Аллан Фолсом - Изгнанник
«Русские дела», — так выразился Коваленко, когда Мартен спросил его насчет того, есть ли фотографии Кабреры, сделанные до несчастного случая на охоте. Ответ был отрицательным, но объяснено отсутствие таких фотографий тем, что это не было важно «тогда». А что важно теперь? Что изменилось? Какие еще «русские дела»? Может быть, он действительно не желал говорить на подобные темы, но теперь «русские дела» стали касаться и Мартена.
— Почему вы держите Ленара в неведении? — внезапно нарушил он молчание. — Почему ничего не сказали ему ни о Кабрере, ни об отпечатках пальцев, ни о Реймонде?
Русский не ответил. Все его внимание было по-прежнему сосредоточено на дороге.
— Тогда постараюсь угадать сам, — не желал ослаблять напор Мартен. — Потому что в глубине души вы опасаетесь, что Александр Кабрера и Реймонд Торн — одно и то же лицо. Между тем вам совершенно не нужно, чтобы об этом узнал кто-то другой. Вот почему вы заставили меня изъять диск и страницы, на которых упоминается Аргентина. А саму записную книжку Хэллидея оставили, потому что у вас не было иного выбора, и теперь надеетесь, что Ленар никогда не узнает об остальном. И меня с собой забрали, потому что иначе француз забросал бы меня вопросами. Мы с вами единственные, кто представляет себе картину в целом, и вы хотите, чтобы ничего в этом плане не менялось.
— Из вас получился бы неплохой психоаналитик или, — Коваленко быстро скосил глаза в сторону попутчика, — детектив. — Он не мог надолго оторвать взгляда от дороги и еще крепче вцепился в руль, потому что снегопад стал сильнее. — Но вы не детектив, не так ли? Вы всего лишь студент-старшекурсник Манчестерского университета. Я проверял данные на вас. Кстати, так мы вышли на леди Клементину Симпсон.
Мы или вы? У Мартена этот вопрос вертелся на языке, но задавать его он не стал, потому что и так знал ответ.
— Попросил бы вас держаться от нее подальше, — холодно произнес он. Чувство обиды по-прежнему жило в нем.
В ответ Коваленко усмехнулся:
— Женщина она, конечно, молодая и привлекательная, но не в ней дело, мистер Мартен. Вопрос в следующем: если вы студент-выпускник, то где начинали учебу?
Николас прикусил язык. Русский коп был не промах и заранее подготовился к беседам на щекотливые темы. Стоило Мартену допустить хоть малейшую оплошность, его тут же ловили на слове. Подавая документы в Манчестерский университет, он просто позвонил в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и, представившись Джоном Бэрроном, попросил выслать академическую справку. Получив ее, отсканировал страницы, загрузил их в свой компьютер и изменил имя с Джона Бэррона на Николаса Мартена, распечатал все заново и направил в приемную комиссию. Ни у кого никаких вопросов до сих пор не возникло.
— УКЛА, — буркнул Мартен. — Во время учебы там я сдружился с Дэном Фордом. И с Хэллидеем познакомился.
— УКЛА — это, должно быть, Университет Калифорнии в Лос-Анджелесе?
— Да.
— Раньше вы об этом не говорили.
— Это не представлялось мне важным.
Коваленко, как внимательно ни следил за дорогой, все же не удержался. Его глаза на короткое время испытующе впились в Николаса. Но тот больше ничем не выдал себя, и оставалось лишь опять глядеть на дорогу.
— Что ж, отплачу вам правдой за правду, мистер Мартен. Это касается Питера Китнера. Может быть, после вы поймете мою обеспокоенность по поводу Александра Кабреры и мое же нежелание оставлять вас наедине с инспектором Ленаром.
70
Париж, дом № 151 на авеню Георга V. Время то же
Великая княгиня Екатерина Михайловна поправила прическу и самоуверенно улыбнулась, готовясь к официальной церемонии фотографирования. Слева от нее стоял ее сын, великий князь Сергей, справа — великий князь Дмитрий Романов, пожилой мужчина с серебряными волосами и пышными усами, который и в свои семьдесят с лишним выглядел более чем величественно. Он был главным соперником в борьбе за корону. И именно в его особняке проходил этот торжественный вечер.
За спиной фотографа толпились остальные Романовы — тридцать три человека, преимущественно в летах, элегантно одетые, с гордой статью. Эти мужчины и женщины, приехавшие из разных стран, самые влиятельные представители императорской фамилии, сильные духом, благородные, сохранившие неколебимую верность своему Богом данному наследию, истинные хранители традиций отечества.
