Раскаянье дьявола - Гранхус Фруде
Он на цыпочках спустился по лестнице и, прислушиваясь, остановился возле двери. Из соседней комнаты слышались скрипы. Он осторожно повернул ключ и открыл дверь. Девочка свернулась клубком на диване. Поставив тарелку с фруктами на стол, он укрыл ее пледом. Мысль о том, что она описалась, засела у него в голове. Она испугалась, испугалась до ужаса, и, похоже, карусельные фигурки тоже ее не порадовали. Налаживая механизм, прикручивая к кругу разных зверей, он представлял себе подпрыгивающую от нетерпения девочку, озаренную радостью от выбора книг и фильмов, но вышло совсем не так. Она едва взглянула на то, что он для нее подготовил. Нужно дать ей время. Вот и все. Просто дать время.
С момента как увидел красное платье, он твердо знал, что все произойдет именно сегодня. Словно сама судьба одевала ее. После многомесячного планирования этот день наконец наступил.
Он слышал по ее дыханию, что она спит. Хороший знак, несмотря ни на что. Она успокаивалась. Он поднес руку к ее голове, так близко, что ее волосы потянулись к руке. Он подумал, что в том, что золотые волоски тянутся к нему, есть что-то символичное. Все закончится хорошо. Долгожданным слиянием.
Он снова услышал приглушенный звук из соседней комнаты. Надо было заглянуть и ко второй, хотя все его естество противилось этому. Резкий запах ударил в нос, как только он шагнул внутрь. Она пробыла здесь довольно долго. Свет из открытой двери осветил место, где она сидела, но она так и не подняла глаза. Она не хотела смотреть на него. Ну и ладно. Он тоже не пытался добиться зрительного контакта. Она сидела неподвижно, прекрасно зная, что он терпеть не может возню. Особенно сейчас, когда соседняя комната тоже занята. Она наверняка поняла, что что-то произошло, а крики из игровой разрушили любые сомнения: вместе с ней здесь был кто-то еще. Но она не знала, что это для нее означает.
Он закрыл за собой дверь и остановился, прислушиваясь. Все тот же вечный скрип. Он почувствовал зарождающееся раздражение, но сдержался. Вместо этого он открыл дверь в погреб. Задвижка вентиляции всегда была открыта на полную, хотя из-за этого мыши и крысы с первыми холодами беспрепятственно проникали внутрь. И все равно воздух оставался тяжелым и удушающим. Он повернул выключатель и сосредоточился на том, чтобы дышать через рот.
Раньше это помещение использовалось для хранения картошки и овощей, которые он выращивал. У одной из стен стояла пирамида пустых ящиков для картошки, а в земляном полу виднелись характерные ямки. Мышки искали, чем поживиться. Их привлекал запах, потому что где-то там, под влажной землей, лежали останки. Он закрыл глаза и представил, как стоит на коленях на земле и роет лопатой яму. Он вспоминал все детали этого момента: писк мышей, запах гниения. Его слабая попытка достойно попрощаться. Когда-то очень давно. Он закрыл дверь, поднялся в комнату и снова проверил телетекст. «В Будё похищена девочка» — гласили жирные буквы на экране.
Глава 14
Гюру чувствовала беспокойство во всем теле. С каждым новым часом вероятность найти Иду Халворсен живой уменьшалась вдвое. Все показания были проверены, и Гюру не верила, что это дело как-то связано с похищениями из восьмидесятых. Поэтому у нее был только один вариант: Ребекка Халворсен.
Может быть, конечно, она это только вообразила, но женщина, которая встретила Гюру на лестнице, выглядела более изможденной, чем всего несколько часов назад. Очевидно, слепая вера в то, что дочь вернется обратно живой и невредимой, начала угасать.
Ребекка Халворсен проводила Гюру в гостиную, голые стены которой производили впечатление почти стерильной чистоты. Стихотворение в рамке, вот и все. «Латынь», — подумала Гюру, все время короткой поездки пытавшаяся разработать стратегию разговора. Усаживаясь на диван и соглашаясь выпить чашечку чая, она все еще не пришла к какому-то решению.
— Я хочу узнать побольше об Иде, — сказала Гюру, сделав глоток чая. Чай пах цветами, но не имел никакого вкуса.
— Ида — дитя любви. — Ребекка Халворсен нежно улыбнулась, а потом продолжила: — Мы ждали ее много лет.
