Урс Маннхарт - Рысь
Он вошел в большую светлую гостиную, где много места занимали рабочий стол с двумя компьютерами и три стеллажа, забитых картонными коробками, зарядными устройствами, ошейниками, запасными аккумуляторами, налобными фонариками, пластмассовыми чемоданчиками, папками и книгами. Одна из стен гостиной была полностью завешана шестью аккуратно подогнанными друг к другу картами. На них в масштабе 1:50000 были изображены Северо-Западные Альпы. В картах торчали тринадцать красных и синих булавок, которыми помечались места, где в последний раз пеленговали рысей. Красными помечали самок, синими — самцов.
Стол посередине комнаты был уставлен посудой, хлебом, молоком и кукурузными хлопьями, еще на нем стояла бутылочка «Пингу», любимого сиропа Геллерта. Однако за столом никого не было. Штальдер в теплых брюках со множеством боковых карманов сидел с куском хлеба в руках перед компьютером и искал на сайте газеты «Санкт-Галлер Тагблатт» сообщение об отрубленных лапах — вчера вечером он дал свой комментарий по просьбе одного журналиста. Скафиди стоял на кухне в штанах от лыжного костюма и жарил яичницу.
— Попробуем-ка лучше эту антенну, Скафиди, — сказал Геллерт, широкими шагами вошедший в гостиную в темно-синем термобелье, держа в руках странную металлическую конструкцию и легким кивком приветствовав Лена. — Ничего не имею против твоего ремонта, но с той антенной достаточно один раз упасть, чтобы она опять сломалась.
Геллерт положил ни разу не попадавшуюся на глаза Лену конструкцию на стол, между маслом и «Несквиком», и защелкал разными шарнирами. Странная вещица становилась все более похожей на телевизионную антенну Штальдер уже нашел статью и критически взглянул на геллертовский новодел:
— Ты уверен, что она работает.
— Уверен. Я сам ее собирал.
— А как мне ее держать? — поинтересовался Скафиди, переворачивая яичницу на сковороде. — То есть почему у нее шесть усиков, когда у обычных антенн — четыре?
— Не беспокойся, тебе не придется с ней пеленговать. Вы с Леном возьмете обычные.
Лен знал, что еще не очень ловко обращался с антеннами. И стремился поскорее приспособиться. Сев за стол и отрезав себе хлеба, он принялся рассматривать фотографии на облицованных плиткой и не занятых картами стенах. Фотографии, которые Штальдер и Геллерт делали «в полях» за последние годы. Рыси на воле. Самка Мила с двумя детенышами, сразу после их рождения. Рена — только кисточки на ушах и острый, как нож, взгляд. Следы на снегу, ведущие с открытого поля к лесной опушке, под ослепительным солнцем, внизу подпись: «Зико». Все это рыси, чьи лапы могли теперь лежать в Берне у судмедэкспертов.
Лен мог бы отнестись к этому с безразличием. В конце концов, он ведь просто проходил альтернативную службу. Через три с половиной месяца он уедет отсюда обратно в город и станет искать новую работу. Быть может, его завораживала смена обстановки — здесь, в Альпах, где у него еще не сформировалось привычек. В Альпах, из-за рысей переставших быть лишь кулисой, на фоне которой, как на открытке, достаточно было запечатлеть яркий силуэт под отливающим стальной синевой небом. Или, может, он не мог забыть вида усыпленной, ровно дышавшей Мены. Так или иначе, Лен с некоторым раздражением констатировал: внутри него теплилось нечто похожее на надежду, что присланные лапы отрублены у рыси без передатчика.
Удовлетворившись тем, как его процитировали в статье, Штальдер подсел к столу.
— Что ты сказал журналисту? — спросил Геллерт.
— Ничего особенного. Ты бы сказал то же самое, — отозвался Штальдер. — Что хотя в прошлом году и было зарегистрировано рекордное число задранных овец, все равно сто пятьдесят семь из тридцати девяти тысяч — это меньше, чем полпроцента.
Ему тоже хочется почитать, сказал Скафиди, выложил обжаренную с обеих сторон яичницу на тарелку и сел за компьютер.
— Не засиживайся в Сети, — предупредил его Геллерт. — Из-за этого не работает телефон, а мы ждем звонка от Беннингера.
— Лишний раз подключаться не обязательно, страничка «Тагблатта» еще на экране, — сказал Штальдер. — И Беннингер так быстро не отреагирует. Сначала ему надо навострить уши, хотя как только он объявится где-нибудь с рысьими следами на капоте, то все сразу рты позакрывают. А Шпиттелер, который, может, и знает браконьеров, будет отмалчиваться.
Скафиди спросил о Шпиттелере. Штальдер рассказал, какой цирк устроил высокомерный бородач Шпиттелер, когда прошлой осенью на одном склоне нашли трех задранных рысью серн.
