Страна потерянных вещей - Джон Коннолли
– Так что они предали его – точно так же, как он предал вельмож, – заключил Денхэм, прогуливаясь с Лесником по крепостному валу, где они могли поговорить наедине. Может, Денхэм и был подчиненным Балвейна, но он не подписывался на убийство или соглашение с существами, которые питаются детьми. Кроме того, как глава стражи замка, он отвечал за безопасность всех, кто находился внутри его стен. Убийство гостей было для него прямым оскорблением.
– Фейри не предают, – сказал Лесник. – Они обманывают, но только тех, кто проявляет невнимательность и не вникает в смысл их обещаний. Благоразумные не становятся их жертвами – только опрометчивые или ослепленные собственными амбициями.
– Но что они надеялись получить от Балвейна? Смерть нескольких шишек из дворянства – да и Балвейна тоже, будь он проклят, – ничего надолго не изменит. Убей какого-нибудь милорда, и его место тут же займет другой. Им нет конца.
– Воистину слова разочарованного революционера, – заметил Лесник. – Наверное, вы избрали не ту сферу деятельности.
– Поскольку люди, которых я поклялся защищать, были убиты, – сказал Денхэм, – возможно, вы и правы. Но вы все еще не ответили на мой вопрос: чего хотят фейри?
Ночное небо между зубцами крепостной стены позади них освещало далекое зарево – добыча на руднике продолжалась. Балвейн поговаривал не только о том, чтобы зарыться в землю еще глубже, но также и о расширении своих операций, и на карте, висящей на стене его комнаты рядом с большим деревянным панно, Лесник видел участки, намеченные для дальнейшей эксплуатации.
Фейри не любили, когда люди копали землю. Фейри вообще не любили людей.
– Доступ, – ответил Лесник. – Я думаю, нам нужно срочно отозвать рабочих с этого рудника.
LXIV
HELL-TRF (староангл.)
Храм дьявола, адская палата
Наконец Церера и грач добрались до комнаты, в которой находились разбитые песочные часы, где пол был усеян осколками и черепами, некогда наполнявшими их. Это было самое сердце королевства Скрюченного Человека. Когда упал последний череп, это должно было ознаменовать конец его жизни. Почему же тогда этого не произошло?
Грач поджидал ее у отверстия в основании стены. Дыра напоминала проем водостока, и там и вправду заканчивался выбитый в полу желоб, дно которого в свете факелов казалось черным.
«Но когда-то оно было красным, – подумала Церера. – Это старая кровь».
Она опустилась на колени перед грачом, который тут же запрыгнул в проем.
– Я не могу там поместиться, – произнесла Церера, хотя, пожалуй, смогла бы, немного поджав плечи, но ей не хотелось этого делать. Даже по прошествии стольких лет здесь пахло, как на бойне. Но грач встретил ее возражения лишь карканьем, смысл которого, однако, был вполне понятен. Если б у пожатия плечами был звук, то он очень напоминал бы это карканье.
Церера откинулась назад, глубоко вдохнула чуть более чистого воздуха, задержала его, а затем полезла в проем, выставив перед собой факел, свет которого открыл длинный лаз в скале, плавно уходящий куда-то вниз. Стенки его задевали ей за плечи, и у нее было нехорошее чувство, что сейчас она намертво застрянет тут неизвестно на сколько – наверное, пока достаточно не сбросит вес от длительной голодовки, чтобы лезть дальше. Церера заставила себя не паниковать, пусть даже происходящее было словно взято из ее ночных кошмаров. Она не только находилась глубоко под землей, но и рисковала оказаться запертой там, усугубляя и без того плохую ситуацию. Ей не хотелось встретить смерть таким вот образом.
Наконец, изрядно поерзав и кое-где ободрав кожу, Церера оказалась почти у цели. Ей пришлось проползти на животе около пятнадцати футов, и тут туннель начал расширяться, в конце концов позволив ей передвигаться на своих двоих – сначала пригнувшись, а затем полностью выпрямившись. Каменная поверхность лаза тоже изменилась, стала более однородной, но с каким-то нарезами, словно у дула пистолета. Церере оставалось лишь ломать голову над тем, каким именно образом пробили этот туннель, настолько гладким тот был. Ответ пришел, когда она вышла в самый большой грот, с какими ей только приходилось до сих пор иметь дело, – потолок его уходил куда-то ввысь, словно в огромном соборе, и освещался он, как и туннель неподалеку от замка, мягким светом самого камня, которому помогали факелы, вставленные в железные канделябры. Перед ней лежала иссохшая оболочка какого-то огромного червя или змеи, а на ошметках кожи, даже в ее разложившемся состоянии, виднелись отметины, похожие на те, что она видела на стенках туннеля. Церера не могла даже предположить, насколько давно издохло это неведомое существо, но это явно оно некогда пробилось сквозь скалу. Церера углядела еще несколько туннелей сопоставимого размера, пробитых в других местах в стенах камеры, и очень надеялась, что все они были созданы много веков назад. У нее не было ни малейшего желания столкнуться с одним из этих червей в полном расцвете сил, какой бы ни была его диета. Рядом с иссохшими останками протекал подземный ручей, следуя руслу, явно проложенному тогда, когда этот мир был еще совсем молод.
В отличие от стен туннеля, стены камеры не были гладкими. И лишь осветив своим факелом ближайший участок, Церера обнаружила причину этого. Она стояла в зале, украшенном костями – тысячами тысяч костей. Они образовывали колонны и аркады, карнизы и притолоки, даже затейливые балконы и лестницы. На возвышении перед ними стоял костяной трон, а костяной стол по соседству окружали тринадцать стульев, на каждом из которых лежал единственный человеческий череп в окружении бедренных костей – словно лучей солнца, которые никогда не осветят это место. На столе стояло блюдо с зажаренной целиком курицей, ваза с яблоками, грушами и виноградом и кувшин. Стол был накрыт на одну персону, поскольку рядом с этими яствами наблюдалась единственная деревянная тарелка, серебряные нож с вилкой и пустой бокал.
– Поешь, – произнес голос, который донесся отовсюду и ниоткуда одновременно. – Ты наверняка проголодалась.
Церера огляделась по сторонам, но так и не смогла обнаружить говорившего.
– Кто вы? – спросила она. – Где вы?
– По-моему, ты прекрасно знаешь, кто я такой, иначе не последовала бы за грачом. Что касается того, где я нахожусь… Ну что ж, вот он я – хотя бы духом, если и не телом.
То, что могло быть легким ветерком, пронеслось перед лицом Цереры, принеся с собой запах старых книг.
– Я не могу говорить с тем, кого не вижу, – сказала Церера.
– Ты постоянно это делаешь – в своем мире. Почему этот должен как-то отличаться?
– Тогда позвольте мне сформулировать это по-другому:
