Татьяна Степанова - Драконы ночи
Поливанов оглянулся на коллег. Лица их были угрюмы. Что ж, торчать тут радости мало. Все они местные, двуреченские, а значит, еще пацанами слышали все, что болтают досужие языки об этом месте. А то, что мы слышим в детстве, крепко, ой как крепко западает в память. Порой даже против нашего желания.
– Роман! – крикнул Поливанов, приложив руку ко рту.
Тишина. Только шум желтеющей листвы над головой. Только треск милицейской рации.
– Шапкин! Что-нибудь есть? Нашел? – Подполковник Поливанов уперся в осклизлый от сырости бетон, нагнулся еще ниже. У самых его глаз из глины выпросталась какая-то членистоногая шустрая дрянь – то ли червяк, то ли сороконожка. Заскользила извиваясь, явно нацеливаясь на рукав форменного кителя. Поливанов сморщился от отвращения. Ну, точно похоже на могилу, и вот даже черви наружу прут.
– Рома! Вылезай оттуда! – крикнул он громко, тревожно.
Снизу откликнулось глухое эхо. Веревка в руках оперативников натянулась. Послышался шорох осыпающейся глины. Оперативники начали тянуть веревку на себя, помогая тому, кто внизу начал свой долгий подъем по разрушенной лестнице. Поливанов поднялся и отошел, чтобы не мешать им, дать простор маневра.
– Взяли, ну-ка на себя, тащи! Помоги ему!
– Ничего, я сам, – послышался из-под земли голос.
Из провала с усилием вылез измазанный с ног до головы глиной человек. Мокрый и грязный, он тяжело дышал. Он был выше Поливанова и шире его в плечах. Увидев начальство, попытался стереть с лица грязь, но только хуже размазал.
– Ну? Рома? – напряженно спросил Поливанов.
– Там его нет. Слушайте, дайте закурить, а? – Человек из «провала» никак не мог отдышаться.
Один из оперативников зажег сигарету и вставил ему в рот.
– Баклагу с водой принеси, она там, в багажнике. – Человек из «провала» затянулся с наслаждением. – Я хоть руки ополосну.
– Значит, все проверено и никого и ничего не найдено. – Поливанов покачал головой. – Ну, слава богу. В этой яме проклятой…
– Его там нет. Но кое-что я там нашел. – Куривший по фамилии Шапкин полез в нагрудный карман мокрой и грязной куртки. Вытащил какой-то предмет – тоже весь в глине.
– Что это? – спросил Поливанов подозрительно.
Притащили пластиковую пятилитровую баклагу с водой. Шапкин подставил руки под струю. Грязь смылась, и что-то блеснуло в лучах сентябрьского солнца.
– Это еще что такое? – повторил Поливанов.
– Это было там, внизу, – ответил Шапкин.
На его ладони лежал осколок зеркала – острый, удлиненный, похожий на лезвие. Зеркальная гладь помутнела от времени, но все еще отражала мир. Поливанов увидел в осколке зеркала порыжелую листву, погон, нашивки, форменные пуговицы, а потом и свое лицо. Всегда родное, привычное, сейчас сплющенное, замутненное, искаженное отражением, оно походило на какую-то уродливую харю.
Глава 8
ИДА
– А вообще-то здесь мало сейчас отдыхающих, – сообщила со вздохом Анфиса, провожая взглядом удаляющуюся по аллее чету Зубаловых. – Вот они двое, потом еще Ида. Я тебя с ней познакомлю, она ничего – приятная, только с вывихом и воображает о себе много. Были мы еще с Костей, но от нас, как видишь, половина осталась, даже одна треть. А так в основном иностранцы сплошные. Французы, немцы. Туристические группы, сегодня утром только автобусы уехали. Дальше куда-то подались, а куда, не сказали.
– Ты забыла бабушку с внучкой, – сказала Катя.
– А это Ольгины, это здешние домашние, а не постояльцы. Дочка Ольги Борщаковой – хозяйки всего этого царства, – Анфиса обвела рукой номер. – Даша ее зовут, и Маруся Петровна – тетка, но Ольга мне говорила, что лучше родной она для них.
– И они что же, живут недалеко от отеля?
– Они здесь сейчас живут. И сама Ольга тоже. Временно. У них в городе дом, еще муж ее покойный строил. А там сейчас какой-то ремонт глобальный, газ подводят стационарный, систему отопления делают. Ольга жаловалась – стены пробили, холод собачий, отовсюду дует. Вот она и устроилась с семьей пока тут.
– Девчушка какая забавная. А почему она не в школе?
– Так у них еще напасть одна – скарлатина. Даша заболела перед самым 1 сентября, и пока врач школу посещать ей не разрешает, это что-то вроде карантина. Кстати, ты в детстве болела скарлатиной?
– Болела.
– И я болела. Это уже лучше, а то она привязчивая. А Костя мой не болел. Он вообще ничем никогда не болел, он такой здоровый…
Пауза наступила в разговоре. Анфиса поникла темной кудрявой своей головой.