Лену не терпелось узнать, как к рысям относится Ханс Цуллигер.
— Это и мне интересно, — проворчал Геллерт. Острый на язык Цуллигер вызывал у него подозрение.
С Цуллигером все в порядке, вступился Штальдер. Он, конечно, не фанат рысей, но и отстреливать их не станет. Они с Цуллигером разговаривали об овцеводстве, повадках рысей в зависимости от местности и возможности переселения нескольких диких кошек в Восточные Альпы. Цуллигер — реалист. На него можно положиться. А вот Шпиттелер, наоборот, вечно юлит.
Лену показалось, что Геллерт не вполне разделяет мысли Штальдера, потому что он отвлеченно смотрел в окно. Лен тоже перевел взгляд на улицу и впервые увидел снег, валивший так густо, что не видно было другого края Зимментальской долины. Он начал переживать, удастся ли провести удачное пеленгование в такую погоду. Вытащив из тарелки несколько свисавших туда растаманских прядей, он присоединил их к косичкам. Отметил, что никто не включил радио, и пронаблюдал, как Штальдер с отсутствующим видом намазывает на хлеб еще твердое масло.
Скафиди вернулся к столу и взял последний кусок хлеба.
— В газете лапам отвели так много места, даже удивительно.
— Актуальная тема, — подтвердил Штальдер. — В «Блике» фотография лап на первой полосе.
— Думаешь, нам придется убрать с карты одну булавку? — спросил Лен Геллерта, склонившегося над недавними пеленгационными бланками, разложенными на столе между антенной и тарелкой с кукурузными хлопьями.
— Это ты узнаешь сегодня, когда запеленгуешь бегущую без лап рысь, — встрял Скафиди, с молодцеватым выражением лица и куском яичницы во рту.
Был ли то базельский или северо-итальянский юмор, так и осталось загадкой. Штальдер подавил улыбку, Геллерту было не смешно.
— Это точно не лапы Тито, Телля и Сабы, их пеленговали в тот же день, когда пришла посылка, — сказал Геллерт, рассматривая на булавки.
— И точно не Мены, — добавил Штальдер. — Лапы из посылки явно не принадлежали худенькой семнадцатикилограммовой самке.
— Откуда ты знаешь? Ты же их только по ящику видел, — сказал Геллерт.
— Я, конечно, могу ошибаться, но я уверен, что это не Мена.
Геллерт не стал спорить и снова углубился в бланки. Скафиди скрипнул ножом по тарелке.
Геллерт зашарил по столу в поисках ложки, которой начинал есть хлопья, не нашел ее и махнул рукой. Продолжил говорить, назвал имена Геры, Сабы, Балу и Рены — с ними все было в порядке, их пеленговали позавчера, то есть когда посылку уже отправили. И все же присланные лапы могли быть отрублены у рыси с ошейником. Геллерт подытожил:
— Мила, Кора, Вино, Зико, Неро и Мена.
Штальдер запил кусок хлеба холодным молоком.
— Я же говорю, Мену можешь вычеркнуть. Но на всякий случай, запеленгуем и ее, запеленгуем всех, всех шестерых и всех сегодня.
— Да, — откликнулся Геллерт, найдя свою ложку рядом с телевизором.
Там уже некоторое время висела экранная заставка. «В счастливейшие мгновенья я чувствую себя под угрозой вымирания», — так звучала строка, мерцающим синим шрифтом плывшая по экрану. Сегодня эти слова показались Лену особенно странными: хотя они и имели отношение к сохранению видов, но то, что их написал какой-то зоолог, было полнейшим абсурдом. Лен вспоминал только что названные имена рысей, наверняка ассоциировавшиеся у Штальдера и Геллерта с многочисленными картинками, которые они, не долго думая, могли бы прикрепить к карте булавкой.
Геллерт принялся за размякшие хлопья.
Штальдер отложил хлеб в сторону, исчез в комнате альтернативных служащих, где рядом с двухъярусной кроватью лежали ловушки, сети, инструменты и западни, вернулся со старым приемником, вынул аккумуляторы из зарядного устройства, проверил заряд и вставил их в приемник.
Зазвонил телефон. Он стоял на подоконнике в углу комнаты, у стены с картами — чтобы можно было быстро ориентироваться во время разговоров о координатах, обнаружении задранной жертвы или безуспешном пеленговании. Геллерт снял трубку. Звонил руководитель проекта Пауль Хильтбруннер, некоторые из его слов долетали и до стола. Лен не понимал, о чем идет речь. В основном говорил Хильтбруннер, Геллерт чаще всего кивал головой и поддакивал, ни разу не переведя взгляд на карту. Вставляя в приемник двенадцать батареек, Штальдер то и дело посматривал на Геллерта, словно спрашивая, в чем дело.