На протяжении почти столетия, проведенного в изгнании, рассеянные по всему миру, они и их предшественники стали свидетелями тяжелых испытаний, выпавших на долю родины. Правление коммунистов, серп и молот Ленина, железный кулак Сталина, ужасы Второй мировой войны, вторжение нацистских полчищ, топчущих русскую землю и истребляющих миллионы соотечественников, страх и боль последующих десятилетий, холодная война с ее ядерными арсеналами вперемежку с безжалостными репрессиями КГБ внутри страны и в Восточной Европе… И после всего этого — Советский Союз уходит в небытие, сменившись хаосом коррумпированности и глубокого отчаяния.
Но теперь, слава Создателю, после всех перенесенных невзгод сияет новая заря. Демократическое правительство России своевременно приглашает императорскую династию вернуться на трон, мудро сознавая, что истинная цель любой монархии — это обеспечить в стране чувство преемственности, верности историческим корням, иными словами, создать прочную основу, на которой можно построить и развивать нацию. Присутствующие, как никто другой, понимали значимость этого момента. С их точки зрения, история, которую у России похитили и долгое время держали в заложниках, вновь вступала в свои права.
Поэтому члены всех четырех ветвей рода Романовых собрались здесь, придя к единодушному согласию, что под долгой борьбой всевозможных претендентов на престол пора подвести черту. Вот они, стоящие по обе стороны от великой княгини Екатерины Михайловны, — ее сын, молодой и энергичный великий князь Сергей Романов, и царственный старейшина династии, умудренный опытом политик — великий князь Дмитрий Романов. Вопрос о том, кому из них достанется корона, будет решен простой процедурой — открытым голосованием, которое должно состояться сразу же после ужина. Осталось ждать всего лишь час, самое большее — два.
Серия ослепительных вспышек, жужжание механизма подачи пленки. Фотограф сделал не менее дюжины кадров. Наконец, завершив работу, он удалился. Великая княгиня вздохнула свободнее и незаметно пожала сыну руку, ободряя его.
— Могу ли я сопровождать вас на ужин, княгиня? — раздался рядом бархатный баритон князя Дмитрия. Вместо того чтобы уйти после фотографирования и дав возможность сопернику пообщаться с матерью, Романов-старший предпочел остаться рядом.
— Конечно, ваше высочество, — обворожительно улыбнулась Екатерина в ответ, прекрасно зная, что сейчас к ней приковано всеобщее внимание.
Нужно было наглядно продемонстрировать, что она может быть не менее обходительной и приятной в общении, чем противоборствующая сторона. Она изящно взяла князя под локоть, и они нога в ногу зашагали по мраморному полу центрального коридора к золоченым дверям, у которых стояли в ожидании лакеи в белых галстуках и белых перчатках. Следом шли великий князь Сергей и мать Екатерины великая княгиня Мария, а за ними остальные Романовы.
Слуги распахнули перед ними двери, и они вошли в большую, роскошную столовую со стенными деревянными панелями, украшенными ручной резьбой, которые поднимались ввысь до самого потолка. В центре стоял длинный стол, вдоль которого были расставлены стулья с высокими спинками, обитые красным с золотом шелком. Повсюду блестело золото и серебро, сверкали хрустальные бокалы, матово светился фарфор цвета слоновой кости.
Обстановка была торжественной и несколько театральной, преследуя цель произвести на присутствующих соответствующее впечатление. И здесь не последнюю роль играла одна деталь: на дальней стене красовался золоченый двуглавый орел примерно двенадцати футов в высоту и с таким же размахом крыльев. В одной когтистой лапе он сжимал имперский скипетр, в другой — державу. Над орлиными головами изгибалась дуга, высоко поднимавшая великолепную императорскую корону. Таков был герб Российской империи, и не было никого, кто при виде его мог бы сдержать вздох восхищения и благоговейно не склонить голову.
Войдя в зал, великая княгиня Екатерина была тронута этим зрелищем не менее других, но ее внимание также привлек и помост непосредственно под гербом, а на нем — четыре кресла. В душу закралось беспокойство.
Помост и четыре кресла.
Зачем они здесь?
И для кого?
71
Коваленко сбавил скорость. Его «мерседес» оказался в хвосте колонны снегоуборочных машин, которые без устали расчищали дорогу N-19. Теперь не разгонишься, и водитель расслабился, откинувшись на спинку сиденья. Автомобиль содрогался под порывами метели. Вокруг была ночь — единственным средством освещения служили мощные фары внедорожника да габаритные огни снегоуборщиков, мерцавшие красными огоньками сквозь белую пелену.