– Адски хочется есть, Катя. Здесь полупансион, шведский стол отличный, русская, европейская кухня. Но ведь это только завтрак, ужин. А обед пролетает. А есть зверски хочется. Мы с Костей, пока жили, пока он не… уехал… – Анфиса запнулась. Она каждый раз спотыкалась на имени Лесоповалова. – Мы на моторке катались, потом то шашлыками, то барбекю закусим – тут повар что надо, и порядок. А вчера я, как одна осталась, даже про ужин забыла. И завтракала сегодня скверно. Так что…
– Ладно, давай пообедаем, только где? – Катя была на все готова, лишь бы отвлечь подругу от грустных мыслей. Вкусный обед всегда поднимал Анфисе настроение.
– Только ты не подумай, что у меня опять этот самый неконтролируемый жор начался, – испуганно сказала Анфиса.
– Неконтролируемый что?
– Ну обжорство мое патологическое, – Анфиса скосила глаза вниз на живот. – Вот в чем главная причина, Катя. Вот почему он меня бросил. Я некрасивая, жирная, неповоротливая колода.
– Анфис, ты знаешь, я этого твоего самобичевания не выношу.
– Но это же правда. И самое главное – это мое безволие полнейшее в вопросе питания и диеты. Мой пофигизм по поводу внешности. Мне давно уже пора делать себе липосакцию.
– Чего?
– Жир срезать лишний, вакуумом отсасывать. Ида мне обещала адрес хорошей клиники косметологической дать.
– Эта твоя здешняя знакомая? Она что же, делала себе липосакцию?
– Ей не нужно, у нее фигура идеальная. Глаз нельзя отвести – вот как она себя держит. Затянется в корсет, вся как рюмочка, талия, ты не поверишь, как у шестнадцатилетней девчонки. А ей ведь за тридцать уже.
– Она одна здесь отдыхает?
– Одна. Она не замужем.
– А для чего тогда липосакция? – усмехнулась Катя.
– Так она ее себе и не делала. И то, что она одна тут – это еще ничего не значит. Когда французы тут были в отеле, знаешь, как они все шеи себе сворачивали, когда она в ресторан входила? А этот, главный здесь, управдом Хохлов Игорь, даром что у него вроде как шуры-муры с самой Борщаковой, и тот на Идку вечно уставится как вампир и только облизывается.
– Про управдома я что-то не поняла, Анфис.
– Это сотрудник Ольги, менеджер, начальник над всеми горничными, поварами и охранниками. И насколько я успела заметить за эти дни, в планах у него не только карьерный рост, но и устройство личной жизни. Ольга-то Борщакова вдова. И вдова богатая, как видишь. А он ее почти на двадцать лет моложе.
– Сколько всякой информации ты успела собрать в такой короткий срок, – восхитилась Катя.
– Это я таким способом развлекалась и отвлекалась. От наших семейных с Костей проблем. А ему на все эти сплетни начихать было.
– Ну конечно, Лесоповалов разве снизойдет до всей этой бабской муры, – Катя махнула рукой. – Брось, Анфис. Есть с чего переживать так? Уехал и уехал. В Москве встретитесь, все встанет на свои места. Жена – держу пари – ему за это время так обрыднет, что… Вернется он к тебе, как миленький, ты только рохлей-то не будь. И сразу его, дрянь такую, не прощай, а то я тебя знаю – моментально растечешься, носом захлюпаешь: «Ах, милый, ах дорогой». А ты построже с ним, когда вернется. Пусть побегает за тобой, чтобы не думал, что это так просто – снова заслужить твою любовь.
– Он орден Мужества на Кавказе заслужил, – Анфиса гордо выпрямилась, точно этот самый орден украсил ее пышную грудь. – А откуда у тебя такие сведения? Ну, что он вернется ко мне?
– Будь спокойна, из самого надежного источника. От моего мужа.
– От Вадика? Но…
– Он психологию таких, как Лесоповалов, сечет лучше всякого доктора Фрейда. Он сам такой, Анфис.
– Он не такой, – Анфиса покачала головой, – твой Вадик совсем другой.
– Пусть будет по-твоему, кто спорит. Так где мы будем обедать и чем? На воздухе у мангала шашлыком?
– Шашлыков сегодня не дождешься. Французы уехали. А для нас, оставшихся, они мангал зажигать не будут. Поедем в город, а?
– Я, между прочим, только что из города, с вокзала.
– Да, я как-то об этом не подумала, прости.
– Нет, – заторопилась Катя, – давай махнем, что тут сидеть? Окрестности ты мне потом покажешь, вечерком. Только мне надо душ с дороги принять и переодеться.
На пороге ванной она оглянулась.
– Знаешь, Анфис, а тут что-то стряслось.
– Где?
– Здесь, в Двуреченске. И это выглядит как-то не того. Зловеще.
И Катя коротко рассказала об увиденном на дороге «под радугой».
