Джонатан Рабб - Заговор
Следом за коридорным Сара прошла в небольшой, но уютный номер с видом на Центральный парк. Поставила кейс рядом с секретером красного дерева, вручила молодому человеку несколько долларов и положила сумку на кровать. Оставшись наконец-то одна, расстегнула молнию на платье, скинула туфли, ощутив целительную мягкость ковра подошвами натруженных ног. Высвободив руки из рукавов, сбросила платье на пол, потом бережно положила на кровать и села.
Сара была сердита. Простой камешек — и она поддалась. Самое тяжкое во время выездов из Вашингтона: поездки вырывают из рутины, помогающей держаться настороже. Нежданные колдовские воспоминания обо всем чересчур знакомом. Всего ничего, сияние сапфира, а ее уже понесло: гостиница на улице Короля Фейсада, шум Эль-Балада, неистовствующего вдали, и девочка. Всякий раз — девочка, не сводящая с нее печальных голубых глаз, взгляд которых, как клещами, вырывал из Сары обещания. Ты ведь вернешься? — Да. — Ты вернешься за мной? — Да.
Нет!
Сара с трудом открыла глаза, только теперь поняв, что снова унеслась мыслями в прошлое. Несколько минут сидела совершенно неподвижно, пока Амман не спрятался обратно, в дальний закоулок ее памяти. С большим трудом встала, снова вживаясь в обстановку номера. Кейс уставился на нее своими замочками. Понимала: ей сейчас не до папок с досье. Нужно прогуляться на свежем воздухе и без опаски.
Выбрала джинсы, футболку, пару черных сапожек. Переложила из кошелька в карман несколько долларовых бумажек, сунула кейс под кровать и взяла пальто. Корректировка данных подождет.
Семь минут спустя огни машин на Шестой авеню мигали ей, шагавшей к центру. Она шла, мало представляя, куда направляется, однако понимала, как здорово оказаться в гуще движения. На подходе к Тридцать шестой улице Сара почувствовала, что проголодалась. Свернула направо и решила попытать счастья на Бродвее. Галантерейный квартал был безлюден и пуст, лишь изредка такси проносились мимо. Впереди густые черные тени ложились на тротуар.
Шаги за спиной Сара расслышала, лишь пройдя полквартала. Ровные, крепкие, в такт ее собственным: замедляются и ускоряются, стоит ей только сменить темп. Почувствовала, что начинает прислушиваться к отчетливому шагу ботинок на резиновом ходу, высчитывать расстояние между собой и возможным преследователем, вымерять путь впереди. Прекрати! Не обращай внимания. Ерунда. Кто-то идет по улице… да кто угодно, черт возьми! Не бери в голову. Оглянись и убедись: все это пустяки! Но охранный инстинкт слишком прочно укоренился в ней, его сигналы были слишком отчетливы, чтобы отделаться от них простыми уговорами. Впереди, ярдах в двадцати, неожиданно возникла вторая фигура — по виду пьяный, и это только обострило инстинкт. Пьяный делал вид, будто шатается, но с каждым шагом подходил все ближе и ближе, затягивая сеть вокруг нее и оттесняя глубже в тень. Пустившись бежать, Сара услышала спринтерский топот того, что нападал сзади, увидела, как метнулся на тротуар пьяный, отрезав ей все пути к бегству. Преследователь с маху въехал плечом Саре в спину, и она кубарем полетела прямо в лапы детины в лохмотьях, горой нависшего над ней.
Одним быстрым движением он толкнул ее в проулок, погруженный в кромешную тьму, если не считать тусклой голой лампочки, освещавшей сверху черный ход. Пытаясь смягчить удар, Сара уперлась в холодный кирпич стены, шершавые грани расцарапали ей ладони, вызвав мгновенный вскрик.
— Ни звука!
Сара упала на землю, но детина тут же схватил ее за плечо и вжал в стену. Едкая вонь от слишком убедительного одеяния пьянчуги заставила Сару поморщиться, а тот оглядывал ее пляшущими от безумного восторга глазищами. За плечом детины вырос второй и схватил Сару за волосы. У этого в глазах не было никакой страсти, вполне заслуженная добыча не вызывала никакого плотского желания. Поднося к ее щеке лезвие небольшого ножа, он улыбнулся: нежданное оживление на застывшем лице.
— Нас послали дать тебе совет, — зашептал он, проводя развернутым плашмя лезвием по ее губам и ниже, по подбородку. — Забудь Эйзенрейха. Сегодня это только первая попытка, залог того, что тебя ждет. — Сжал ей волосы еще крепче. — Катись отсюда, не то в другой раз мне моего дружка не сдержать. А ты, видать, ему по вкусу пришлась.
Детина заржал и свободной рукой ухватил Сару за грудь, тиская, сильно сдавил. Мужчина у него за спиной бдительно следил за Сарой, пока приятель доставлял себе минутную радость, смотрел ей прямо в зрачки, Жадно надеясь отыскать там следы страха или хотя бы отвращения.
