Андрей Бондаренко - Купчино (Трилогия)
Настроение было — хуже не придумаешь. Серые дворовые кошки, позабыв про милосердие и всеобщую толерантность, настойчиво и противно скреблись на душе. Скреблись и скреблись. Скреблись и скреблись. Суки приставучие…
«Не огорчайся, братец!», — принялся утешать добронравный и заботливый внутренний голос. — «Ну, не получится привлечь мерзавца Сидорова к ответственности, предусмотренной слюнявым российским Законодательством. С доказательной базой, действительно, не густо…. Но стоит ли так расстраиваться? Надо, предварительно согласовав вопрос с генерал-лейтенантом, передать дело Дозору. Пусть ребята нашей Сашенции, не отягощённые грузом взаимоотношений с Прокуратурой, разбираются с этой издательской плесенью…».
— И то верно, — поднимаясь на ноги, хмыкнул Сомов. — Пусть разбираются. Причём, по полной и безжалостной программе…
Ноги — сами по себе, не дожидаясь отдельной команды — привели его к «Двум капитанам».
Пашка взялся ладонью за дверную ручку.
— Очень кстати, Павел Сергеевич! — раздалось сзади. — Помогите, пожалуйста. Подержите дверку — пару-тройку минут — в раскрытом состоянии. Заранее — большущее спасибо…
Сомов, распахнув дверь, посторонился. Мимо него, крепко обхватив двумя руками объёмный футляр с контрабасом, ловко просочился Билли Новик.
— Каким это ветром вас, бродяг неприкаянных, занесло в наши Богом забытые места? — поинтересовался у идущего следом гитариста Пашка. — Никаких корпоративов, вроде, на сегодня не запланировано. Как и всяких там свадеб-именин знаменитых и приметных персон. Я бы знал.
— Мы, Павел Сергеевич, просто так приехали, — приветливо улыбнулся Рыжик. — Решили, вот, дать бесплатный концерт…. С каких таких, интересуетесь, подгоревших пирожков? Не знаю. Иногда тянет в эти края. Утром просыпаешься — а уже тянет…. Не зря в народе говорят, мол: — «Купчино — столица Мира». По крайней мере, нашего с Билли Мира.
— И моего, пожалуй, тоже…
Сомов, взяв у барной стойки литровый бокал «Василеостровского живого брожения» и блюдечко с подсолёнными орешками кешью, устроился за своим любимым столиком.
На низенькую сцену, возведённую в торце ресторанного зала, выбрались «Биллис бенд».
Рыжик сбацал короткое гитарное соло, Миша Жидков поднёс мундштук саксофона к губам, а Билли Новик, терзая сильными пальцами толстые струны контрабаса, затянул:
Терпкое вино — из ягод дикой сливы, Под свечой искрится так оно… Всё бредут — хмельные пилигримы, Воспевая славное вино…
Терпкое вино — из дикой сливы ягод, На излёте наших трудных лет… Аромат тот — лучшая награда, Ничего прекрасней нет…
Терпкое вино — из ягод сливы дикой, Словно зов — далёких, чудных стран… И Судьбы, как прежде, многоликой Очень тайный и всесильный знак…
Что ж, бокалы сдвинем, пилигримы! Пробил час, Удача впереди… Ждёт дорога нас — неотвратимо, Словно в сентябре — дожди…
Ждёт дорога нас — неотвратимо, Словно в сентябре — дожди…
КНИГА ТРЕТЬЯ ВОЙПЕЛЬ
От Автора
Эх, поменять бы название серии на — «Сентиментальный триллер». Да, ладно. Метаться — дело, априори, не благодарное…
Итак. Человек — после долгих-долгих лет странствий и скитаний — вернулся на Родину, в большой, мирный и бестолковый город. Казалось бы: что его, прошедшего через самые невероятные испытания и приключения, может здесь удивить?
Может. Очень многое. В частности, внезапно ожившие древние легенды, часть из которых он привёз с собой.
Уточняю, страшные и безмерно-кровавые легенды…
АвторПролог
Из аэропорта — до дома — он добрался уже под вечер.
В сизо-сиреневом небе медленно и надменно плавился задумчивый осенний закат: жёлто-рыжий и ветреный.
На скамейке — возле парадной — сидели всё те же ветхие бабушки.
— Опаньки, Серый вернулся, — удивлённо выдохнула Матрёна Ивановна. — Бродяга неприкаянный и многими позабытый.
— И ждать-то уже перестали, — печально усмехнувшись, дополнила Ульяна Макаровна. — Приехал-таки, милостивец. Орёл ты наш купчинский…. Наведёшь тут порядок, молодчик белобрысый?
— Наведу, — улыбнувшись, пообещал Сергей. — Здравствуйте, бабушки. Замечательно выглядите. Совсем не изменились…. Так я пойду?
— Иди, родной, иди. Счастливых тебе дорог…
В квартире было очень пыльно и затхло: так всегда бывает, если в помещении долгое время никто не живёт.
