полном молчании, неподвижным взглядом уставясь на дверь палаты.
— Но ведь она ничего не помнит, так что всего этого как будто не было, правда? — говорит она затем. — Как будто ничего не случилось, так ведь?
Ульф Давидссон приходит в себя, придвигается к жене, кладет руку ей на плечи.
— Вот именно, — подхватывает он. — Всего этого как бы и не было.
И вот семья в полном составе снова сидит перед ними на больничной койке.
Только что заданные вопросы висят в воздухе. Ответы витают вокруг, словно пылинки в луче света.
— Все разъехались, но мы решили этим летом остаться дома.
— Может быть, номер телефона подруги, с которой нам стоит поговорить?
— Да нет, подруг особо нет, так, приятельницы…
— Да, мы сидим в городе, копим деньги, чтобы зимой поехать в Таиланд.
— Я думаю, это не интересует…
— Бойфренд?
— Нет.
— Еще кто-нибудь, кто может иметь отношение к делу?
— Нет, никаких соображений.
— Понятия не имеем.
— Кто-нибудь из близких, родственников?
— Нет, — отвечает Ульф Давидссон. — Родственники живут далеко. И никто из них на такое не способен.
Две девушки. Тереса и Юсефин. И ни одна из них, кажется, не существует в реальности. Они как тени в летнем городе, невидимые и безымянные, почти взрослые, но расплывчатые, неясные, как дым отдаленных лесных пожаров.
Раздается стук в дверь, и она открывается еще до того, как кто-либо из них успевает ответить «Войдите».
Швабра с тряпкой. Гигантский чернокожий мужчина в тесном синем халате.
— Уборка, — заявляет он прежде, чем они успевают что-то возразить.
В коридоре, по пути к лифту, им попадается блондинка средних лет в оранжевой юбке.
Малин кладет палец на кнопку вызова лифта.
— Это, наверное, психолог, — бормочет Зак. — Как ты думаешь, ей удастся что-нибудь выудить?
— Надежды мало, — вздыхает Малин и думает: шансы раскрыть это дело у них появятся в том случае, если Юсефин Давидссон хоть что-нибудь вспомнит.
Или если найдется свидетель, который что-то видел, или Карин Юханнисон и ее коллеги по криминалистической лаборатории порадуют находками.
«Гипноз, — думает Малин. — Наверное, под гипнозом каждый может вспомнить все, что угодно».
9
Половина второго.
Вокруг Малин — дети, присягнувшие на верность «Макдоналдсу».
Сухой холодный воздух забирается в дыхательные пути и далее в легкие, шокирует организм, заставляет его протестовать и обороняться, хотя ощущение приятное. Яркие цвета, от которых рябит в глазах: желтый, голубой, зеленый. Клоун, кружочки с цифрами, чад из кухни.
Но здесь прохладно.
А я проголодалась.
Тонированные оконные стекла смягчают невыносимо яркий дневной свет, и можно снять солнечные очки — они окутывают реальность сумерками, которые я ненавижу. Но снаружи без солнечных очков не обойтись. Сегодня свет немилосердный — как лампа в глаза на допросе, лучи режут душу, словно остро наточенные ножи.
«Макдоналдс» у моста Браскенсбру, по ту сторону реки Стонгон, которая выходит к парку Юханнеслунд. Обычно Малин неохотно утоляет голод в сети этого всемирного спрута, но сегодня, после посещения больницы, они с Заком решают сделать исключение.
Перед детьми на столах «Хеппи мил».
Путь от главного входа в больницу до машины, оставленной на большой парковке на самом солнцепеке, заставил их усомниться в том, что при такой жаре вообще можно находиться на открытом воздухе. А затем машина — не меньше шестидесяти градусов в ее душном замкнутом пространстве, духота как в парилке, протестующий мотор, запах горячего масла и воздух из кондиционера — поначалу раскаленный, но потом божественно холодный.
В кафе несколько семей с детьми. Пара толстушек иностранного происхождения за стойкой шепчутся, хихикают и украдкой бросают взгляды в их сторону.
— А что, никак нельзя выяснить, кто звонил по поводу Юсефин? — куда-то в пространство спрашивает Зак.