— Она ходит в детский сад?
— В этом нет необходимости. Я сижу с ней дома.
«А вот в следующем году тебе придется ее отпустить, — подумала Гюру. — Ведь девочка пойдет в школу. Если, конечно, ее удастся найти живой».
— Если мы исключаем возможность того, что Ида упала в море, остается два варианта, — сказала Гюру, доставая блокнот. — Либо преступник какое-то время следил за ней, либо то, что он ее увез, было чисто импульсивным поступком.
Женщина взглянула на следователя.
— Если он — или она — следил за Идой на протяжении некоторого времени, значит, этот человек знал, когда наступит наилучший момент, чтобы ее забрать. — Она и сама слышала, что слова звучат очень холодно. — Ваш муж… часто бывает в отъезде?
Ребекка Халворсен кивнула:
— Эйнар посвятил свою жизнь тому, чтобы делиться… другими словами, чтобы помогать.
— То есть часто?
— В это время года он бывает дома не чаще одного-двух выходных в месяц. Зимой он уезжает реже.
— Он часто отсутствовал дома этим летом?
— Призвание — наш жизненный крест.
— Возможно, преступник знал, что ваш муж постоянно в разъездах, или мог как-то понять, что вы нередко остаетесь с дочерью вдвоем.
Ребекка Халворсен с трудом сглотнула.
— Можете немного рассказать о том, как обычно проходит ваша неделя?
— Что вы имеете в виду?
— Вы участвуете в каких-нибудь активностях? Ходите за покупками в определенное время? Что-то такое?
— За покупками ходит Эйнар, когда бывает дома.
Гюру с трудом могла поверить в то, что услышала.
— То есть вы хотите сказать, что никогда не ходите в магазин?
— Изредка. Большинство продуктов, которые можно Иде, нужно заказывать специально. Мы не можем просто пойти в магазин за продуктами. У Иды аллергия почти на все. Если она съест что-то, что не переносит, то… — Ребекка Халворсен опустила глаза. — К счастью, теперь она знает, что ей можно, и не прикасается к тому, что нельзя.
Гюру поняла, что они подумали об одном и том же. Преступник не знает о болезни Иды.
— Вы общаетесь с кем-то из соседей?
— Мы прожили здесь всего полгода…
То есть они прожили в Будё дольше, чем она сама. А Гюру хоть какие-то связи, но все же наладила.
— Вы с Идой когда-нибудь ездили вместе с вашим мужем?
— Пару раз. В Тромсё и в Харстад.
— Получается, вы с Идой сидите одни дома, пока ваш муж путешествует и… заглядывает в будущее людей?
— Мы оба считаем, что так правильно.
— Понимаю. Но по вашему рассказу получается, что вы с Идой две одинокие души.
— Мы ходили в бассейн, — просияла собеседница Гюру. — Чтобы попробовать справиться с паническим страхом Иды перед водой.
— Вы сказали, в детский сад Ида не ходит. Она общается с ровесниками?
— Очень редко. — Женщина перешла почти на шепот.
— И никого… постоянного?
Ребекка Халворсен смотрела куда-то сквозь Гюру.
— Я часто думала, — сказала она.
— О чем?
— Ида. Мы так долго старались… точнее, Эйнар никогда не переживал о том, будут ли у нас дети. А я очень хотела детей. И я молилась. Вечер за вечером, год за годом. После того, что случилось сегодня, я подумала… возможно, нам не предназначено быть родителями. Возможно, именно поэтому у нас забрали Иду. Я никогда полностью не принимала тот факт, что мне нужно посвятить свою жизнь дару Эйнара, и только ему. Я хотела ребенка. И Ида сместила фокус. Если бы я его послушала, нам некого было бы терять.
— От Эйнара Халворсена у меня… — Гюру огляделась с таким видом, будто слово, которое она пыталась подобрать, было написано где-то на столе.
— Мурашки? — подсказал Рино.
— Он кажется таким чертовски собранным. Мысль о насилии над ребенком — самый главный ужас родителей — вообще его не посещала. Если мы найдем Иду живой, он наверняка выставит все так, словно дочь похитили из-за ее непослушания, и предоставит ей справляться с травмой самой. Если хочешь знать мое мнение, он желает, чтобы Ида вернулась потому, что она принадлежит ему, а не потому, что он отчаянно ее любит.