— Ну, здравствуй, отчий дом, — поставив чемодан на пол, растроганно поздоровался Сергей, а после этого расчихался: — Ап-п-чхи! Ап-п-п-чхи! Апчхи…. Нет, господа и дамы, так дело решительно не пойдёт…
Он снял с плеч тяжёлый брезентовый рюкзак, пристроил его рядом с чемоданом, захлопнул входную дверь, поменял новые тесные ботинки на разношенные домашние тапочки, обнаруженные в прихожей, определил кожаную куртку на вешалку, прошёл в столовую и, повозившись с полминуты с тугими ручками, распахнул окно.
В комнату тут же ворвался свежий воздух.
— Свежий питерский воздух, — негромко уточнил Сергей. — А ещё октябрьский и вечерний. Прохладный, правда. Температура-то на улице не выше плюс восьми-девяти градусов…. Ох, как приятно пахнет. В том смысле, что Родиной…. Сколько же лет я здесь не был? Получается, что уже почти двенадцать. Прилично, что ни говори…. Ладно, к лирическим отступлениям можно будет потом вернуться, под рюмашку. А сейчас следует делами заняться: темнеет уже за окнами, да и спать хочется с дороги, уболтало слегка в самолёте…
Первым делом, он, вооружившись шваброй, совком, ведром с водой и тряпками, принялся целенаправленно бороться с пылью, накопившейся в квартире за последние десять месяцев, прошедших с момента отъезда родителей в Канаду. Впрочем, работа спорилась: нехитрая мебель располагалась только в его спальне, в прихожей и на кухне, а столовая и родительская комната были пусты.
«Оно и правильно», — активно работая половой тряпкой, мысленно одобрил Сергей. — «При переезде в чужую страну любая копейка лишней не бывает. Молодцы, что реализовали лишний хлам…. Эх, мама-мама. Говорил же я тебе по телефону, мол, и квартиру продавайте. Нет, не согласилась. Мол: — «Она тебе, сыночек, обязательно пригодится. Нагуляешься, рано или поздно, по Белу Свету и вернёшься…». Вот и вернулся, как и было предсказано…. А если папа с мамой продали бы, всё же, «трёшку»? Гулял бы дальше, понятное дело…. Так-с, надо ещё и холодильник помыть. И раковины. Да и унитаз с ванной. Окошко же следует закрыть, пока не продуло…».
После завершения уборки он оттащил чемодан в спальню и наспех распихал одежду по полкам шкафа, а также поместил под матрац на кровати тонкую пластиковую папку с различными (в том числе, с банковскими), документами. Потом перенёс рюкзак из прихожей на кухню и, предварительно расшнуровав его, принялся выкладывать на обеденный стол всякую продовольственную разность: круглую буханку «серого» хлеба деревенской выпечки, несколько хариусов и сигов холодного копчения, жестяные банки с лососёвой икрой и тушёной лосятиной, плашку вялено-копчёной грудинки молодого северного оленя и связку озёрных карасей, засушенных на русской печи. А ещё и две объёмные фляги из нержавейки, заполненные спиртовыми настойками на целебных травах, достал из рюкзачных карманов.
Выложил-достал и, грустно вздохнув, прокомментировал:
— Вот они, прощальные подарки щедрого Крайнего севера. Эх, жизнь моя жестянка…. Ладно, проехали. Ужинать будем…
И он, быстро и сноровисто, приготовил нехитрый ужин: нарезал хлеба и оленятины, очистил копчёного хариуса, достал из буфета и наполнил — из фляги — пузатую хрустальную рюмашку.
Выпил, закусил, повздыхал, полистал альбом со старыми семейными фотографиями, обнаруженный во время недавней уборки, вновь наполнил рюмку.
Но поужинать в тишине и покое не получилось: с улицы донеслась отборная матерная брань, мерзкое хихиканье и отголоски громкого разговора на повышенных тонах.
Сергей подошёл к окну и недовольно пробормотал:
— Тяжела судьба жителей третьего этажа. Тяжела и практически безысходна. Особенно, если в квартире установлены старенькие оконные рамы без всяких там современных стеклопакетов. Слышимость — даже при закрытых окнах — просто обалденная…. Группа гопников оккупировала скамейку под окнами, рядом с уличным фонарём. Человек, наверное, восемь: и молодые, и старые, да и пара девиц — самого разбитного вида — присутствует…. Похоже, что все они здесь надолго обосновались: бутылки с портвейном откупоривают, на газетку, расстеленную на скамье, выкладывают яблоки, плавленые сырки и хлебушек нарезанный, пластиковые стаканчики расставляют. Ну-ну…. И, понятное дело, громко матерятся и безостановочно гогочут. Сволочи безалаберные. «Ментов» на них нет. Так их всех и растак. И гопников, и ленивых стражей порядка…. Ба, знакомые лица. Вернее, одна наглая и прожжённая физиономия: Зяма, засранец первостатейный. Столько лет прошло, а он, мерзавец, всё прежними тропками ползает. Гопник законченный. Чтоб ему пусто было…