Не было в глазах никакого ужаса. Вместо этого взгляд мужчины уткнулся в странную пустоту, холодное безразличие: предупреждение, которому он не внял. Обманутый на миг безжизненным выражением ее глаз, он чуть-чуть, почти неощутимо, ослабил хватку. И в тот же миг сокрушительная точность киллера, прошедшего школу на улицах Аммана, вырвалась наружу взрывом животной силы. Уже не Сара Трент, а Убийца Иорданская заехала коленом в пах детине, все еще лапавшему грудь, высвободившаяся рука с маху полоснула по лицу второго противника, оставляя на нем глубокие борозды от острых ногтей. Оба зашатались от ударов, в свалке звякнул о землю упавший нож. Будто следуя заложенной в нее программе атаки, Сара ударила мужчину ногой под дых, пока тот зажимал кровоточащую щеку; хруст ломающихся ребер исторг у него мучительный крик, и мужчина упал на колени. Детина тем временем, слегка оправившись от первого удара, попытался принять стойку, но замешкался и пропустил молниеносный удар локтем прямо в висок. Голова его ударилась о кирпичную стену, изо рта вырвались остатки воздуха, и детина без сознания рухнул на жесткий цемент. С той же силой Сара рубанула сцепленными кулаками по склоненной шее мужчины, корчившегося (грудь сжимал, унимая дикую боль) в двух футах от нее, и посмотрела, как он тоже повалился на землю. Тишину проулка нарушало только прерывистое дыхание Сары. Она стояла, будто застыв, мысли, выйдя из повиновения, пустились вскачь, в сознание ворвались картины темных, занесенных песком улиц, они вырывали ее из холодных объятий манхэттенской ночи.
«Ты сделала свой выбор, Сара. Взяла на себя ответственность». Сквозь промозглое сияние проступало лицо девочки лет двенадцати, не больше, с тонкими струйками крови, стекающей из пулевого отверстия во лбу. «Кем-то пришлось пожертвовать. Кем-то». Во взгляде застыл испуг, голубые глаза, остекленев, увяли, и тут появились тела восьми молодых иорданских солдат: они висели на проволоке вдоль стены прямо перед ней. Вонь от их одежд вынудила зажать нос рукой. Они болтались бок о бок, безликие тела мужчин, так пронзительно вопивших, умирая, а теперь насмехавшихся над ней своей немотой. «Хоть слово скажите! Что угодно! — кричала она. — Я должна была вас угробить, остановить вас! Вы были первой целью, а не она! Кем-то пришлось…» Тела продолжали раскачиваться. «Хоть слово скажите, черт возьми!» Голос ее заглушил поток слез. «Что угодно! Ну пожалуйста, хоть слово!»
Белый свет от лампочки прорезал тень, затмив представшую перед ней ужасную сцену, тошнотворная волна захлестнула горло. Сара оперлась о стену, отдавшись на милость дрожащих мышц и пульсирующей горячечной крови. Под черепом гудели тысячи голосов, раскалываясь о мертвую тишину проулка. Жестокость. Снова жестокость — бесстрастная и точная. Она посмотрела на двух мужчин у своих ног: все еще недвижимы. Расправилась с ними не раздумывая: виток деятельности, в какой вошла слишком легко, подстрекаемая той частью существа, что тосковала по ярости и истреблению.
Она напала. Да, ее спровоцировали, но это она пустила на волю слепую ярость, быстрые (эдакое крушащее стаккато) удары, которые вполне могли убить обоих. Ни единой мысли. Лишь чисто звериный инстинкт. Могла бы она убить? Неужели ей так легко скатиться к прошлому? Она не знала, не понимала смысла вопросов, от которых раскалывалась голова. О боже! О боже! Я вышла из себя.
Откуда-то изнутри одинокий голосок уговаривал ее: иди, подальше уйди от распростертых тел. Цепляясь за стену, не в силах оторвать взгляд от бездыханных фигур, Сара шаг за шагом добралась до выхода из проулка. Когда она ступила на тротуар, мимо промчалась машина, заставив ее всмотреться в пустую улицу и попытаться забыть про оставшихся позади мужчин. Холодный расчет убийцы пропал, на смену пришел колченогий страх, и Сара стояла одна-одинешенька, внезапно ощутив, что вся одежда на ней промокла от пота. Задрожав, глубоко засунула руки в карманы пальто. Куда-нибудь, где безопасно. Найди, где безопасно. Вновь голосок повел ее, и Сара, следуя за ним в оцепенении, вернулась к Шестой, к свету, к людям, под защиту других. Она не бежала (голосок каким-то образом ей этого не позволял), а шла со спокойной уверенностью, не привлекая к себе внимания, а следовательно, невидимая, незаметная. Уже свернув к гостинице, почувствовала, как по щекам покатились первые слезы облегчения.
